Коргун В. Г. - История Афганистана. XX век - 2004 (текст поверх изображения)

рованы, а их имущество конфисковано. Опасаясь за сохранность и безопасность своего капитала, купечество не рисковало заниматься крупными торговыми операциями. И если во времена Амануллы купцы не поддержали мероприятия реформаторов и не оказали помощи режиму в критический для него момент, то теперь они поняли, что новая власть не может создать благоприятных условий для расширения национальной торговли и, наоборот, прибегает к прямому грабежу. Внутренняя торговля резко сократилась, так как на дорогах было неспокойно. Пользуясь разладом государственной машины и отсутствием твердой власти на местах, кочевники стали чаще нападать на торговые караваны.

Была серьезно нарушена и внешняя торговля. До государственного переворота основная ее часть приходилась на Индию, торговый путь проходил через Джалалабад и Хайбарский проход. После начала восстания племен в Восточной провинции этот путь был закрыт. Правда, некоторые купцы нанимали охрану из племен и совершали эпизодические поездки в Индию. Но стоимость этой охраны была столь велика, что ее не покрывали доходы от торговли. К тому же ханы племен Восточной провинции взимали пошлину в 10—12 местах с караванов, шедших из Индии в Кабул. И только после 1 июля 1929 г., когда войска Бачаи Сакао взяли Кандагар, кабульское купечество получило возможность возобновить торговлю с Индией через Кандагар и Спинбулдак, однако этот путь был длиннее и тоже небезопасен. Племена Южной провинции не были лояльны кабульскому режиму и тоже грабили проходящие караваны. Торговые связи с СССР и Ираном в этот период практически были прерваны.

По мере территориального расширения государства Бачаи Сакао все больше сталкивался с финансовыми проблемами. Немалые средства расходовались на армию, с помощью которой в течение первого полугодия 1929 г. кабульский эмир продолжал завоевывать остальные провинции страны. Кроме того, многие племена требовали большого вознаграждения в обмен на обещание своей лояльности. Поэтому, пытаясь изыскать новые источники доходов, эмир отказался от прежних деклараций об отмене налогов и усилил налоговый гнет. К лету 1929 г., еще до наступления очередных фискальных сроков, с крестьян вновь стали собирать все прежние налоги по ставкам, введенным в период правления Амануллы. Кроме того, были введены некоторые новые налоги.

Обвиняя Амануллу в коррупции, сам Бачаи Сакао не мог покончить с грабежом и насилием со стороны налоговых чи-

новников. Подвергая их гонениям накануне и в период восстания, после прихода к власти он оставил на месте низовые звенья администрации. Поэтому грабежи крестьян продолжались. И уже в феврале 1929 г. начались волнения среди крестьян в долинах рек Панджшир и Горбанд. В марте имели место вооруженные выступления населения Логара, которое арестовало местного хакима и захватило казну. К восставшим примкнули племена ахмадзаев, мангал и жители района Чардехи. Неспокойно было и в Тагао, восставшее население которого активизировало свои действия в направлении Чарикара. В Пагмане был сформирован отряд из местных жителей численностью около 400 человек для борьбы с произволом местных властей.

Предпринятая эмиром отмена прогрессивных реформ Амануллы не смогла, тем не менее, остановить дальнейшее развитие страны, основой для которой и послужили реформы прежнего режима. Искусственное торможение этого процесса было неминуемо чревато новым социальным взрывом, и этого не могли не понимать Бачаи Сакао и его соратники, вынужденные со временем сделать некоторый поворот в своей внутренней политике. Анализируя внутриполитическую ситуацию в Афганистане в тот период, советский журналист К. Треплев писал: «По мере того, как вчерашний герой караванных дорог, а ныне "милостью пророка" афганский эмир Хабибулла входил во вкус власти, принципы "священного шариата" постепенно отодвигались на задний план, и Хабибулла начинал плыть, правда, робко, не по фарватеру ислама, а по течению "новшеств" и "реформ", которые были им отменены вначале»260.

В дни празднования независимости, адресовав свою речь иностранным державам, эмир заявил, что он посвятил себя борьбе за независимость Афганистана, но готов восстановить хорошие отношения с другими странами. Он также объявил, что в скором времени откроются школы, и обещал не препятствовать проведению реформ, соответствующих положениям ислама. Как часть праздника, а также желая продемонстрировать свою непредубежденность, он организовал в честь иностранных гостей театральное представление. Им

был предложен спектакль «Как ислам завоевал Испанию и как он потерял ее»261.

В рамках такой «либерализации» эмир разрешил публикацию газеты «Хабиб уль-ислам», которая поддерживала его власть и проповедовала консервативные исламские принци-

пы. Он даже открыл школу для изучения иностранных языков. На ее открытии один из соратников Бачаи Сакао Кия- муддин-хан зашел настолько далеко в своем «либерализме», что подчеркнул необходимость изучения «языков «неверных», без знания которых невозможно иметь нормальные отношения с иностранными государствами262. Правительство строило планы относительно расширения сети учебных заведений.

Несмотря на сравнительно сильную натуру Бачаи Сакао, корни его власти были неглубокими. Племя шинвари, которое подняло мятеж против Амануллы, отказалось признать нового эмира и продолжало борьбу против соседних племен, грабя караваны между Кабулом и Джалалабадом. Более того, большинство афганских племен как внутри страны, так и трансграничных оставались нейтральными или занимали враждебные позиции. Племя дуррани и его могущественный правящий клан баракзаев были недовольны потерей политической преемственности, которую они имели начиная с 1747 г., и особенно захватом трона непуштуном, выходцем из низов, неграмотным разбойником.

Столкнувшись с мощной оппозицией, эмир, который сначала получал скрытую, а временами даже прямую поддержку со стороны гильзаев, соперников дуррани, не смог создать с ними сильную коалицию и, делясь с ними властью, противостоять племени дуррани. В то же время хазарейцы, которые оказали активную поддержку Аманулле в его притязаниях на реставрацию власти, стояли в стороне. Не мог Бачаи Сакао добиться поддержки и со стороны шиитов.

Между тем через два дня после прибытия в Кандагар Аманулла собрал местный дарбар, пытаясь объяснить, что произошло в стране. Он обвинил племя шинвари в предательстве и, не имея сведений из Кабула, призвал кандагарцев принести присягу на верность новому эмиру Инаятулле. И хотя здесь звучали голоса поддержки самого Амануллы, бывший король оставался в отчаянии. Он приказал спустить королевский штандарт, поскольку в Кандагаре он уже не был королем. Потеряв всякую надежду на возвращение к власти, Аманулла начал подумывать о том, чтобы покинуть страну.

В этик условиях в Кандагаре влиятельные духовные лица, узнав о предстоящем отъезде Амануллы, пришли к выводу, что им не на кого больше надеяться, что он достаточно покаялся, чтобы получить их поддержку. Они объявили Бачаи Сакао кафиром, однако не за его действия в отношении ислама, а за то, что незаконно занял престол. На встрече с

он решил опереться в основном на племена дуррани. Население Кандагарской провинции довольно пассивно откликнулось на его призыв. Однако постепенно происходило изменение настроений в его пользу: в Кандагар поступали сообщения о терроре и насилии, царивших в Кабуле, о планах захвата Кандагара войсками Бачаи Сакао. В город начинали стекаться добровольцы из Фараха и Герата. В начале февраля крупное племя момандов направило в Кандагар делегацию во главе со своим ханом Мухаммад Хасан-ханом с изъявлением преданности королю и обещанием поддержки. Его поддержало также местное купечество, в том числе индусы, и выделило ему значительные суммы. Призывы Амануллы нашли живой отклик и в Индии: в его поддержку состоялись митинги в Лахоре, Пешаваре и Карачи.

К середине марта ему удалось собрать под свои знамена около 10 тыс. человек, из которых были сформированы три полка — Гератский, Фарахский и Кандагарский. Преодолевая недоверие кандагарцев и их нежелание поддержать его, Аманулла использовал даже религиозные мотивы в своей пропаганде: 24 февраля он публично поклялся на Коране в верности шариату, показав собравшимся в крупнейшей кандагарской мечети людям «мантию Пророка», хранившуюся, согласно легенде, последние 200 лет тайно в сундуке в мечети «Хыркейе мубарак» в Кандагаре. Согласно местным поверьям, открыть его был способен только человек, пользующийся особой милостью Аллаха.

26 марта армия Амануллы выступила из Кандагара в сторону Газни, где были сконцентрированы крупные силы Бачаи Сакао. Неудачи начали преследовать короля с самого начала похода: по пути взбунтовался батальон во главе со своим командиром Нияз Мухаммадом и перешел на сторону кабульского эмира. Когда войска Амануллы подошли к Калату, из Герата пришло сообщение, что там произошел переворот, убиты губернатор и несколько высших чиновников; власть в городе захватил сторонник Бачаи Сакао полковник Абдуррахим-хан. Во время продвижения к Газни войска короля столкнулись с целым рядом других трудностей. Так, население г. Мукура было настроено враждебно к Аманулле, разбегалось при появлении его войск и отказывалось снабжать его солдат продовольствием. Отряды племен, расселенные вдоль пути из Кандагара в Газни, совершали нападения на войска Амануллы.

Ксередине апреля его армия с трудом пробилась к Газни.

Кэтому времени к нему присоединился крупный отрад хазарейцев численностью 2000 человек. Начались бои под Газни,

которые длились почти две недели. Армия короля занимала невыгодные позиции, была слабо вооружена и плохо снабжалась. Моральное состояние войск было чрезвычайно низким. Солдаты роптали, высказывая недовольство в адрес министра двора Мухаммад Якуб-хана, окружившего короля льстецами, которые дезинформировали Амануллу и не давали ему возможности правильно оценить обстановку. Его лагерь подвергся бомбардировке, и хотя обошлось без больших потерь, воздушный налет произвел сильное впечатление на деморализованную армию.

И наконец одной из главных причин неудачи военной кампании Амануллы оказалась позиция гильзаев из племени сулейманхель. Совершая весеннюю миграцию, они прибыли из Индии в Афганистан, возглавляемые возвращавшимся на родину из изгнания хазратом Шер Ага. На всем протяжении их пути хазрат подталкивал их к выступлению против Амануллы, что и привело их к окрестностям Газни. Недалеко от города он созвал джиргу гильзаев. Их муллы выпустили манифест, поставив под сомнение иммунитет Амануллы как законного монарха. Они решили, что, поскольку Бачаи Сакао занимает трон исламского государства, он фактически является правителем и борьба против него будет незаконной в глазах Аллаха. Шер Ага отправил послание Бачаи Сакао, сообщив о том, что направил отряды гильзаев воевать против Амануллы в Кандагар и Южную провинцию, а сам вскоре прибудет в Кабул. В контакт с Шер Ага вступил и Надир265.

Несмотря на яростное сопротивление хазарейцев, поддержавших Амануллу в Газни, четырехтысячное ополчение гильзаев нанесло такой урон войскам короля, что о дальнейшем продвижении в сторону Кабула уже не могло быть и речи.

В конце апреля началось общее отступление кандагарской армии, преследуемой крупными силами кабульского эмира. Аманулла сделал последнюю попытку поднять боевой дух своих войск и возобновить продвижение на Газни. Над его армией появился самолет, разбросавший листовки. В них указывалось, что режим Бачаи Сакао переживает кризис, что войска эмира подвергаются атакам из Тагао, со стороны Хазараджата и юга, и что вскоре ожидается падение Кабула. И хотя эти прокламации произвели благоприятное впечатление на солдат, они не могли заставить армию повернуть на Газни.

Отчаявшись мобилизовать свои войска для дальнейшей борьбы за престол, Аманулла оставил армию и 23 мая прибыл в Рабат, расположенный в пограничной полосе. Он объявил о прекращении борьбы и намерении покинуть Афганистан.

После небольшой остановки в Бомбее, где королева Сорайя родила дочь, Аманулла и члены его семьи 22 июня проследовали в Европу, поселившись в Италии. Король Виктор Эммануил проявил благосклонность к неудачливому коллеге, предоставив в его распоряжение дом в Риме. Инаятулла эмигрировал в Персию. А мать Амануллы Улья Хазрат поселилась со своим другим сыном в Константинополе. Там же остался и Махмуд Тарзи.

Между тем иностранные державы, в первую очередь крупные, холодно восприняли дипломатические шаги Бачаи Сакао. И хотя они и не порвали дипломатических отношений с Афганистаном, но официально не признали новый режим. Согласно некоторым данным, восстание Бачаи Сакао поставило Москву перед дилеммой, которая вызвала раскол в структурах, принимающих государственные решения, по вопросу о том, какой курс следует принять в новой ситуации в Афганистане. По этим данным, Коминтерн и ОГГГУ склонялись к поддержке Бачаи Сакао, обосновывая это тем, что восстание носило социальный характер и было истинно народным, а власть нового эмира поддерживается крестьянством, чьим выразителем интересов он сам являлся. НКИД, наоборот, предлагал поддерживать Амануллу или Инаятуллу на том основании, что Бачаи Сакао был таджиком, и его не примут пуштунские племена дуррани и вообще все афганские племена.

Более того, по мнению советских дипломатов, если эмир был действительно марионеткой англичан и пришел к власти, чтобы «восстановить феодальный режим как необходимое условие для британской колонизации страны», то как таджик он может представлять угрозу безопасности Средней Азии: он способен развернуть пропагандистскую кампанию среди таджиков Средней Азии и, вероятно, оказать содействие басмаческому движению в регионе. По мнению бывшего резидента советской разведки в Афганистане, а затем сотрудника ОГПУ Агабекова, источника этой информации, в итоге Политбюро приняло решение согласиться с мнением НКИД поддержать Амануллу266. Соответственно, в мае 1929 г. советское правительство помогло Гулам Наби-хану Чархи, афганскому послу в Москве, организовать вместе с отрядом советского генерала В. Примакова вторжение в северные районы Афганистана.

Впрочем, еще до падения реформаторского режима советское руководство признало необходимым поддержать Амануллу, помня о том, что, едва придя к власти в 1919 г., он первым признал молодое Советское государство. 13 декабря

1928 г. было принято решение продать Афганистану тысячу винтовок, двадцать пулеметов, тысячу артиллерийских снарядов, получив в уплату за это оружие шерсть, хлопок, каракуль и т.д.267 Срочно была образована соответствующая комиссия в составе А. И. Рыкова (председателя Совнаркома), И. В. Сталина, Г. К. Орджоникидзе и К. Е. Ворошилова (наркома по военным и морским делам). 20 декабря на заседании Политбюро были намечены дополнительные меры, в основном военно-политической поддержки агонизирующего режима: советская сторона прежде всего гарантировала неприкосновенность северной границы Афганистана, что позволило бы Аманулле снять дислоцировавшиеся там войска и направить их против мятежников. Основной стратегический план советского руководства был оформлен 27 декабря 1928 г. решением Политбюро в виде инструкции советскому послу в Кабуле Леониду Старку.

Восстание против Амануллы рассматривалось в этом документе как «энергичная акция англичан, направленная также и против СССР». Так, эвакуация британской дипломатической миссии из Кабула расценивалась в Москве как простая уловка. Газета «Известия» писала по этому поводу: «Поддержав восстание, они (англичане. — В.К.) боятся, что попадут в очень деликатную ситуацию, если восстание закончится неудачей, поэтому они и спешат срочно эвакуировать миссию и особенно отозвать Хэмфриса, который был связан с восстанием»268. Через несколько дней в газете вновь появилась критика Великобритании, главной целью которой объявлялось намерение расколоть Афганистан на несколько враждебных друг другу провинций, которые завязнут в междоусобицах и окажутся бессильными противостоять устремлениям англоиндийского правительства и британскому империализму268. Самая ходовая мысль советского руководства состояла в том, что Бачаи Сакао был заброшен в Афганистан англичанами, чтобы сколотить коалицию Сеид Алим-хана, бывшего эмира бухарского, против Советского государства269. Советская критика коснулась и Ирана, от которого требовали не надеяться на раздел Афганистана или завоевание Герата. Такие планы, предполагала газета, могли быть лишь в интересах британского империализма270.

Поэтому в Москве провозглашалась поддержка существующего правительства, которое, по ее мнению, представляло «единственное прогрессивное течение Афганистана, борющееся за независимость страны». Послу предписывалось поддерживать непрерывный контакт с королем, призывая его к

энергичным мерам, направленным на создание «в кратчайший срок любой ценой» военной силы в Кандагаре или на севере, в районе Мазари-Шарифа. Речь шла о формировании бригады, которую предлагалось снабдить стрелковым оружием и инструкторами. Но для этого нужен был соответствующий договор, при этом Москва предлагала весьма льготные условия поставки военной помощи271. Между тем Аманулла стремительно терял свои позиции и в начале января 1929 г., как уже упоминалось, объявил об отмене своих реформ, чем немало разочаровал Москву. «Постоянными уступками реакционным слоям населения, действующим от лица повстанцев, Аманулла-хан... скатывается на положение беспринципного политика», — докладывал в Москву 7 января 1929 г. военный советник Э. Рикс272. Особую тревогу вызывала ситуация на севере страны. Раскол соседнего государства считался нежелательным, выгодным лишь Великобритании.

В последние дни своего существования правительство Амануллы обратилось к СССР за военной помощью. Король получил принципиальное согласие реорганизовать его армию при помощи советских инструкторов. Но неблагоприятная политическая обстановка и тайный саботаж высших афганских чиновников (включая военного министра Абдул Азиза) заставили советское руководство отложить вопрос о поддержке свергнутого короля. «Политика афганского правительства по отношению к СССР заключается в том, чтобы побольше получать, ничего не давая взамен», — жаловался в Москву Э. Рикс273. Он предлагал переходить к политике нажима на афганцев. Но даже перед лицом непосредственной угрозы падения своего режима Аманулла не решился принять сколь-нибудь обязывающую формулу советской поддержки. Более того, как уже упоминалось, не скрывавший никогда своей англофобии король обратился за военной помощью в Лондон и получил отказ.

Последовавшее в январе 1929 г. бегство Амануллы из столицы в Кандагар и его отречение, захват Кабула силами Бачаи Сакао не застали советское руководство врасплох: уже 18 января коллегия НКИД предложила послу Л. Старку «поддерживать с новым правительством деловые отношения, формально его не признавая»274. Одновременно ему поручалось выяснить намерения Амануллы, при этом дистанцируясь от свергнутого эмира. Ему фактически отказали в убежище и рекомендовали поселиться в Турции. Однако до тех пор пока формально аннулировавший свое отречение и создавший в

Кандагаре «национальное правительство» монарх находился в стране, он оставался в поле зрения советского руководства.

Официально же декларируемой политикой Москвы оставались уважение суверенитета и невмешательство во внутренние дела южного соседа. Именно так ее и воспринимали основные конкуренты Москвы — англичане, которые понимали, что сложная ситуация в самом Советском Союзе не позволит ему предпринять какую-либо крупную акцию в Афганистане.

Вместе с тем в самом Афганистане часть политической элиты выступила в его поддержку. Во главе немногих сторонников Амануллы стало влиятельное семейство Чархи — сыновья Гулам Хайдар-хана, крупного военачальника времен эмиров Абдуррахмана и Хабибуллы: Абдул Азиз занимал пост генерал-губернатора Мазари-Шарифа, Гулам Джейлани - афганского консула в Ташкенте, Гулам Сиддик — министра иностранных дел и Гулам Наби — посла в СССР. Два брата Чархи, — Гулам Сиддик и Гулам Наби — начали активно добиваться военной помощи в Москве.

Однако советское руководство никак не могло окончательно определиться в отношении всех участников афганского конфликта. Оно подозревало англичан в инспирировании событий против Амануллы и готово было верить любым слухам, в том числе о деятельности полковника Лоуренса. Это во многом определило его отношение к Бачаи Сакао как к ставленнику англичан. В то же время у Москвы не было ясной и четкой позиции в отношении афганских событий. Тем не менее Кремль отверг планы поддержки Бачаи Сакао, которые предлагало ОГПУ, так как вскоре обнаружилась связь нового эмира с басмаческим движением. Басмачи были недовольны лояльной к СССР позицией Амануллы и способствовали его свержению. Определенную роль в этом играли надежды бухарского эмира вернуться к власти с помощью нового афганского правителя или создать на севере Афганистана государственное образование, находящееся под его контролем. Известно, что Сеид Алим-хан не скрывал радости, узнав о захвате власти в Кабуле Бачаи Сакао, называя его в письмах своим единомышленником, «великим борцом за ислам»275.

Весной 1929 г. Бачаи Сакао собрал лидеров басмачей в Кабуле во главе с Ибрагим-беком и бывшим бухарским эмиром Сеид Алим-ханом с целью разработки плана вооруженного вторжения в Среднюю Азию. Однако такого вторжения не произошло, ибо таджикские и узбекские басмачи включились в борьбу за афганский трон. Об этом признался в разго-