4. XX век: судьба проблемы бытия

Сохранил ли XX век верность античной традиции? О какой традиции идет речь? Выше уже говорилось о том, что философ XX в. М. Хайдеггер связывал судьбу западного мира с проблемой бытия, рожденной интуицией Парменида. Греческое понимание бытия как бытия сущностного, неизменного, неподвижного определило на многие века тенденции духовного развития Европы, ориентированного на поиски субстанции. Субстанциализм (лат. substantio сущность, нечто, лежащее в основе), т. е. нацеленность на поиски предельных основ существования мира и человека, был характерной чертой как античной, так и средневековой философии.

Античная традиция наделяла субстанцию свойством быть объективной реальностью, т. е. быть независимой от человека, его познания и сознания. Новое время, как мы показали ранее, следуя установкам номинализма, объявило, что для нас нет большей и самоочевиднейшей, достовернейшей реальности, чем субъективность. Если античность и средневековый реализм не сомневались в существовании объективного мира и объективного Абсолюта, то, начиная с Декарта, философы ставят это существование под вопрос и предпринимают усилия для его обоснования и доказательства. Сфера бытия – не только Абсолютного, но и предметно-конечного – становится в зависимость от трансцендентальной структуры личности, человеческого «я». Что это значит?

Понятие «трансцендентальное» возникло еще в схоластической философии и означало бытие, выходящее за сферу конечного, эмпирического мира (лат. transcendens – перешагивающий, выходящий за пределы). Кант придал этому терми­ну иное значение: он употреблял его для обозначения априорных форм чувственности и рассудка, которые, следуя его учению, являются формальными условиями возможности познания мира. То есть Кант считал, что не бытие проявляется непосредственно через нас, а мы, благодаря существующим до всякого опыта (априори) пространственно-временным фор­мам созерцания и категориям рассудка, как бы «вылавлива­ем», а затем соединяем в какие-то целостности те фрагменты бытия, которые могут принять пространственно-временные характеристики. Канта интересовала не проблема бытия, а проблема познания, но познания, занимающегося не предметами, а формами нашего познания предметов, поскольку, с его точки зрения, это познание должно быть возможным априори. Кант был уверен, что человек в познании конструирует, «творит» бытие мира явлений, а в конечном итоге и Абсолютное бытие, Бога.

Кантовская идея трансцендентализма, имеющая номиналистически-протестантские истоки, получила развитие, например, в философии экзистенциализма. В отличие от Канта, экзистенциализм использует термин «трансцендентальное» не в гносеологическом (теоретико-познавательном) смысле, а в морально-этическом. Если Кант не видел в трансцендентальной структуре человеческого «я» ничего, кроме априорных форм чувственности и рассудка, которые и делали Возможным познание, то экзистенциализм вводит в эту структуру априорную (ни откуда не выводимую дан­ную до всякого опыта) внутреннюю готовность желать без­условного, признавать его, стремиться к нему. Тем самым экзистенциализм признает наличие в структуре человека внутреннего «зова» к вечному, абсолютному. Фундаментальная предрасположенность человека стремиться к абсо­лютному и безусловному заставляет его переживать беспо­койство, испытывать тоску и смятение, если отсутствует возможность реализовать данное желание и стремление.

Экзистенциалисты убеждены, что стремление к безус­ловному — это стремление найти трансцендентную опору, которая помогала бы человеку переносить все житейские трудности и невзгоды. Такой опорой и является Бог. Но Бог, в интерпретации экзистенциалистов, имеет специфиче­скую особенность: он не вне человека, а в нем. Идея Бога как бы вторична, ибо она появляется как ответ на попытки человека успокоить свое стремление к чему-то вечному и устойчиво-надежному. Субстанциальность Бога становится проблематичной. Бог делается возможным благодаря нали­чию в трансцендентальной структуре «я» стремления к аб­солюту: такое стремление, сопровождаемое переживанием, представляет единственную безусловную достоверность.

Итак, Новое время, как мы показали ранее, начало трансформировать античную идею объективного бытия: бытие стало субъективным. В XX в. этот процесс углу­бился и теперь даже Абсолют - Бог стал зависеть от априорной внутренней установки человека на поиски без­условного, И все же новое время не отказалось от античной традиции поиска опоры для человеческого существования. Место Бога занял человеческий разум. Пустынность и неуютность мира без Бога-опоры была закамуфлирована ве­рой в могущество разума. И хотя речь при этом шла не о Разуме, Логосе, а о конечном разуме, имеющем человече­скую размерность, но не вселенски-космическую (как это было у Парменида); попытка найти в разуме опору имела явно античные корни. Человеческому разуму были приписа­ны все способности Разума-Логоса: постигать истину, верно целеполагать, системосозидать, упорядочивать хаос эмпи­рического бытия, устанавливать причинно-следственную не­обходимость в связях и отношениях между вещами и явлениями. Философы Нового времени опирались на предположение, что человек обладает способностью быть «мерным» (от слова «мера») разуму, который строг и последователен, един у всех людей, сам себе диктует свои законы и принципы мышления. Разум есть условие единства «я» и мира. Он оправдывает существование идеалов общественного раз­вития и в конечном итоге – разумность истории. В силу своей разумности люди признали ценность общих интересов и необходимость самопожертвования во имя общей истори­ческой цели. Торжествовали рационалистические проекты Возрождения и Просвещения – великих эпох, выразивших доверие разуму и признавших его право на законодательст­во во всех сферах жизни.

XX век ознаменовался крестовым походом против ра­зума, а это означало разрыв с античной традицией. «Наше ученичество у греков кончилось: греки не класси­ки,— заявил в начале века Ортега-и-Гассет,— они просто архаичны — архаичны и, конечно же... всегда прекрасны. Этим они особенно интересны для нас. Они перестают быть нашими педагогами и становятся нашими друзьями. Давай­те станем беседовать с ними, станем расходиться с ними в самом основном». Что же представляет собой это «самое ос­новное»? Во-первых, греческое понимание бытия как чего-то сущностного, неизменного, неподвижного, субстанциаль­ного. Отказ, от всякого рода субстанциональности стал нор­мой философствования в XX в. Во-вторых, признание разума в качестве опоры человеческого существования; ра­зуму было отказано в кредите доверия со стороны человека и общества XX в.