3154

на фоне кризиса всех метафизических измерений человека возникает фигура продвинутого потребителя, чьи бытие и сознание ограничены горизонтом повседневности, гарантированы общественной стабильностью, позитивной наукой и властью масс-медиа.

Ключевые слова: человек, одномерный человек, социальная многомерность, культура, отчуждение, власть.

A.A. Mironova

Perm National Research Polytechnic University

MARCUSE RETURNS OR THE SOCIETY

OF ONE-DIMENSIONAL MEN

This article is a fragment of the report at the scientific conference which is dedicated to theme of alienation in interpretation of the Frankfurt School. The theses reveals the phenomenon of one-d imensionality: in modern capitalistic society during the crisis of metaphysical human dimensions appears an advanced consumer, whose being and mind are limited to everyday life, guaranteed social stability, positivism and the power of the mass-media.

Keywords: human, one-dimensional man, social multidimensionality, culture, alienation, power.

Согласно Г. Маркузе, «развитая индустриальная цивилизация – это царство комфортабельной, мирной, умеренной демократической несвободы, свидетельствующей о техническом прогрессе» [1, с. 264]. Иными словами, западное нетоталитарное общество тоталитарно в том плане, что оно осуществляет полную координацию не только необходимых профессий, умений, но и потребностей, устремлений каждого человека. Однако изменилось ли что-либо со времени Маркузе? Насколько черты одномерного человека проявляются в современном человеке? Можно ли назвать это глобальной проблемой человечества и каковы пути ее решения?

Слово «одномерный» имеет два корня: -одн- и -мер-. По С.И. Ожегову, одномерный – имеющий одно измерение. Таким образом, можно сказать, что одномерность в обществе свидетельствует о результате тотальной отчужденности индивидов от действующих институтов, других людей и даже от самих себя.

Свойство одномерности присуще западной цивилизации, индустриальному обществу. Как известно, данный тип общественного развития обладает следующими чертами: подчинение природы средствами научно-технического прогресса, сдерживание качественных перемен, ярко выраженный классовый антагонизм, переход власти в руки собственников и относительно малая социальная мобильность.

По мнению Маркузе, достигнутый уровень науки и техники подталкивает людей подчиняться системе ложных (материально-потребительских) потребностей. Результатом такого общественного контроля является одномерный человек.

211

Одномерные люди – это пассивные индивиды, запросто поддающиеся манипуляциям, репрессиям со стороны различных политических верхушек. Человек по своей природе двумерен (или даже многомерен), но в связи с усилением репрессивного давления со стороны общества начинает происходить движение к одномерности. Одномерный человек – это человек, не способный мыслить критически, смотреть на общество и на свое место в нем со стороны, поэтому его культурное многомерное развитие априори невозможно. Сам того не замечая, он позволяет управлять собой и своим сознанием, принимая, к примеру, ложные потребности как необходимые, первостепенные и наиболее важные для него. Более того, такое поведение его устраивает. Маркузе именует это ложным мышлением и поведением.

Откуда возникает эта тяга к материально-потребительскому отношению? СМИ пользуются этим фактором как нельзя лучше, выдавая частные интересы за интересы отдельного человека, политические интересы – как единственно правильные и возможные, умело манипулируя обществом, настойчиво предлагая человеку то, что принесет прибыль, а не то, что нужно ему самому.

В одномерном обществе нет свободы мысли. Маркузе заметил: «Его (общества. – А.М.) производительность разрушительна для свободного развития человеческих потребностей и способностей; его мирное существование держится на постоянной угрозе войны, а его рост зависит от подавления реальных возможностей умиротворения борьбы за существование…» [1, с. 256].

Явно негативной чертой развитого индустриального общества является сдерживание проявления радикальных сил в обществе при помощи техники (в предшествующем ему традиционном обществе такое сдерживание выполнялось посредством насилия). Считается, что при постоянно повышающемся уровне жизни бессмысленно проявлять неподчинение по отношению к системе, потому что это чревато негативными санкциями. Можно сказать, что это общество иррационально в своей самости, так как ни люди, его населяющие, ни власть не осознают саму суть этого общества, не видят проблему.

Культурная проблема также стоит очень остро. Так, Маркузе говорит, что «достижения и неудачи современного общества лишили высокую культуру ее прежнего значения» [1, с. 319]. «Подобно технологии, искусство творит иной универсум мышления и практики, враждебные существующим, хотя и помещающиеся внутри него» [2, с. 498]. Однако это не говорит о тотальном вырождении высокой культуры.

Таким образом, одномерное существование имеет очень ограниченный смысл, а человек, носитель такой одномерности, обречен, ведь он теряет интерес к трансцендентному. Чем сильнее рациональность воплощена в технике, тем более заметны негативные изменения в рассудке индивидов, их поведении и реакции на изменяющиеся условия окружающей их жизни. Парадокс в том, что сумма рациональных обезличенных технологий, господствующих в мире, все больше принимает иррациональный характер в силу высокой степени подчинения индивида навязанным обществом потребностям.

212

Список литературы

1.Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: исследование идеологии развитого индустриального общества / пер. с англ. – М.: АСТ,

2003. – 526 с.

2.Шинкова С.С. Проблема социокультурного отчуждения человека в философии Герберта Маркузе // Вестник Оренбург. гос. ун-та. – 2006. – Вып. 10-1. – С. 1–6.

3.Фромм Э. Иметь или быть? – М. : АСТ Москва, 2009. – 442 с.

4.Дебор Г.Э. Общество спектакля / пер. с франц. С. Офертаса и М. Якубо-

вич. – М.: Логос, 1999. – 224 с.

Д.Д. Ермакова, Л.В. Курбатова

Пермский национальный исследовательский политехнический университет

ПРОСТАЯ ДОРОГА В ИНОБЫТИЕ

Рассматривается использование сквернословия, несмотря на культурное богатство русского языка. Перед нами стоит задача – выяснить, как нецензурная лексика связана с инобытием. Для решения этой проблемы прежде всего необходимо изучить истоки сквернословия. Необходимо также рассмотреть демократизацию как фактор, повлиявший на развитие употребления бранных слов. Основные вопросы, требующие ответа: что происходит с человеком, когда он использует в своей речи обсценную лексику, и как с этим бороться?

Ключевыеслова: сквернословие, ненормативная лексика, оскорбительные слова, русский язык, другая реальность, демократизации общества, культура, деградация нации.

D.D. Ermakova, L.V. Kurbatova

Perm National Research Polytechnic University

SIMPLE WAY TO OTHERNESS

In this study, we have identified and partially solves the following problem: the use of foul language by man, in spite of the cultural richness of the Russian language. Before me there is a problem: figuring out how to obscene language associated with otherness. To solve this problem, you must first examine the origins of the phenomenon - profanity. It is also necessary to consider democratization, as a factor that influenced the development of expletives. And the main questions to be answered: what happens to a man when he uses in his speech insulting words? And how to deal with it?

Keywords: ribaldry, profanity, abusive words, Russian language, otherness, the other reality, the democratization of society, culture, the degradation of nation.

213

Что такое инобытие? По нашему мнению, инобытие – это та реальность, в которую мы попадаем, когда совершаем поступки, полностью противореч а- щие правильным с точки зрения культуры поведения и моральных норм действиям, т.е. когда человек делает что-то не так, как того требует разум. К примеру, только что вы были честным и вдруг почему-то соврали. Утратили право быть честным. Почему? Ответ прост: человеку кажется, что, солгав, он быстрее и с наименьшими потерями справится с какой-либо ситуацией , т.е. таким образом он ищет легкий и быстрый выход из ситуации. Когда мы делаем что-то не так, по-другому, наоборот, что -то , противоречащее разумным действиям, мы, по нашему мнению, и попадаем в другую реальность.

Где находится инобытие? Снаружи или внутри каждого из нас? Предполагаем, что оно находится внутри человека. Каждый из нас на протяжении всей жизни находится в экзистенциальном «серфинге» между двумя реальностями, одинаковыми по силе. Мы сами выбираем, когда и в какой реальности нам существовать. Похоже, что инобытие, существующее внутри человека, это и есть так называемое альтер эго. Однако тогда возникает ряд других вопросов: как наблюдать себя? как бороться с неконтролируемым деструктивным поведением? и стоит ли вообще с ним бороться? Стоит. Самое главное оружие в этой борьбе – контроль эмоций. Человек в состоянии научиться контролировать эмоции внутри себя. Все поступки мы совершаем, испытав какую-либо эмоцию. Чаще всего эмоции овладевают разумом, и тогда, совершая «неправильные» поступки

ивысказывая «не те» слова, мы попадаем в другую реальность, в инобытие [1].

Впоследнее время эта другая реальность все сильнее затягивает людей, потому что она кажется человеку более простой. Люди думают, что существовать в инобытии намного проще и. лучше Можно не бояться показаться неправильным, можно не стараться быть другим, быть всем довольным. Приведем философский анекдот, подтверждающий высказанное нами мнение: «Ползет мужик по пустыне, изнемогает от жажды: “Господи, как же я пить хочу, об одном молю: дай воды…, а ты мне уже третий день лопаты сбрасываешь!”». В этом примере ярко прослеживается то, что человеку легче существовать в инореальности. Он просит, чтобы Бог дал ему воды, а сам для этого ничего не делает. Так и в жизни: человек попадает в инобытие, потому что ему кажется, что так легче жить, но в итоге ничего не получает. А надо было приложить чуть больше усилий в реальной жизни и получить все то, что хочешь. Еще Платон говорил, что невежество тем и скверно, что человек доволен вполне своим примитивным существованием [2].

Инобытие напрямую связано с культурой речи. Почему человек произносит бранные слова, несмотря на богатство русского языка? Эмоции овладевают разумом человека, и он, не раздумывая, произносит нецензурные выражения. Ему кажется, что так он лучше выразит свои эмоции, и остается вполне доволен собой. Бранные слова, на первый взгляд, кажутся наиболее простыми и способными наиболее полно выразить эмоции человека. Используя обсценную лексику, человек попадет в другую реальность. Имея возможность выразить свои эмоции при по-

214

мощи нормативных слов, мы все равно используем мат. А зачем? Опять же ищем более простой способ существования, инобытие поглощает нас все больше, и выйти из него с каждым разом все труднее. Таким образом, существование человека упрощается до бескультурья. Современная ситуация демонстрирует, к сожалению, что великий и могучий русский язык гибнет за ненадобностью. За «неухоженностью» души скрывается безразличие к красоте этого мира, в частности безразличие к своему языку. Инобытие побеждает.

Есть прекрасная пословица: «Встречают по одежке – провожают по уму». Ум – это и слова, с помощью которых мы выражаем свои мысли. Слово – удивительный дар, которым обладает только человек. К большому сожалению, уровень речевой культуры в последнее время стал резко снижаться. Все чаще в повседневной жизни приходится сталкиваться с бранными и вульгарными выражениями. Сейчас это явление – неотъемлемый элемент нашей жизни, в том числе и студенческой.

О происхождении языка люди задумывались давно. Одни были уверены, что это бесценный дар Бога; другие объясняли появление языка в результате превращения обезьяны в человека; третьи доказывали, что все произошло само по себе. Но каждый понимал, что именно язык делает человека человеком. Ксожалению, наша речь может быть не только доброй, но и злой, жестокой и оскорбительной. Ругань противоестественна. Ее цель не сблизить, а, наоборот, разобщить людей, провести между ними границу [1].

Мат в нашей стране знаком многим. Демократизация общества привела к тому, что люди стали свободнее выражать свои мысли, смелее принимать участие в обсуждении общественно значимых вопросов, речь стала раскованнее. Вместе с тем свободу слова многие восприняли как вседозволенность. Бранные слова очень часто встречаются на страницах газет и журналов, в скабрезных анекдотах, в речи политиков, деятелей культуры. В этом видится проявление особого зла, особой речевой агрессивности, направленной против естественной стыдливости нормального человека. Невинная привычка употреблять бранные слова – признак деградации любой культуры, духовного и нравственного разложения, присутствия другой реальности. Используя повсеместно и повседневно мат в разговорной речи, люди, сами того не подозревая, совершают сокровенный ритуал, призывая зло изо дня в день, попадая тем самым в инореальность [4]. Слова не что иное, как электромагнитные колебания. Они влияют на молекулы наследственности. Мат закладывает противоестественные программы, в частности программу самоликвидации. Таким образом, проблема деградации современного российского общества стоит очень остро.

Список литературы

1.Мат – путь к саморазрушению // Березниковская неделя. – 2008. –

№34. – С. 16.

2.Платон. Диалоги. – М.: Азбука-классика , 2015. – 448 с.

215

3.Довгополова О.А. Антропология исторического. – Одесса: Феникс,

2015. – 101 с.

4.Сквернословие и его последствия [Электронный ресурс]. – URL: http://stud24.ru/pedagogy/skvernoslovie-i-ego-posledstvie/320816-962969- page1.html (дата обращения: 09.04.2016).

Н.А. Мусеев

Пермский национальный исследовательский политехнический университет

ОНТОЛОГИЯ МЕТАФОРЫ: КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ПРОГРАММА МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Рассматриваются методологические основания междисциплинарного исследования метафоры в дискурсе онтологического обращения. В рамках данного подхода метафора рассматривается как медиальная (медиумальная) лексема бытия.

Ключевые слова: метафора, междисциплинарный подход, событие произведения, фундаментальная онтология.

N.A. Museev

Perm National Research Polytechnic University

ONTOLOGY OF METAPHOR: THE CONCEPTUAL PROGRAM

OF INTERDISCIPLINARY RESEARCHES

In the article methodological foundations of the metaphor's interdisciplinary researches through ontological discourse are considered. In this way metaphor is regarded as medial (mediumistic) lexical element of being.

Keywords: metaphor, interdisciplinary research, event of writing, fundamental ontology.

Втекущей культурно-исторической ситуации, характеризующейсяотриц нием старых и поиском новых философских оснований, в состоянии трансформации ключевых представлений о бытии и месте человека в нем, искусство все большее претендует на статус универсального источника, метода и языка познания мира. В связи с этим возрастает роль метафоры как инструмента актуализации фундаментальных категорий бытия и культуры, а также как инструмента создания возможных (вероятных) миров, что находит свое отражение как в актуальном языке философии, так и в современной художественной практике.

Внастоящее время существует значительное число работ, посвященных теории и практике метафоры. Т.Г. Галушко отмечает, что попытки понять метафору (как риторическую фигуру) имеют более чем двухтысячелетнюю историю [1, с. 18]. Сегодня метафора становится предметом исследования в различных облас-

216

тях гуманитарного знания. Наукометрический анализ показывает, что с каждым годом поток публикаций, посвященных данной проблеме, в лингвистической, филологической и философской научной периодике активно возрастает.

Отметим, что исследование метафоры в междисциплинарном пространстве мысли предполагает создание общей теории метафоры, позволяющей прояснить ее глубинное содержание не только в гносеологической перспективе (как эпистемологического, лингвокультурологического когнитивного феномена), но и в онтологической, вскрывая фундаментальные аспекты бытия метафоры и мира предельных объектов, которые она актуализирует.

Говоря о поле, собирающем воедино палитру дисциплин, Н. Автономова справедливо отмечает, что философы и филологи только начинают активно обсуждать вопрос о необходимости движения филологии и философии навстречу друг другу [2, с. 256–283]. Отметим, что именно междисциплинарный подход в пространстве современной мысли о бытии, языке и культуре способен при в- нести в исследование метафоры необходимую глубину. Это пространство «мысли на пересечениях» открывает возможность конструировать новые концепты (не ограниченные рамками дисциплинарных матриц), расширяя тем самым ареал дискурса интерпретации текста культуры. Подчеркнем, что, пройдя ряд парадигмальных «поворотов» (антропологический, визуальный, лингвистический), междисциплинарное пространство мысли только начинает обретать валидность в академической среде.

Ввиду «лингвистического поворота» [3], обозначенного Р. Рорти, отметим в качестве отличительной особенности современной культуры всестороннее обращение к проблемам языка. Определяющим движение исследования становится положение, указывающее, что существование человека, культуры и мира опосредовано языком и происходит внутри языка. Е.Е. Бразговская отмечает, что аксиома об априорном предшествовании вещей своему появлению в языке (концепция божественного творения, материализм) заменяется положением о существовании вещей в «языковом каркасе» (Р. Карнап) [4, с. 11]. Это положение обусловливает необходимость включения в исследовательский горизонт интеллектуального ландшафта художественной картины языка. Мы входим в пространство художественного опыта и источника этого опыта, в пространство сущего, в медиумальной природе которого открывается бытие в своем становлении. Речь идет об искусстве и литературе как о таком медиуме. Мы утверждаем данное положение, памятуя, что если сегодня и можно ссылаться на очевидность различения литературы и философии, то «сама эта ссылка ничего не говорит о полной условностей природе этой очевидности» [5, с. 16], на что указывает и Г.-Г. Гадамер, отмечая: «...произведение художественной литературы имеет преимущественное отношение к истолкованию и тем самым выступает в непосредственном соседстве с фи-

лософией» [6, с. 126].

217

«Инструментальную» функцию метафоры в дискурсе междисциплинарного анализа можно представить как репрезентацию идеальных объектов (как то: целое, бытие и небытие, истина, мир и др.), заключенных в текстуальное пространство художественного произведения. В семиотической теории репрезентация рассматривается как знаковая процедура, заключающаяся в соотношении когнитивных структур знания (базирующихся на индивидуальном опыте восприятия мира) с их воплощением в языковых формах, другими словами, в языковой объективации опыта восприятия мира. Е.С. Кубрякова определяет данную процедуру как «заместительную функцию» [7, с. 14]. В модально-семиотической теории метафора рассматривается как детерминанта, обусловливающая метафорическое употребление языка. Когнитивный потенциал метафоры позволяет актуализировать и репрезентировать прежде недоступные объекты и фрагменты реальности.

Врамках «цивилизации образа» (image-oriented) когнитивные метафоры как формы визуально-образного познания предстают полноправным инструментарием современного научного (в равной мере художественного) мышления. Отметим, что когнитивно-семиотический аспект представляет собой и с- следование плана выражения.

Вфилософской перспективе метафора может рассматриваться как телопроизведение (corps), участвующее в производстве события как уникального явления алетейи – «несокрытости бытия» (М. Хайдеггер). Искусство в данном ключе предстает упорядоченной совокупностью (corpus): поэмой о бытии – поэтическим высказыванием бытия в Dasein как особом регионе сущего. Эта область восходит к анализу структуры события произведения – к определению места и роли метафоры в процессе из-речения бытия. Данный аспект соответствует исследованию плана содержания.

Вкачестве философско-методологического основания исследования выступают фундаментальная онтология М. Хайдеггера и онтогерменевтика Г.-Г. Гадамера.

Врамках феноменологического движения XX в. Хайдеггер указывает на онтологическое различие, делая необратимый шаг в сторону того, что сегодня мы могли бы назвать современной философией. Отметим, что Хайдеггер соединил в своем философствовании (а Гадамер утвердил и прояснил) прежний онтологический опыт и новые способы его артикуляции, сохранив, с одной стороны, живое ощущение трансцендентальной незавершенности и напряженности мышления (характерные для классики), с другой – открыв такие предпосылки мышления, которые позволяют адекватно осмыслять бытие [8]. Мы также исходим из тех положений, которые приводятся учеными пермской философской школы в области онтологического обращения [8, 9]. В рамках избранной методологической программы мы можем определить ключевую интенцию работы – исследовать логику метафоры как медиальную лексему бытия. Данная постановка проблемы открывает доступ к прежде не исследованным областям бытия, языка и культуры.

218

Взаключение отметим, что сегодня, в эпоху, именуемую постмодерном,

вдискурсе междисциплинарных исследований открываются новые возможн о- сти для интерпретации метафоры, возникает новый язык, способный поддерживать непрекращающийся диалог о бытии (философия всегда оставалась учением о бытии). Философ здесь – человек, дающий бытию слово, предоставляющий бытию возможность высказать себя (в равной мере умолчать о себе). М.К. Мамардашвили отмечает: «То, что называется бытием, проявляется внутри особого разговора, оно есть аура, или облако, сопровождающее этот разговор… Бытие есть то, что существует и воспроизводится на волне усилия этого мышления или этого разговора» [10, с. 92]. Этим разговором является художественное произведение, инструментом актуализации же – метафора».

Список литературы

1.Галушко Т.Г. Метафизика метафоры и метафора метафизики // Вестник Ленингр. гос. ун-та им. А.С. Пушкина. – 2014. – Т. 7, № 1.

2.Автономова Н. Философия и филология (о российских дискуссиях 90-х гг.) // Ускользающий контекст. Русская философия в XX в. – М., 2002.

3.The linguistic turn. Resent essays in philosophical method / ed. and introduction of R. Rorty. – N.Y., 1967.

4.Бразговская Е.Е. Чеслав Милош: язык как персонаж. – М.: Летний сад,

2012.

5.Богатов М.А. Манифест онтологии. – М.: Скименъ, 2007.

6.Гадамер Г.-Г. Философия и литература // Актуальность прекрасного. – М.: Искусство, 1991.

7.Кубрякова Е.С., Демьянков В.З. К проблеме ментальных репрезентаций // Вопросы когнитивной лингвистики. – 2007. – № 4.

8.Железняк В.Н. Мышление и воля. Принцип тождества мышления и воли

вклассическом рационализме и его историческая эволюция. – Пермь, 2015.

9.Комаров С.В. Метафизика и феноменология субъективности: исторические пролегомены к фундаментальной онтологии сознания. – СПб.: Алетейя, 2007.

10.Мамардашвили М.К. Лекции по античной философии. – СПб.: АзбукаАттикус, 2012.

Э.Б. Кощеев

Пермский национальный исследовательский политехнический университет

«БАНАЛЬНОЕ ЗЛО» ДЕЦИЗИОНИЗМА

Рассматривается проблема политического зла. Концепция «банальности зла» Ханны Арендт выступает основой, с которой рассматривается и оценивается концепция суверенитета Карла Шмитта. Определение политического зла как отказа от критического суждения позволяет проследить связь

219

между деятельностью нацистских преступников и ролью суверена в политической теологии Шмитта.

Ключевые слова: политическая теология, политическое зло, децизионизм, критическое суждение, банальность зла, суверен.

E.B. Koshcheev

Perm National Research Polytechnic University

“BANAL EVIL” OF DECISIONISM

The article raises the problem of political evil. The concept of “the banality of evil”, Hannah Arendt speaks platform, which is considered and evaluated the concept of sovereignty of Carl Schmitt. The definition of evil as a political failure of the critical judgments allows you to trace the connection between the activities of Nazi criminals and the role of the sovereign in the political theology of Schmitt.

Keywords: political theology, political evil, decision, critical judgment, banality of evil, sovereign.

«Я считаю концепцию зла бесполезной», – такими словами начинается небольшая заметка Саймона Кричли, английского философа, ныне популярного в интеллектуальных кругах [1]. Он полагает, что заимствованный из теологии язык добра и зла в политике приводит к чудовищным результатам. В целом его позиция может вызывать только понимание и согласие. Никто не будет спорить с тем, что стремление политиков трактовать события в терминах зла, навешивать морализаторские ярлыки на оппонентов может иметь смертоносную силу. Сегодня это добро, завтра – зло. Этот поистине оруэлловский трюк в политике известен давно. Например, Т. Гоббс без лишних сантиментов и пафоса отмечает, что «... слова “,добро” “зло” и “пустяк” всегда употребляются в относительном смысле в зависимости от того, кто их употребляет, так как ничто не бывает чем-либо таковым просто и абсолютно и никакое общее правило о том, что есть добро и что – зло, не может быть взято из природы самих объектов» [2, с. 39].

Не вызывает сомнений и тот факт, что риторика зла, как говорит Кричли, также неуместна для языка политического анализа. То, что могут позволить себе политики, не могут позволить политологи (социологи, экономисты). Секуляризация общественной жизни, институционализация социальных и гуманитарных наук, в том числе и на позитивистский лад, немало способствовали очищению ученого языка от разного рода теологических и метафизических наслоений, поэтому употребление риторики зла современным политологом будет свидетельством его дурного вкуса и попросту непрофессионализма. Однако стоит нам шагнуть в область социальной и политической философии, как тут же мы обнаружим приверженность авторов тем способам мышления, речевым оборотам и языку описания, который складывался на протяжении нескольких тысяч лет и, признаться, мало изменился. Иначе говоря, стремление осмыслять

220