Коргун В. Г. - История Афганистана. XX век - 2004 (текст поверх изображения)

подожжены отель и гараж, в котором находилось 20 грузовиков, ангар с самолетами. Все награбленное тут же продавалось в Хайбарском проходе. Мир Заману удалось вытеснить мятежные отряды из города, но они расположились в пригородах, часть их направилась в сторону Кабула, по пути перерезая телефонные и телеграфные провода.

Тем временем 7 декабря в Ницце, на юге Франции, в британское консульство явился брат Надира Хашим-хан. Он попросил консула отправить в Лондон сообщение, что у него и Надира есть важная информация о ситуации в Афганистане и что они готовы вернуться на родину. Он просил прислать из Лондона кого-нибудь для получения информации до того, как они уедут в Афганистан. Здесь потребуется, заявил он, глубокая конспирация, поэтому он и его брат не могут приехать ни в Париж, ни в Лондон. Он настаивал, чтобы посланец из Лондона знал персидский язык, так как оба не могли как следует объясниться на английском и совсем не знали французского.

Когда об этом узнал английский посланник Хэмфрис, он очень встревожился и не рекомендовал устраивать такую встречу с братьями и предоставлять им транзитную визу для проезда через Индию. Надиру же вежливо объяснили, что такого человека они не могут найти. В секретном документе Форин офиса по этому поводу было сказано следующее: «Есть большая вероятность того, что братья намереваются отправиться в Афганистан для сотрудничества с мятежниками»233.

После того как Бачаи Сакао отвел свои отряды в Кухдаман, Аманулла 7 января освободил из тюрьмы хазрата Гуль Ага Моджаддиди и его племянника Маусума. Он просил их отговорить влиятельного муллу Ахунд-зада из Тагао от поддержки Сакао. Одновременно он послал эмиссара в Индию к хазрату Шер Ага, находившемуся там в ссылке, с извещением об освобождении из тюрьмы его брата. Накануне сам Гуль Ага послал своего человека за границу с наказом узнать чтонибудь о судьбе своего брата.

В один из этих критических для его власти дней Аманулла под давлением своей честолюбивой матери выступил перед народом. Он сказал, что судьба людей в их собственных руках, предупредив, что, если они откажутся защищать город, их дома будут ограблены мятежниками, а жены изнасилованы. В ответ один из старейшин упрекнул короля в том, что тот ослушался его советов относительно снижения темпов реализации реформ. Другие участники митинга поддержали старейшину. Аманулла был раздражен и вернулся во дворец234.

С 26 мая он жил в Мираншахе, в 15 км от границы, работая в качестве авиамеханика под именем Томаса Шоу. В своих письмах брату и своему другу Бернарду Шоу он жаловался на то, что числится там в качестве авиамеханика, а на самом деле его используют как машинистку. И хотя британское правительство утверждало, что его пребывание на границе не связано с событиями в соседнем Афганистане, в письмах Лoyренса содержались весьма любопытные идеи, указывающие на его заинтересованность в региональной политике. Так, в одном из писем в 1927 г. он утверждал: «Мы можем достать Россию через Турцию, Персию, Афганистан или Китай. Самым опасным пунктом является Афганистан... Меня очень интересует Россия, и мне кажется, столкновение (между Россией и Великобританией. — В. К.) неизбежно»238.

Британское посольство не могло игнорировать беспокойство афганского правительства в связи с пребыванием Лоуренса вблизи границы. Посланник Хэмфрис просил Дели постоянно информировать его о местопребывании полковника с тем, чтобы всегда опровергнуть сообщение о том, что Лоуренс находится вблизи границы или проник в сам Афганистан. Правитель Дакки получил из Кабула фотографию Лоуренса с просьбой от афганских властей арестовать полковника, если он там появится. В Афганистане распространялись также слухи о том, что на востоке страны появился шейх с голубыми глазами по имени Пир Карам Шах, которого там до этого никто не видел. И хотя слухи не подтвердились (американский историк Л. Пуллада утверждает, что человек, выдававший себя за шейха, был арестован недалеко от г. Матуна на индийской территории и им оказался немец Спарлинг, бежавший в Индию из Кабула от своих кредиторов239), англичане сочли за благо отозвать Лоуренса из Индии240.

Тем не менее обстановка вновь обострилась с появлением очередного претендента на афганский престол. Это был Мухаммад Омар-хан, племянник сардара Аюб-хана, героя битвы при Майванде, покинувшего Афганистан в 1888 г. Он бежал из-под надзора индийской полиции 22 декабря и через несколько дней пересек афганскую границу. «Если Омар провозгласит себя эмиром Афганистана, — писал в своем донесении Хэмфрис, — то Кабул будет рассматривать это как бесспорное доказательство британской интриги». Афганский посланник в Лондоне Шуджа уд-Даула-хан представил в Форин офис ноту, обвиняя Великобританию в том, что она содействовала проникновению Омара в Афганистан. Прибыв в зону племен, он пытался возглавить восстание241.

Аманулла начал осознавать, в какой опасной ситуации он оказался. Он понял, что надо что-то менять. В конце декабря он вернул муллам их контроль над судопроизводством. В дни, когда Бачаи Сакао предпринял нападение на Кабул, Аманулла закрыл женскую школу в столице. Вслед за этим закрылись все остальные женские школы. 6 января король выпустил фирман (указ), в котором содержался отказ от многих реформ. В частности, он о&ьявил о том, что женское образование вообще упраздняется. Девушки, посланные в Турцию, возвращаются на родину. Всем женщинам, включая королеву и принцесс, предписывается в обязательном порядке носить чадру. Отменяется также обязательное ношение европейской одежды. Муллам разрешается свободно преподавать без предъявления сертификата, подтверждающего получение образования. Это распространялось и на выпускников Деобанда. Солдаты могли иметь духовного наставника. Выходной день в пятницу был восстановлен. Возвращалась старая система набора в армию — «хашт нафари».

Аманулла отменил свой Гражданский кодекс и объявил, что муллы «будут следить за соблюдением религиозных законов в государстве и приводить их в соответствие с велением времени». И еще одна уступка была сделана духовенству: король объявил, что назначит специальных чиновников (мух- тасибов) в каждой провинции, которые будут наблюдать за исполнением религиозных предписаний. Наконец, король согласился сформировать Совет из 50 «самых уважаемых религиозных светил и ханов племен» и обещал следовать их советам и соблюдать законы ислама так, как они трактуются ортодоксальным духовенством. Любое предложение правительства должно быть подтверждено Советом242.

Это отступление было настолько неожиданным для многих, что некоторые советовали своим друзьям не принимать указ всерьез, уверяя, что в лучшие времена король вернется к своим прежним, прогрессивным преобразованиям.

Указ Амануллы также объявлял амнистию мятежникам из Кухистана, за одним исключением: она не распространялась на Бачаи Сакао, его верного соратника Сейида Хусейна и сто их ближайших последователей. Король предложил премию за голову первых двух в размере 40 тыс. рупий, а за каждого из сотни — по четыре тысячи. Однако мятежные шинвари требовали большего, чем он предложил. Король ждал вестей из Джалалабада.

Кабул замер в ожидании решающих событий. Бачаи Сакао вновь захватил город Джабаль ус-Сирадж. Хотя сам город не

имел большого стратегического значения для правительства, однако там находилась единственная ГЭС, снабжавшая Кабул. Она была выведена мятежниками из строя. Для жителей это была небольшая беда, так как свет был лишь в королевском дворце и домах немногих вельмож. Однако остановилось производство на оружейном заводе.

Появились признаки надвигающейся паники. Махмуд Тарзи, который давно уже забыл о своих религиозных обязанностях, вдруг стал усиленно цитировать Коран, перебирая четки. Его теперь сопровождали муллы. Гулам Сиддик отпустил бороду и выбросил свою европейскую шляпу. Королевский дворец стали охранять хазарейские добровольцы.

11 января крупная часть правительственных войск во главе с Махмуд-ханом Яваром, посланная в поддержку джалалабадскому гарнизону, под Джагдалаком попала в засаду, устроенную племенами джаббар-хель, гильзаи и хугиани. Сначала они захватили небольшое подразделение этих войск и, переодевшись в военную форму, проникли в лагерь Махмудхана Явара, захватив целиком всю часть243.

Эта новость еще не успела дойти до Амануллы, как Бачаи Сакао вновь активизировал свои действия. Он разбил свой отряд на небольшие группы, которые постепенно занимали подступы к Кабулу. В городе были расклеены его листовки, где объявлялась награда в 60 тыс. рупий за голову Амануллы. Король перестал даже посещать мечеть, сославшись на недомогание. Впервые на рынке исчезла мука.

13 января группировка правительственных войск во главе с генералом Мухаммадом Омаром была окружена в нескольких километрах к северу от Кабула. Стоял густой туман, потом пошел снег. Положение было безнадежным. Генерал понял, что без помощи из Кабула он обречен на поражение. Вдруг он услышал голос из тумана, объявлявший о том, что войска окружены одиннадцатитысячной армией, посему должны сложить оружие и сдаться. Ничего не видя вокруг, Омар приказал солдатам сложить оружие. Оказалось, что голос принадлежал младшему брату Бачаи Сакао, у которого было только полторы сотни бойцов.

Мятежники заняли ближайший к Кабулу форт в Кухдамане и стали обстреливать из орудий предместье Кабула Баг-е Бала. Артиллерия короля не отвечала. Его войска поспешно отступали. В городе осталась лишь небольшая гвардейская часть во главе с офицерами турецкой военной миссии. В этой обстановке Аманулле ничего не оставалось, как просить своего брата Инаятуллу занять трон, хотя принц ранее неоднок-

ратно отказывался обсуждать этот вопрос. Понимая, что трагедия, в которую втягивается Афганистан, исходит от личности Амануллы, Инаятулла на сей раз согласился.

Аманулла подготовил план отречения от трона. Ему нельзя было отказать в мужестве. У афганских королей была поистине страшная судьба: одних ослепили, другие прошли через длительное тюремное заключение, третьих пытали. Но все это делали с ними люди, лояльные им. Ни один из афганских правителей не попадал в руки бандитов. Во время переговоров с королем Бачаи Сакао, которого подталкивали муллы из Кухистана, потребовал, чтобы Аманулла подписал ему амнистию с клятвой на Коране, но тайный совет короля не разрешил ему это делать, ибо это была бы слишком большая честь разбойнику. Конечно, Аманулла мог сам возглавить свои войска и повести на решающий бой против Сакао. Вероятно, он так бы и поступил, если бы его противник был человеком королевской крови, полагает американская исследовательница Р. Т. Стюарт244. Аманулла предпочел отречение. Он выступил с обращением к народу со словами: «Благосостояние страны требует, чтобы я отошел от государственных дел, поскольку

восстания и кровопролития в стране происходят из-за ненависти ко мне»245.

14 января, сопровождаемый Махмуд-беком Тарзи, Гулам Сидциком и министром двора Якубом, а также личной охраной, Аманулла покинул Кабул, направившись в Кандагар.

В тот же день после обеда на многолюдном митинге было объявлено о том, что Аманулла отрекся от престола, стремясь избежать дальнейшего кровопролития, и дал клятву верности Инаятулле, призывая всех последовать своему примеру. После этого хазрат Гуль Ага Моджаддиди повязал королевскую чалму вокруг головы нового эмира, заметив, что тот будет править до тех пор, пока подчиняется религиозным законам.

Инаятулла собрал всех мулл, в том числе Гуль Ага, и просил их оповестить о его восшествии на престол правительственные войска и мятежников. Когда муллы вернулись в Кабул, вместе с ними были четыре тысячи мятежников. И вновь в столице возобновилась стрельба. Пользуясь смутой, Гуль Ага навестил Бачаи Сакао и сообщил ему о своем намерении занять престол. Но у него не было никаких шансов. «Ты ошибаешься, — резко возразил Сакао, — я буду эмиром»246.

Бачаи Сакао со своими отрядами вошел в город и занял под резиденцию дворец Баг-е Бала. На его сторону перешли

генерал Махмуд Сами и два брата Амануллы - старший, Хедаятулла, и младший, Карим. Все добровольцы, пришедшие ранее в Кабул защищать Амануллу, разошлись по домам, унося с собой оружие. В руках Сакао оказался весь город, кроме королевского дворца, в котором была охрана, насчитывавшая пять тысяч человек, и большие запасы продовольствия. В распоряжении Сакао были 16 тыс. человек. Он контролировал все стратегические позиции, аэродром, и у него была вся артиллерия. 17 января 1929 г. он предъявил Инаятулле ультиматум: сдаться в течение 24 часов, и в этом случае он гарантировал безопасность гарнизона. При отказе принять ультиматум Сакао был намерен штурмовать дворец.

Инаятулла понял, что ситуация безнадежна, и попросил Гуль Ага быть посредником на переговорах с Сакао. Сделав несколько челночных поездок туда и обратно, хазрат достиг соглашения между ними. Бачаи Сакао был провозглашен новым эмиром Афганистана под именем «эмир Хабибулла Гази, слуга истинной веры». Инаятулла письменно объявил о своем отречении и поклялся на верность новому эмиру. Гуль Ага обратился к британскому послу Хэмфрису с просьбой прислать самолет за Инаятуллой и перевезти его вместе с семьей в Кандагар. 18 января Инаятулла, правивший три дня, и члены королевской семьи вылетели на британском самолете в Пешавар, чтобы затем присоединиться в Кандагаре к Аманулле. Так завершился важный этап политического развития Афганистана, начало которому было положено приходом к власти эмира Амануллы в феврале 1919 г.

А теперь попробуем разобраться, почему реформы Амануллы не удались. Окончательная реализация программы модернизации была прервана восстанием, свергнувшим короля, но это вовсе не значит, что сами реформы были неудачными. Реформы были целостной программой, выходящей за рамки простой модернизации некоторых государственных и общественных институтов. Ярким примером этого могут служить экономические реформы, в первую очередь налоговые, которые стали своего рода базой для финансовых, торговых и аграрных преобразований.

Экономические, социальные, религиозные и военные реформы явились неотъемлемой частью политики создания конституционного государства, управляемого с помощью законов, в рамках которого в свою очередь стали возможны другие важные преобразования. Нам не известно, рассматривали ли Аманулла и его советники программу реформ в таких измерениях. Есть тем не менее немало косвенных признаков

этого в самой природе реформ и в заявлениях Амануллы, которые свидетельствуют о том, что он осознавал, что имеет дело с общественной системой как с единым целым и что он, по его словам, хотел совершить «революцию в каждой области национальной жизни»247.

Рассмотрение связей между реформами и антиправительственным восстанием должно начинаться с изучения социальных и религиозных реформ, поскольку именно они, по мнению большинства исследователей, стали основной причиной массового недовольства. Среди социально-бытовых реформ наиболее спорными представляются те преобразования, которые связаны с одеждой, женскими правами и семейными традициями, как, например, вступление в брак и похороны. Могли ли эти реформы вызвать социальный взрыв? Новые подходы к проблеме на основе современных источников и материалов дают отрицательный ответ. Реформы, касающиеся одежды, были непопулярны, но они действовали лишь в ограниченном пространстве. Большинство людей их игнорировало, да и сами реформы не особо навязывались. Кампания по эмансипации женщин встретила вполне понятное сопротивление, но она была, скорее, основана на убеждении, нежели на принуждении, и в целом была неэффективной. Попытки провести законы, касающиеся проблем брака и похорон, хотя и приняли форму принуждения, попросту повсеместно игнорировались.

Что касается в целом социальных реформ, то следует иметь в виду два важных фактора. Во-первых, большинство из них лишь слегка коснулись городского населения, а в зону племен и вообще в провинцию проникали лишь посредством слухов и, по существу, не требовали их исполнения. Вовторых, даже среди горожан эти реформы распространялись лишь на привилегированные слои. Остальные социальные группы города были практически ими не затронуты. Недаром британский посланник Хэмфрис в июле 1928 г. сообщал своему правительству относительно отмены обязательного ношения чадры: «Пока нет никаких признаков того, что массы принимают эту проблему всерьез»248.

Итак, если эти реформы затронули относительно узкий слой афганского общества и не были напрочь отвергнуты, на чем тогда основано утверждение о том, что восстание против Амануллы было вызвано сопротивлением этим реформам? На самом деле проблема состояла в том, что программа социальной реформации использовалась как пропагандистский материал для провоцирования против рефор-

маторов сельского населения и племен, то есть той части населения, которая как раз практически не была затронута этими преобразованиями и вообще не знала, в чем суть этих реформ, и потому легко могла быть обманута или введена в

заблуждение.

Политические, военные и религиозные преобразования были связаны с восстанием по-разному. Предложенные Амануллой реформы государственного управления не годились для трансформации племенного общества. Его идеальная модель государственной структуры выходила за рамки политической культуры того времени и частично была реализована лишь в 60-е годы. В период же правления Амануллы политическая система и структура власти были едва затронуты конституционной и законодательными реформами. Гораздо большее влияние на них оказали те политические реформы, которые усилили власть центрального правительства над зоной племен, а также меры по искоренению коррупции и привилегий, прекращению выплаты субсидий ханам племен, введением приписных свидетельств и системы призыва новобранцев по жребию. Это создавало угрозу племенным вождям, утратившим лояльность к королю в критический момент, когда разразился небольшой по масштабам мятеж.

Ханская верхушка расценивала вмешательство центральных властей в дела племен как угрозу их автономии и власти, а также как потерю привилегий. Она легко пошла на сотрудничество с религиозными лидерами, которые рассматривали религиозные реформы Амануллы как такую же угрозу их позициям и авторитету. Впрочем, король не стремился нанести ущерб религиозным лидерам, он лишь хотел просветить их, цивилизовать и обратить в свою веру, веру реформатора. Это оказалось невозможным в стране, где угроза сепаратизма всегда нависала над любой попыткой достичь национального единства. Недовольные муллы охотно присоединились к сепаратистски настроенным племенным вождям.

То же случилось с военной реформой, направленной на создание профессиональной и эффективной армии. И хотя сами по себе военные преобразования не были непосредственной причиной восстания, но, вызвав недовольство и брожение в армии, они привели к тому, что она оказалась неспособна противостоять мощному восстанию племен.

Что касается экономических реформ, то они дали непосредственный эффект: вырос национальный доход, расширилась торговля, возникла основа для развития общественных работ, коммуникаций, горных дел и промышленности. При

этом некоторые реформы пустили прочные корни в афганской экономике и во многом определили характер последующего экономического развития Афганистана. В первую очередь это относится к юридическому оформлению частной собственности на землю, вызвавшему появление класса частных землевладельцев. И хотя, как отмечалось ранее, частная собственность де-факто давно уже имела место в Афганистане (земельные участки продавались, покупались, дарились, передавались в наследство), теперь она стала легальной формой землевладения, что явилось серьезным отходом от феодальных форм собственности. Перевод налогов в денежную форму стимулировал развитие товарного производства и самого рынка. Унификация пошлин и налогов также привела к значительному росту государственных доходов.

Некоторые экономические новации Амануллы имели негативный побочный эффект. Так, попытка провести учет скота

иобложить кочевников-гильзаев налогом на скот, естественно, вызвала противодействие этих воинственных и традиционно полунезависимых племен. Изменение системы сбора налогов лишила многих ханов и маликов, которые до этого были основными сборщиками налогов, их традиционной кормушки. Программа дорожного строительства, особенно проведение дорог в зону племен, рассматривалась там со страхом

иподозрением не только как открытый путь к обложению их налогами, но и как инструмент государственного и административного контроля. Пример восставшего племени шинвари лишь подтверждает эту мысль: это был ответ на попытку правительства поставить под свой контроль дорожные сборы, ранее находившиеся в руках племени.

Итак, вряд ли можно однозначно утверждать, что непосредственной причиной восстания явились реформы Амануллы. Неудача его политики была обусловлена не столько социальными переменами и религиозными реформами, сколько попытками создать сильное централизованное правительство. Это была смертельная угроза для традиционных племенных вождей и мулл, и эта борьба между центральной властью и племенным сепаратизмом привела к кровопролитию и падению династии. Такого рода конфликт был характерен для фрагментарной природы власти и возник бы независимо от того, была ли реализована программа модернизации или нет. Вообще-то с этим сталкивались все афганские эмиры. И схема повторяется: появляется сильный харизматический лидер, подчиняющий племена и правящий до тех пор, пока по тем или иным причинам его власть не слабеет и не проис-