2. Субъективный идеализм Фихте. Деятельность «я» как начало всего сущего

Важный шаг в пересмотре кантовского учения осуществил И. Г. Фихте (1762—1814), указав на противоречивость понятия вещи в себе и на необходимость его устранения из критической философии как реликта догматического мышления. По Фихте, из «чистого Я» трансцендентальной апперцепции должна быть выведена не только форма знания, но и все его содержание. А это значит, что кантовский трансцендентальный субъект тем самым превращается в абсолютное начало всего сущего — «абсолют­ное Я», из деятельности которого должна быть объяснена вся пол­нота реальности, весь объективный мир, именуемый Фихте «не-Я». Таким образом, понятый субъект, по существу, встает на место божественной субстанции классического рационализма (известно, что в юности Фихте увлекался философией Спинозы).

Для понимания субъективного идеализма Фихте следует иметь в виду, что Фихте исходит из кантонского трансцен­дентализма, то есть обсуждает проблему знания, а не бытия. Главный вопрос кантовской «Критики чистого разума»: «как возможны синтетические априорные суждения?», то есть как воз­можно научное знание — остается центральным и у Фихте. По­этому Фихте называет свою философию «учением о науке» (наукоучением). Наука, согласно Фихте, отличается от ненауч­ных представлений благодаря своей систематической форме. Однако систематичность — необходимое, по недостаточное условие научности знания: истинность всей системы базируется па истин­ности ее исходного основоположения. Это последнее, говорит Фихте, должно быть непосредственно достоверным, то есть оче­видным.

Как в свое время Декарт в поисках самого достоверного прин­ципа обратился к нашему Я, так же поступает и Фихте. Самое достоверное в нашем сознании, говорит он,— это самосознание: «Я есмь», «Я есмь Я». Акт самосознания — уникальное явле­ние; по словам Фихте, он есть действие и одновременно продукт этого действия, то есть совпадение противоположностей — субъ­екта и объекта, ибо в этом акте Я само себя порождает, само себя полагает.

Однако при всем сходстве исходного принципа Фихте с кар­тезианским между ними есть и существенное различие. Дейст­вие, которым Я рождает само себя, есть, согласно Фихте, акт свободы. Поэтому и суждение «Я есмь» — не просто констатация некоторого наличного факта, как, например, суждение «роза красна». В действительности это как бы ответ на призыв, на требование — «будь!», сознай свое Я, создай его как некую авто­номную реальность актом осознания-порождения и тем самым войди в мир свободных, а не просто природных существ. Это требование апеллирует к воле, а потому в суждении «Я семь Я» выражается та самая автономия воли, которую Кант положил в основу этики. Философия Канта и Фихте — это идеализм сво­боды, этически ориентированный идеализм.

Однако у Фихте нет того водораздела, который Кант про­водил между миром природы, где царит необходимость, законо­мерность, изучаемая наукой, и миром свободы, основу которого составляет целесообразность. В абсолютном Я Фихте теоретиче­ское и практическое начала совпадают и природа оказывается лишь средством для осуществления человеческой свободы, утра­чивая тот остаток самостоятельности, который она имела в фило­софии Канта. Активность, деятельность абсолютного субъекта становится у Фихте единственным источником всего сущего. Мы только потому принимаем существование природных объек­тов за нечто самостоятельное, что от нашего сознания скрыта та деятельность, с помощью которой эти объекты порождаются: раскрыть субъективно-деятельное начало во всем объективно сущем — такова задача философии Фихте. Природа, по Фихте, существует не сама но себе, а ради чего-то другого: чтобы осуще­ствлять себя, деятельность Я нуждается в некотором препятст­вии, преодолевая которое она развертывает все свои определения и, наконец, полностью осознает себя, достигая тем самым тожде­ства с самой собою. Такое тождество, впрочем, не может быть достигнуто на протяжении конечного времени; оно является идеалом, к какому стремится человеческий род, никогда полностью его не достигая. Движение к такому идеалу составляет смысл исторического процесса.

В своем учении Фихте, как видим, в идеалистической форме выразил убеждение в том, что практически-деятельное отношение к предмету лежит в основе теоретически-созерцатель­ного отношения к нему,— убеждение, впоследствии материали­стически переосмысленное в марксизме. Фихте доказывал, что человеческое сознание активно не только тогда, когда оно мыслит, но и в процессе восприятия, когда оно, как полагали француз­ские материалисты (а отчасти еще и Кант), подвергается воз­действию чего-то вне его находящегося. Немецкий философ пола­гал, что для объяснения процесса ощущения и восприятия не следует ссылаться на действие «вещей в себе», а необходимо вы­явить те акты самодеятельности Я (лежащие за границей созна­ния), которые составляют невидимую основу «пассивного» со­зерцания мира. К Фихте поэтому вполне могут быть отнесены слова К. Маркса, отмечавшего, что немецкому идеализму уда­лось вскрыть практически-деятельную основу познания.