Коргун В. Г. - История Афганистана. XX век - 2004 (текст поверх изображения)

ходит взрыв. Ранее центральная власть обычно слабела со смертью такого лидера или в результате династической борьбы различных претендентов на престол. В случае с Амануллой эрозия политической власти произошла под воздействием ряда факторов, вызванных побочным эффектом его реформаторских усилий.

В первую очередь следует выделить недостаток политического опыта Амануллы и большинства его советников. До 1928 г. у короля не было информации из первоисточника о современном мире. Аманулла недооценивал значение наличия сильной политической базы для построения современного государства, и это удивительно, учитывая его печальный опыт во время Хостского мятежа, едва не стоившего ему трона. Вероятно, объяснение здесь следует искать в самом характере короля как личности. Аманулла твердо знал, что модернизация — это благо для Афганистана, и полагал, что она должна быть обязательно поддержана всеми афганцами. Он продолжал в это верить, даже находясь уже в эмиграции.

Аманулла вряд ли ясно ощущал внутреннюю политическую динамику происходящих событий. Тарзи уже к 1925 г. чувствовал, что власть короля серьезно подорвана. Он, очевидно, понимал, что сильной политической структуры, необходимой для поддержки программы модернизации, не существует. Тарзи как-то удачно заметил: «Аманулла создал кра-

сивый монумент без основания. Стоит выдернуть из него один кирпич, и он рухнет»249.

Ему нужны были преданные делу политические соратники, чтобы реализовать столь революционную, по его словам, программу модернизации. Льстецы, которые окружали его, вряд ли были способны выполнить эту роль, поскольку за пределами узкого придворного круга они не пользовались ни малейшим авторитетом. Другим источником для пополнения политических кадров были немногие вестернизированные младоафганцы, которые являлись, скорее, идеалистами, нежели прагматичными политиками. Король также остро нуждался в эффективной идеологии и поначалу надеялся найти ее в динамичном исламе. В годы его увлечения панисламизмом, то есть в течение первых четырех лет правления, он смог заручиться поддержкой религиозных лидеров, но затем, когда развеялся его ореол панисламиста, а реформы вторглись в сферу привилегий духовенства, этой поддержке пришел конец.

Вдобавок к политической организации и подходящей идеологии, в которых он нуждался, реформатору была нужна стройная система политических связей. Многие из его весьма

нужных реформ были либо неправильно поняты, либо искажены его противниками, а у него не было средств, для того чтобы правильно истолковать их народу. Ему просто не хватало грамотного человеческого материала: его газеты читали немногие, в основном в крупных городах, остальные же полагались на базарные слухи, которые зачастую давали искаженные версии того, что намеревалось осуществить правительство. Интересно отметить, что у Амануллы не было ничего похожего на министерство информации. Вероятно, он полагал, что его намерения и работа настолько ясны и правильны, что не требуют правительственной пропаганды. Единственным исключением здесь были три проведенные им Лоя джирги — в 1921, 1924 и 1928 гг., накануне заседаний которых его люди вели пропаганду в своих районах. Но многим из них не нравилось правительство, и благополучные отчеты об их встречах с избирателями не вызывали доверия.

Аманулла подорвал влияние структуры власти племенной верхушки в государстве, борясь с коррупцией и непотизмом

илишив привилегий племенную аристократию. Он создал Департамент по делам племен, которому поручил пропаганду

ираздачу субсидий племенам, но эта активность была больше ориентирована на провоцирование антибританских настроений, однако король не мог осознать, что племена зачастую более безразлично относились к правительству, нежели к англичанам. Их позиции нередко зависели от того, кто из них слабее и потому представляет более легкую цель для грабежа и добычи.

Важной причиной восстания была также политическая фрагментация страны, что и продемонстрировали племена, оказавшие сопротивление объединительным усилиям центральной власти. Действительно, население разделено Гиндукушем на две части — национальные меньшинства севера и пуштуны юга. Пуштуны разделены на две большие группы — дуррани и гильзаев. Есть и другие пуштунские, независимые племена. Все народы страны разделены и религией: есть сунниты, есть шииты. И хотя Амануллой было затрачено немало усилий для их объединения, процесс этот оказался далек от завершения.

Вообще же исследователи в разных странах неоднозначно оценивали причины падения режима Амануллы. Большинство советских историков акцентировали внимание на внешних факторах, ускоривших социальный взрыв 1928 г., приписывая падение Амануллы в основном британским махина-

циям. Они считали Бачаи Сакао антисоветским, реакционным деятелем, действовавшим по указке Великобритании (Рейснер, Соколов-Страхов, Станишевский, Теплинский и др.). Многие из них полагали, что англичане стремились устранить независимый, реформаторский режим в Афганистане и спровоцировали племена выступить против него. Так, газета «Правда» открыто обвинила полковника Т. Лоуренса в разжигании антиправительственного восстания. А газета «Известия» увидела в этом восстании «дух Дизраэли»: англичане, считала она, получили предлог для расширения границ Индии и подготовки нападения на Советский Союз250.

Эти обвинения были характерны не только для советской прессы. Такого же рода заключения появились и в европейских, в основном германских и французских, газетах. В немецкой прессе свержение Амануллы трактовалось как британская акция, призванная восстановить контроль над Афганистаном, существовавший до 1919 г., и таким образом воспрепятствовать появлению сильного государства по соседству с Индией.

Некоторые английские исследователи считали, что основной причиной падения режима была не характерная для Востока поспешность в осуществлении реформ. Аманулла, пишут они, проводя радикальные реформы, имел дело с религиозными и фанатичными племенами, которые были лишь номинально лояльны режиму.

Что касается взглядов афганцев на проблему, то сам Аманулла считал, что восстание было «реакционным, а не революционным». Афганские историки в свою очередь не смогли внятно объяснить причину восстания: если они считали, что Аманулла был свергнут в результате реакционного движения или революции, то должны были признать, что афганцы были или неготовы принять программу реформ, или не хотели следовать путем прогресса. В конце концов они нашли удобную формулу: неудача Амануллы произошла от его недальновидности, а именно из-за поспешности и плохих советов соратников короля, а также не без иностранного участия. Все они, однако, не учитывали в достаточной мере внутренние факторы.

Совершенно однозначного взгляда на события придерживается крупнейший афганский историк М. Г. М. Губар, который прямо обвиняет Великобританию в подготовке заговора с целью свержения реформаторского режима, не отрицая при этом и роль внутренних факторов251.

Трагедия Амануллы, считал советский посол в Афганистане в тот период Ф. Раскольников, заключалась в том, что «он предпринял буржуазные реформы при отсутствии национальной буржуазии в стране... Реформы были лишены экономической базы»252. Проводя реформы, писал посол, Аманулла опирался только на армию и младоафганцев из среды мелких землевладельцев. Конечно, король провел земельную реформу, но крестьяне не получили немедленной выгоды от нее.

Действительно, крестьянство было обложено непосильными налогами. Земельный налог составлял 30% всех поступлений в бюджет. Причем число налогов росло год от года: появились новые налоги на жилье, налоги на свадьбу и похороны, на новое образование, дополнительный налог на строительство, на военные нужды и просто «на развитие». Казалось, число сборщиков налогов превысило численность налогоплательщиков. Крестьянин платил, а когда не мог, разорялся, потому что его землю конфисковывали. Так крестьянство познало другую сторону реформ.

Король обложил тяжелыми налогами и город. Увеличение импортных и экспортных пошлин тяжело давило на купцов. И хотя формально импортно-экспортные пошлины варьировались в пределах 15—100%, на практике они были зачастую вдвое выше. Коррупция разъедала государственный аппарат, поскольку чиновники получали мизерную зарплату. Тяжелое налоговое бремя и административный произвол породили бандитизм и социальное брожение в провинции.

Тем не менее несмотря на все неудачи, Аманулла сделал немало для своей страны: добился независимости, установил дипломатические отношения со многими европейскими и азиатскими странами, сделал свое государство открытым. Он основал современные школы, поощрял изучение иностранных языков и посылал за рубеж студентов. Король улучшил систему коммуникаций. Даже его непопулярная реформа по эмансипации женщин оказала весьма полезное психологическое воздействие на консервативное общество.

Падение режима Амануллы и приход к власти Бачаи Сакао явились глубоким отходом от пути к модернизации. Духовенство и племена, движущая сила восстания, освободились от значительной части административных, законодательных и финансовых ограничений, введенных против них эмирами Абдуррахманом, Хабибуллой и Амануллой. Последовавшая гражданская война и правление Бачаи Сакао принесли стране анархию и ликвидировали большинство из достижений Амануллы.

Гражданская война

Тем временем, поселившись во дворце, Бачаи Сакао на следующее утро, 18 января, велел привести всех министров правительства Амануллы. Он заставил их подписать документ, не дав возможности ознакомиться с его содержанием. И лишь Абдул Хади Дави прочитал его, но также был вынужден подписать. В документе, составленном в форме шариатской фетвы, перечислялись «прегрешения» Амануллы. В преамбуле говорилось, что «все его действия противоречили требованиям Корана и наставлениям Пророка». Далее следовало перечисление «грехов» бывшего короля: он изменил форму традиционного приветствия, заменив его жестом, принятым у «неверных» (рукопожатие), силой насаждая это новшество; ввел традицию ношения шляпы — головного убора «неверных» вместо чалмы, которую носил Пророк; традиционную одежду заменил одеждой «неверных»; ввел обычай брить бороду; основал женские школы; отменил ношение чадры; послал девушек учиться за границу; не уважал мнение улемов; лунный календарь заменил солнечным; нарушал установления шариата; перенес выходной день с пятницы на четверг и т.д.253

Король обвинялся также в борьбе с «Хромым муллой» и в том, что он арестовал хазрата Гуль Ага. Касаясь непосредственных причин восстания, муллы писали: «Он отменил пожалования муллам и прочим служителям мечети, которое они получали от прежних эмиров. Ему нравилось ругать улемов и их учение». Всего в документе было 19 пунктов254.

Отступление короля от ислама, подчеркивали авторы фетвы, дает право населению считать себя свободным от верности ему и принести присягу эмиру Хабибулле. В конце документа излагались обещания нового эмира: отмена всех нововведений, противоречащих шариату, ликвидация всеобщей воинской повинности, введение набора в армию на добровольных началах, закрытие школ и отмена новых налогов. Под фетвой подписались около 80 человек — соратники Бачаи Сакао, некоторые бывшие министры и другие высокопоставленные чиновники правительства Амануллы, в том числе ближайший соратник короля Мухаммад Вали-хан и генерал Махмуд Сами, и даже некоторые члены королевской фамилии.

Новый эмир обещал афганцам полное возвращение к принципам ислама и положениям шариата, восстановление старых традиций относительно свадебного обряда, статуса женщин и образования.

По распоряжению нового эмира все иностранные дипломатические представительства остались неприкосновенными, а у некоторых из них была выставлена охрана.

Уже 18 января 1929 г. было сформировано новое правительство, состав которого был предложен министром двора Шер Джаном. В списке новых министров, под которым неграмотный Бачаи Сакао поставил свою печать, значились следующие должности и фамилии:

эмир Афганистана — Бачаи Сакао с титулом «Амир-е Гази, хадем-е дин-е расулулла» («Эмир-победитель, слуга истинной веры»);

наместник эмира — его брат Хамидулла с титулом «сардар- е ала, муин ас-салтана»;

министр обороны — Сеид Хусейн с титулом «наиб ассалтана» ;

министр двора — Шер Джан; министр иностранных дел — Атаулхак, брат Шер Джана;

исполняющий обязанности министра финансов — мирза Гулам Моджтаби-хан;

министр внутренних дел — Абдул Гафур из Тагао; губернатор Кабула — малик Мохсен Калакани255.

При этом Шер Джан, его брат Атаульхак и мирза Моджта- би-хан служили в прежнем правительстве, остальные были соратниками нового эмира. В свиту эмира попал также Махмуд Сами. Из восьми членов кабинета четверо, включая эмира, были неграмотны.

Смена государственной власти в Афганистане не привела к ликвидации всеобщего социально-политического кризиса в стране, а скорее открыла новый этап в его развитии. Для него была характерна борьба за власть различных претендентов на престол, межплеменные распри, сепаратизм.

Практический курс внутренней политики Бачаи Сакао предусматривал реализацию некоторых положений декларации от 18 января: отмена уплаты недоимок прошлых лет, отказ от принудительного набора в армию и переход на принципы добровольности, отмена всех налогов, кроме малията (поземельного налога), ставка которого, однако, не конкретизировалась. Наконец, предусматривалось закрыть все школы, основанные Амануллой.

Отмена всеобщей воинской повинности являлась уступкой пуштунским племенам, которые выступили союзником Бачаи Сакао в период борьбы с реформаторским режимом. Теперь эмир опять решил заручиться их поддержкой, пони-

мая, что пуштуны, сохраняя военно-племенную структуру, могут и в новой ситуации стать сильным противником нового режима. К тому же Сакао не был уверен, что они признают его, таджика, афганским эмиром.

Объявление об отмене уплаты недоимок и всех налогов, кроме поземельного, при всей своей декларативности явилось важной и эффективной попыткой эмира удержать за собой крестьянство, составившее основную массу его движения в период борьбы за власть. Ликвидация всякого рода дополнительных налогов и поборов, являвшихся наряду с вымогательством и притеснениями со стороны налоговых чиновников тяжелым бременем для крестьянства, действительно обеспечила на некоторое время их поддержку нового режима.

Через месяц, 20 февраля, правительство эмира Хабибуллы выступило с более полным и подробным изложением основных положений своей внутренней политики, опубликовав обращение к населению Катгагана и Бадахшана. Во вступительной части обращения, как и во всех предыдущих документах нового эмира, разъяснялись цели восстания и объявлялось о его восшествии на престол. Вновь подчеркивалось, что единственной целью нового эмира явилось стремление «оказать службу исламу и государству». Далее следовало перечисление основных мероприятий нового режима. Ведение всех государственных дел, говорилось в документе, будет осуществляться согласно шариату. В соответствии с этим декларировалась отмена всех мероприятий, противоречащих шариату, то есть практически всех реформ Амануллы. Большое место в обращении отводилось духовенству и защите его интересов. Сюда относились пункты о возобновлении выплаты из государственной казны жалования, отмененного Амануллой, сеидам, шейхам, муллам и прочим служителям культа, о разрешении деятельности различного рода религиозных сект, орденов, а также их пиров. Иностранные военные советники были удалены из страны, восстановлена полигамия. Разграблению подверглись лаборатории, библиотеки, дворцы и королевский музей в Кабуле256. Были открыты «школы религиозных наук», закрытые Амануллой, и закрыты все светские школы. Ведущая роль в преподавании отводилась муллам. Было запрещено женское образование. И наконец новый эмир объявил о принятии на службу офицеров и прочих должностных лиц, бывших, видимо, противниками реформ и уволенных бывшим королем. Обращение аналогичного содержания с небольшими дополнениями было направлено населению Восточной провинции.

Так духовенство вернуло свои права, ущемленные прежним режимом, в области суда и просвещения. Муллы восстановили свое имущественное положение и, что самое главное, получили право если не прямо участвовать, то серьезно влиять на процесс принятия государственных решений. В первые дни пребывания Бачаи Сакао у власти был создан «Комитет улемов», куда вошли представители духовенства и крупных ханов. Он являлся чем-то вроде законодательного органа, действовавшего в рамках Государственного совета (маджлеса), однако был наделен фактически лишь совещательными полномочиями. Теперь муллы, восстановив свои политические позиции, могли не только активно влиять на общественную жизнь страны через мечеть, суд и школу, но и активно участвовать в формировании государственной политики.

В соответствии с программой деятельности нового режима было объявлено об упразднении министерств образования и просвещения. Существование министерства просвещения было действительно лишено всякого смысла после того, как эмир объявил, что «школы, от которых не было никакой пользы, а лишь ненужная трата государственных денег, закрываются». Министерство юстиции также было ликвидировано после упразднения Гражданского и Уголовного кодексов и передачи правосудия шариатским судам.

Новый эмир ввел в оборот целый ряд пышных титулов типа «наместник престола», «генерал особо уполномоченный» и другие, как это было во времена отца Амануллы, эмира Хабибуллы-хана. Действительно, чиновники в период правления Бачаи Сакао имели такую степень «автономии», что ставили под сомнение власть самого эмира. Афганский историк Мухаммад Али пишет по этому поводу: «Теоретически Бачаи Сакао был главой государства, но на практике любой из его чиновников имел неограниченную власть и не считал себя ответственным перед кем-либо или перед законом»257.

В стране появились первые признаки наступления анархии и отсутствия контроля со стороны центральной власти. «Политический хаос, последовавший за неудавшимся экспериментом Амануллы, — резюмирует американский исследователь Л. Пуллада, — фактически повернул стрелку истории не к 1919 г., когда Аманулла взошел на престол, а к 1880 г., когда его дед, великий эмир Абдуррахман, начал создавать единый Афганистан»258. Были закрыты все газеты, издававшиеся при Аманулле, уничтожены школьные учебники, музеи и библиотеки разграблены. Была отменена свобода вероисповедания: гонениям подверглись евреи и индусы.

После начальной, хаотической фазы правления Бачаи Сакао предпринял попытки легитимизировать свою власть. В этом он получил поддержку значительной части духовенства, которая провозгласила свою верность новому эмиру. Ему удалось установить свою власть в Кандагаре, Герате и МазариШарифе. Сам эмир считал, что он представляет «истинную веру», пытаясь объяснить причины восстания и оправдать свое прошлое бандита, ссылаясь на «смехотворные» реформы Амануллы, касавшиеся одежды, бороды, вуали, головных уборов, и более серьезные, «оскорблявшие священную сущность ислама». Из-за этих реформ, утверждал эмир, он вынужден был дать клятву «служить делу Господа, борясь против неверного короля во благо улемов, шариата и Пророка»259.

Бачаи Сакао долго не мог решить, оставить ли ему министерство иностранных дел. Тем не менее он не только счел существование такого министерства необходимым, но и пытался улучшить отношения с зарубежными странами, надеясь поднять свой престиж и по возможности сделать свое правление легитимным. Его отношение к подданным других стран в первые два месяца всеобщей смуты было вполне благожелательным: ни одному иностранцу не был нанесен ущерб, и при содействии Бачаи Сакао, добровольном или вынужденном, 585 иностранцев, включая англичан, немцев, итальянцев, японцев, французов, турок и персов, были эвакуированы британскими самолетами в Индию.

Несмотря на массовый выезд дипломатов и технических советников, Афганистан не остался в дипломатической изоляции времен эмира Хабибуллы: в Кабуле оставались советское, турецкое и иранское посольства, а Германия прислала из Калькутты своего генерального консула, который выполнял в Кабуле обязанности временного поверенного. Так Бачаи Сакао оставил коридор для связи с внешним миром и таким образом получил признание де-факто. Его главным козырем оставалось важное стратегическое положение, особенно для Советского Союза и Великобритании, что препятствовало возвращению страны в полную изоляцию или ее пребывание в состоянии политической неопределенности.

Тем не менее отмена реформ Амануллы делала ненужным пребывание в Афганистане иностранных технических специалистов, и к августу 1929 г. в Кабуле оставалось лишь около 30 иностранцев, в том числе 14 сотрудников советского посольства, три француза и несколько турецких и персидских дипломатов.

Новый режим оказался неспособным принять эффективные меры по восстановлению экономики, подорванной народными волнениями. Он сразу же столкнулся с финансовыми затруднениями. Казна оказалась почти пустой, большая ее часть была увезена Амануллой в Кандагар. Во время антиправительственного восстания оказалась нарушенной система поступления налогов. Таджикские крестьяне уклонялись от их уплаты, пользуясь тем, что Бачаи Сакао и его люди преследовали правительственных, в том числе налоговых, чиновников. Что касается Восточной провинции, то пуштунские племена прекратили уплату налогов с самого начала восстания.

Весь финансовый аппарат в этот период был сведен до уровня небольшого ведомства и не мог нормально функционировать. Естественно, о составлении какого-либо государственного бюджета не могло быть и речи. Стремясь как-то пополнить казну, эмир и его сторонники прибегли к испытанному средству — конфискации имущества своих противников. Гонениям подверглись не только сторонники Амануллы, но и просто состоятельные люди независимо от их политических взглядов. Одновременно были произведены многочисленные аресты среди купечества и интеллигенции. Кроме того, эмир оказал давление на столичных купцов, заставляя их раскошелиться в виде долга в пользу нового режима. И хотя проценты были достаточно велики, столичное купечество неохотно пошло на этот шаг. Не ограничиваясь Кабулом, Бачаи Сакао послал своих родственников в различные города для сбора информации о доходах населения.

Одним из мероприятий нового эмира в области финансов явился выпуск новых денег. Однако они не имели реальной стоимости ввиду низкого содержания драгоценного металла, добыча которого резко сократилась, так как во время восстания многие рудники были заброшены. Некоторые лица из окружения эмира предложили даже заменить серебряные и никелевые монеты на кожаные. Что касается бумажных денег, то эмир сначала использовал банкноты времен Амануллы, а затем приступил к выпуску собственных бумажных денежных знаков. Ни те ни другие, тем не менее, не имели повсеместного хождения.

В начале правления Бачаи Сакао внутренние источники доходов резко сократились. Налоговые поступления, составлявшие большую часть бюджета, серьезно уменьшились. Внутренняя торговля тоже не могла принести больших доходов по ряду причин. Прежде всего многие купцы были репресси-