Сванидзе А.А. (ред.) - Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 2. - 1999

Ко Флоренции конца XTV в. образованности еще никак не ждут от ху­ дожника. И не удивительно, в отличие от гуманистов - детей нобилей и пополанов, художники Возрождения были в основном детьми ремес­ ленников или крестьян. То, что граф Пико де ла Мирандола стал про­ фессиональным интеллектуалом, никого не удивило. Но если бы высо­ кородный человек стал художником, это вызвало бы шок. Папа-гума- иист Николай V, тонкий ценитель искусств, регистрировал оплату ху­ дожников в той же графе, что и оплату услуг конюхов и лакеев.

Значимым для повышения статуса человека искусства оказалось иозрождение интереса к неоплатонизму, трактующему художника как творца, чья духовная деятельность преобразует косную материю. В своем творчестве он “припоминает” божественные идеи. Во всяком :лучае, с середины XV в. художника можно было встретить в компании гуманистов, но это было лишь начало признания людей искусства рав­ ными “litterati” Интересно, что и сами художники далеко не всегда с/гремились в это общество, стремясь самоутвердиться по-другому, вспомним слова Леонардо о своей “неучености”.

Но лиценциаты, гуманисты и даже редкие художники-интеллекту­ алы были лишь самой верхушкой айсберга, если таковым считать всех средневековых людей, занятых умственным трудом. Напомню, что две трети, а то и три четверти всех студентов не доучивались даже до сте­ пени магистра искусств. Какова была судьба всех тех грамотеев, кто получил либо лишь начатки университетской образованности, либо во­ все не был связан с университетской системой?

Их роль в обществе не следует преуменьшать, хотя она была куда менее заметной, менее освещенной источниками и, следовательно, ме­ нее изученной историками.

Школьные учителя

В городах, а к концу периода и в крупных селах было немало “школок” при приходах и иных церковных учреждениях. С XIII в. не только в Италии, но и к северу от Альп появляются городские шко­ лы. Во Франции первая из известных нам школ была открыта в 1220 г. в Тоннере. Во второй половине того же века муниципальными школами обзавелись и ганзейские города. Stadtили Ratsschulen были открыты в Любеке в 1262, в Висмаре в 1279, в Гамбурге в 1281 году. До самого конца средневековья между городскими и церковными вла­ стями велась борьба за контроль над ними. Чаще всего конфликты заканчивались компромиссом. Канцлер капитула выдавал разреше­ ние на преподавание и собирал “школьные деньги” в пользу епископа (Schulgeld), городской совет выплачивал жалование учителям (как правило, более чем скромное), время от времени инспектируя школы, и которых преподавали грамматику, “ars dictaminis” и основы счета. Постепенно все больше становилось “незаконных”, частных школ, в том числе и “школ письма и счета”, где преподавание велось на мест­ ных языках.

К началу XIV в. в среднем по величине городе, таком как Реймс, находилось полтора десятка учителей и четверо школьных учитель­

251

ниц. В Париже, по “Книге Тальи” 1291 г., упоминается 12 школ для мальчиков и одна для девочек, данные 1380 г. говорят уже о 40 школах для мальчиков и 22 для девочек.

Положение учителей было поводом для ламентаций. Начиная t XIII в. слышны были их сетования на тупость учеников и жадность ро дителей, которые хотят успехов от своих отпрысков, но не желаю!' платить. Швейцарец Фома Платтер в своей знаменитой “Биографии” рассказывает, как он открыл школу в Валисе (это было в начале XVI в.) и никак не мог добиться, чтобы родители платили ему деньга ми, а не носили бы ему яблок, сала или молока. Его французский сон ременник Гильом Постель с ужасом вспоминал о времени, когда нужда заставила его стать школьным учителем. По его словам, ученики, не довольные его требовательностью, дважды пытались отравить его. Часто учителям приходилось подрабатывать, составляя, например, раз* личные бумаги на правах публичного писца.

По данным XV-XVI вв. о судьбах бывших студентов в Чехии, очень многие начинали свою карьеру как школьные учителя, но в девяти случаях из десяти школа была лишь кратковременным этапом их карьеры - после они пополняли ряды низшего клира, становились городскими писарями и секретарями, кому-то удавалось преподавать в университе­ те, а кто-то (не менее трети) уходил в коммерцию или жил на свои рей­ ты. Любопытно, что все, о ком удалось собрать сведения, обзаводились семьей, лишь расставшись с учительствованием.

ВНюрнберге к 1485 г. положение городских учителей было более благоприятным. Четыре старших учителя и их 12 помощников обуча ли в городской школе 245 детей бюргеров, за которых платили родите­ ли, и как минимум еще сотню “бедных” детей за счет города и церкви. Причем старшие учителя считались людьми уважаемыми и играли не­ которую роль в муниципальной жизни.

Втеории статус учителя был высок и в Кастилии. Во всяком слу­ чае, грамота Энрике II (1370), проявляя к их кандидатурам требова­ тельность (“чистота крови”, наличие разрешения на преподавание, вы­ данного королевским чиновником), защищала их от произвола мест­ ных властей, разрешала носить оружие и даже жаловала дворянские почести тем, “кто 40 лет учил христианской доктрине”.

Но в большинстве случаев положение учителей было неблагопри­ ятным. Мы мало что знаем о домашних учителях, которых во все века было много. О своем домашнем учителе с неприязнью вспоминал Гвиберт Ножанский в начале XII столетия. С развитием системы универ­ ситетов заработок домашнего учителя становится постоянным прира­ ботком недоучившихся студентов.

Пожалуй, наиболее удачно шли дела у тех, кто практиковал в уни­ верситетских городах. В Париже, например, существовал солидный слой учителей, которые как бы “готовили” детей к университету, со­ держа их у себя на пансионе (так называемые “педагогии”) или грамма­ тические школы при университетских коллегиях. Их руководители - “принципалы” вели расчеты с родителями, приглашали дополнитель­ ных преподавателей, могли заниматься своим делом многие годы и со­ ставить вполне приличное состояние.

252

Именно в парижских коллегиях и педагогиях произошло столь важное открытие, как распределение учеников по классам в зависимо­ сти от уровня подготовки и возраста. Но подлинный переворот в поло­ жении и роли школьного учителя происходит лишь в годы Реформации и Контрреформации.

Хирурги и цирюльники

Историки разыскали биографические сведения о 400 французских медиках, практиковавших в XIII в., и о двух тысячах - для двух после­ дующих веков. Если дипломированные “физики” составляют в этих списках большинство, то это лишь потому, что сведений о них дошло заведомо больше, чем о других врачах. От старых времен еще доволь­ но долго сохранялись традиции монастырской медицины. Братья и се­ стры лечили в монастырских госпиталях. Даже в XVI в. в Нормандии в сельской местности можно было найти немало монахов-костоправов.

В городах, наряду с владельцами университетских степеней (а их было много лишь в университетских центрах), практиковали хирурги и цирюльники. Уже на рубеже XIII-XIV вв. власти в пиренейских стра­ нах и во Франции стремились взять их деятельность под контроль. Сре­ ди хирургов выделяется высший слой “хирургов робы”, получивших от медицинского факультета “Licencia operandi”. Они проходили обучение в школах, при университетах и были объединены в корпорации, конт­ ролируемые факультетами. Такой же университетский контроль уста­ навливается и над корпорациями аптекарей. Так постепенно преодоле­ вался разрыв между теоретической, по-преимуществу терапевтиче­ ской медициной и хирургией, которую в университетской среде долгое время с презрением называли “наукой рук”.

Наряду с многочисленными сочинениями факультетских “физи­ ков”, появляются трактаты хирургов, написанные не по-латыни. Сочи­ нения хирургов Ги де Шолиака и Анри де Мандевиля были переведены с французского на немецкий и английский языки в XV в. За презри­ тельное отношение к себе “физиков” хирурги-практики платили им своей убежденностью в превосходстве практики и опыта над книжной ученостью медиков-схоластов. Наиболее полно эти чувства в следую­ щем веке выразят Теофраст Парацельс и Амбруаз Паре.

О цирюльниках нам известно еще меньше, чем о хирургах. Их про­ фессия не относилась к числу престижных. Но те из них, кто обслужи­ вал знатных особ, могли обладать большим влиянием - ведь вверить свою шею можно было только бритве абсолютно надежного человека. Известно, каким безграничным доверием мнительного Людовика XI пользовался его цирюльник Оливье. Ему поручались важные и дели­ катные дипломатические миссии. Филипп де Комин передает чувство удивления и брезгливости, испытываемое при общении с человеком столь низкой профессии, наделенным такой властью.

Хирурги “робы” и простые хирурги, объединялись с учеными тера­ певтами и даже с цирюльниками, когда надо было бороться против многочисленных “кабузаторов” Этим словом могли обозначать ярма­ рочных зубодеров, представителей народной медицины и просто шар­

253

латанов, предлагавших средства от всех болезней и ставших неизмен­ ными персонажами городского фольклора (как, впрочем, и официаль­ ные медики). Несмотря на действия корпоративной медицины, город­ ских и королевских властей, “кабузаторы” не переводились. Но все за­ претительные меры касались лишь города как пространства упорядо­ ченного, контролируемого знанием и наукой. В сельской местности знахари и знахарки пока могли чувствовать себя в безопасности.

В медицинской и “пара-медицинской” среде было немало женщин. Помимо многочисленных акушерок и специалисток по женским болез­ ням, порой вдова хирурга могла продолжить практику своего мужа. Тот же Платтер рассказывал, как после скоропостижной смерти одно­ го мюнхенского врача, его вдова и ученики боролись между собой за рецептурную книгу покойного. Книга досталась ученикам, но вдове они дали списать рецепт слабительного из изюма, чтобы она могла продавать его и лечить больных, зарабатывая тем на жизнь. В италь­ янских университетах можно было встретить женщин среди студентов и даже, хоть и крайне редко, среди преподавателей. Характерно, что именно Кристина Пизанская, дочь врача и жена врача, получившая всестороннее образование, первая начала отстаивать права женщин, используя в спорах с интеллектуалами ученые доводы.

Мастера книжного дела

“Вот вещи, необходимые клирику, - писал Иоанн Гарлянд, - книги, пюпитр, ночная масляная лампа и подсвечник, чернильница, перо, свинцовая палочка и линейка, ножичек, пемза для стирания ошибок” А по мнению Аллана Лильского, “книги столь же необходимое орудие клириков, что молот у кузнецов”.

Переход от “монастырского” бытия интеллектуалов к “городско­ му” сказался на книге с удивительной наглядностью. Если ранее книга (как и вообще знания) была сокровищем - сакральным и роскошным предметом литургии, то ныне это - рабочий инструмент. Для интелле­ ктуала важен теперь не инкрустированный самоцветами переплет, не прекрасные миниатюры и не большие буквы унциала, но то, чтобы текст был свободен от ошибок, компактен, удобочитаем, стоил сравни­ тельно недорого и быстро тиражировался. Все это способствовало раз­ делению труда в книжном деле. Обратимся здесь, как и прежде, к па­ рижскому примеру.

Мастера книжного дела считались “подданными” университетской корпорации, приносили присягу ректору, платили небольшие взносы и пользовались университетскими свободами. Но то была лишь элита ре­ месла, сосуществовавшая с многочисленными “свободными” мастера­ ми. В 1368 г. грамота Карла V освобождала от несения ночной стражи “университетских подданных” - 14 книготорговцев-либрариев, 11 пере­ писчиков, 15 иллюминаторов, 6 переплетчиков и 18 пергаменариев. Последние составляли самую многочисленную группу, обеспечивая ин­ теллектуалов столь необходимым для них материалом. Они прожива­ ли компактно в университетском квартале, где одна из улиц так и на­ зывалась улицей пергаменщиков. Университет обладал монопольным

254

правом на закупку пергамена. Ежегодная ярмарка в Сен-Дени счита­ лась открытой лишь после того, как ректор во главе депутации универ­ ситета покупал пергамен оптом. Но у университета был и собственный рынок - в монастыре Матюренцев, где хранилось проверенное сырье, продававшееся по фиксированным ценам, с отчислением в фонд ректо­ ра по 4 су с каждой кипы. Поставщики бумаги вошли в число универ­ ситетских подданных в 1415 г.

Большое число “иллюминаторов” и их концентрация в универси­ тетском квартале нуждается в пояснении, ведь университетская книга была далеко не так ярко иллюстрирована, как другие издания. Однако их труд оставался необходимым - ведь в книгах, предназначенных для интеллектуалов, должны были быть наглядны различия между основ­ ным текстом и комментариями, выделены логические разделы, столь важные в схоластике. Текст, располагавшийся в университетских руко­ писях в два столбца, хорошо рубрицировался. Иллюминаторы выписы­ вали инициалы, исправляли ошибки. Их деятельность способствовала дальнейшему разделению труда и ускорению производства книг.

А вот переписчиков, вопреки ожиданиям, университетские или го­ родские источники фиксируют довольно редко. Но это не должно уди­ влять - ведь переписыванием книг промышляли студенты и магистры, благо этот труд почти не требовал специального оборудования или на­ выков. Письмо под диктовку входило в метод начального обучения грамматике и оставалось в ходу для быстрого тиражирования рукопи­ сей. Когда специальная комиссия в 1414 г. расследовала обстоятельст­ ва распространения книги Жана Пти, то она выявила вполне обычную практику. В его келье собралось десять студентов, переписавших за не­ сколько дней весь пространный текст. Потом в несколько недель он был размножен таким же способом.

Вуниверситетских городах была распространена и система “pecia”

-текст расшивался на отдельные тетради и переписывался сразу не­ сколькими писцами, затем собираясь заново. Такая “рассеянная ману­ фактура” позволяла в сжатый срок получить сразу несколько копий с одного экземпляра - достаточно было распределить отдельные тетра­ ди сразу между несколькими переписчиками, в число которых, конеч­ но же, входили и студенты. Поэтому профессиональных переписчиков было не так много в университетских городах.

Ключевой фигурой был книготорговец, или, как сказали бы в XIX в., “книгопродавец”, занимавшийся не только распространением, но и организацией производства книг. Книги выдавались “на прокат”

или, по выражению Верджерио, “в прекарий” Университет требовал установления “справедливой цены” на рукописи, обязуя книгопродав­ цев гарантировать качество экземпляров, выверку ошибок. Уставы предписывали выставлять новые книги в монастыре Матюренцев. Ко­ миссия из четырех книгопродавцов и докторов устанавливала цены, принимала новых членов в корпорацию “присяжных либрариев” (к концу XV в. из было 26), инспектировала книжные лавки. Тем, кто в корпорацию не входил, дозволялось торговать недорогими книгами и запрещалось, по крайней мере в теории, самим производить книги. Ос­ лушникам угрожали бойкотом - “ни один магистр и ни один студент не

255

будет вести дела с таким книготорговцем под страхом собственного ис ключения из университета”, - гласил устав 1275 г.

Любопытно, что в Париж книгопечатание пришло с опозданием, лишь через четверть века после своего возникновения. Видимо, сказы валась эффективность старой налаженной системы производства книг. Но первая типография была открыта в Сорбонне по инициативе док торов Гильома Фише и Иоанна Гейнлина. И книгопечатание в еще большей степени стало прибежищем для интеллектуалов, пока не по лучивших официальных должностей или уже отказавшихся от такой карьеры. Не один десяток ученых пленялись перспективой издавать книги самостоятельно, выпуская новые, выверенные переводы класси ков (ведь главное удобство “искусства книжного тиснения” виделось и избавлении от неизбежных искажений текста переписчиками), снабдив их своими комментариями, привлекая к этому своих коллег. И только с середины XVI в. экономические законы начали брать свое - хозяева­ ми производства стали те, кто обладал капиталами и возможностями организовать распространение книг. Но и тогда интеллектуалам оста­ лось немало работы в типографиях и издательских домах, где требова­ лись корректоры, редакторы, переводчики.

От клириков к клеркам

В любом крупном городе существовал обширный слой клириком без сана. Например, в Реймсе начала XIV в. их насчитывалось четыре сотни. Порой они были приписаны к той или иной церкви, но таких бы­ ло отнюдь не большинство. Чем жил весь этот люд? Кое-кто искал ме­ сто викария, капеллана, прислуживал при церкви, надеялся подрабо­ тать на похоронах, на чтении заупокойных месс. Вспомним Жана Зу~ бодробителя из “Гаргантюа”: “мастак отбарабанить часы, отжарить мессу и отвалять вечерню”

Были и те, кто занимался вовсе не духовными занятиями - притор­ говывал, держал мастерские, бани и даже публичные дома. Немало бы­ ло и женатых клириков. Среди них, кстати, встречались бакалавры и магистры искусств, ушедшие в коммерцию, но не расставшиеся с цер­ ковными привилегиями. С ними боролись, стараясь, уравнять в правах с прочими горожанами, но до самого конца средневековья ликвидиро­ вать этот слой не удалось. Хуже того, среди них попадались и преступ­ ники из числа опустившихся клириков или самозванцев, выбривших се­ бе тонзуру, надеясь на более снисходительный церковный суд.

Но в основной массе этот слой жил менее опасными занятиями. Ведь они, пусть и в малой мере, обладали “vertus escrites”, письменны­ ми добродетелями. Они и искали соответствующих заработков, напри­ мер, заработка публичного писца (offentliche Screiber), в чьей лавочке задешево можно было заказать любовное послание, деловое письмо или прошение. Очень многие кормились при судах. Вспомним церков­ ного пристава из “Кентерберийских рассказов”: владея двумя-тремя ла­ тинскими фразами, за кварту эля он мог дать любой совет по церков­ ному праву. И таких было множество, и не только при церковных су­ дах - стряпчие, секретари суда, писари. Как-то незаметно они променя­

256

ли свои клерикальные привилегии на привилегии людей юстиции. Про­ цесс эволюции был плавным и не вполне заметным современникам. В Италии он был более выраженным, чем в других странах, но к концу средневековья почти везде этот люд состоял по-преимуществу из ми­ рян, сохраняя, однако, черты своего клерикального прошлого.

В Париже, Тулузе, и в ряде других судебных центров Франции в XV в. существовали корпорации клерков, знаменитые “Базоши”, изби­ равшие своих “королей” или “герцогов”. Помимо таких атрибутов братства, как взаимопомощь, почитание святого патрона, решение вну­ тренних конфликтов, они обладали и “рекреационно-пародийными” функциями. До самой Революции Базошь высаживали “майское дере­ во” во дворе Дворца правосудия. Короли каждый раз издавали ордо­ нанс о разрешении доставить дерево из своих лесов. Менее благосклон­ но рассматривались традиционные фарсы, разыгрываемые клерками, где затрагивались злободневные вопросы. Остроты по поводу брака престарелого Людовика XII и юной Марии Английской привели к пол­ ному запрету театральных представлений, Базоши и уголовным пре­ следованиям виновников. Надо сказать, что и в малых городах инициа­ тива в проведении “шаривари” - кошачьих концертов под окнами по­ рицаемых лиц (скажем, в случае неравного брака), исходила чаще все­ го от молодых клерков.

Базошь объединяла лишь холостяков, что роднило ее с универси­ тетскими корпорациями. Думается, что большинство писарей получа­ ло какие-то начатки университетского образования, не дойдя до степе­ ней, или ограничившись степенью бакалавра. Оплата труда клерков зависела не только от затраченных усилий: учитывался размер листа и характер письма, но также и престиж судебной курии. Страница, испи­ санная клерком Парижского парламента, обходилась клиенту в три-че­ тыре раза дороже, чем в суде бальяжа или превотства (только на пере­ писку документов лишь к одному слушанию дела денег уходило столь­ ко, сколько стоили две-три коровы). Нехитрые меркантильные заботы писцов сказались на внешнем виде документов. Те из них, что состав­ лялись “за счет правосудия”: различные “королевские” случаи, дела малоимущих лиц, а также записи в регистрах судов - писались чрезвы­ чайно убористым и зачастую неудобочитаемым почерком, изобилую­ щим аббревиатурами. Зато там, где платил клиент - а таких дел было большинство (ведь “правосудие само себя кормит”), слова далеко от­ стояли друг от друга, а между строками вполне можно было вписать еще несколько фраз.

Проведя много лет за переписыванием судебных бумаг, клерки об­ ретали неоценимый опыт и могли действовать самостоятельно - соста­ влять прошения и бумаги частным порядком, выступать в роли стряп­ чих, изобиловавших при любом суде в любой стране.

Те из них, кому повезло более, становились прокурорами, покупа­ ли специальное разрешение и официально брали на себя ведение судеб­ ной документации клиентов. Жалования они не получали, живя за счет гонораров, но находились под неусыпным контролем судов. Атрибу­ том прокурора был мешок - там в запечатанном виде хранились бума­ ги процесса, которые в любой момент могли быть затребованы судья­

ми для проверки. Прокуроры имели свой штат клерков и владели “скамьей” или частью “скамьи” в здании суда. Они арендовали ее у ко роля, но свои права на нее могли свободно отчуждать. Там и происхо дили встречи с клиентами. Неоднократно предпринимались попытки таксации услуг прокуроров, жалобы на разорительное правосудие об рушивались на них в той же мере, что на адвокатов и судей.

Между прокурорами и адвокатами пролегал социокультурный во дораздел. Адвокат, как правило, обладал степенью в римском или ка ионическом праве (а то и в обоих сразу), он произносил судебные речи, блистая ораторским искусством. Прокурорам не обязательно было иметь степень, но ведя документацию, они знали все ходы и выходы и лабиринтах правосудия. Втайне завидуя адвокатам, они были убеждс ны, что намного превосходят их в знании практической стороны юрис пруденции.

Секретари

Солидную группу составляли различного рода секретари, служив­ шие как при влиятельных особах (среди них довольно много было гу­ манистов), так и в муниципальных или королевских учреждениях. В на­ чале рассматриваемого периода термин “секретарь” носил черты не­ свободного, зависимого состояния. Конечно, личные секретари коро лей и императоров были людьми весьма влиятельными, но ведь и сене' шал или коннетабль этимологически были лишь рабами, облеченными особым доверием короля. К концу средневековья роль секретарей зна чительно возросла, особенно тех, кто был связан с канцеляриями. Уникальной была их роль в Венецианской республике, где они образовали своеобразную влиятельную служилую касту.

Канцеляристы постепенно вырабатывают особый тип мировоззре­ ния. В конце средневековья появляются даже пособия, рисующие обя­ занности “идеального секретаря”. Среди них могли быть простые пис­ цы-канцеляристы, разогреватели сургуча и воска и прочие техниче­ ские работники, но были и уникальные специалисты - шифровальщи­ ки, переводчики, историографы.

При том, что в городах ротация муниципалитета была правилом, да и монархи не склонны были долго оставлять важные должности в одних руках, именно секретари обеспечивали постоянство работы уч­ реждений, накапливая столь необходимый опыт. Частыми были жало­ бы на секретарей, забравших слишком много власти. Во Франции в конце средневековья их обвиняли в сервилизме, противопоставляя им магистратов, стоящих на страже закона и “общественного блага”. Но и секретари сами могли противопоставлять себя советникам - красноба­ ям. Эту их гордость уже в XVI в. выразил Франческо Сансовино, упо­ добивший достоинство секретаря ангельскому чину. Причем главной добродетелью его было молчание при обсуждении и принятии реше­ ний, что отличало его - квалифицированного исполнителя и хранителя секретов от советника.

Пожалуй, если искать истоки европейской бюрократии, то тип се­ кретаря подходил для этого больше, чем тип юриста-магистрата. При

258

этом секретари, несмотря на наличие у многих из них степени, оказы­ вались менее связаны схоластическими штампами и догмами. Их долж­ ность сплошь и рядом требовала гибкости, компетентности и умения приспосабливаться к обстоятельствам. Поэтому на секретарской служ­ бе так ценились гуманисты и, в свою очередь, именно канцелярии в различных странах Европы оказывались наиболее восприимчивы к гу­ манистическим идеям и исканиям в области стиля.

Первые ростки германского гуманизма историки связывают с кру­ гом пражской канцелярии императора Карла IV. Достаточно показа­ тельна личность Иоганна фон Неймаркта. Монах-августинец, он учил­ ся в Павии, затем стал нотарием королевской канцелярии, в 1352 г. стал канцлером империи, а также епископом Литомышля и Оломоуца. Покровительствуя своему ордену, он стремился превратить монастыри августинцев в своеобразные академии. Августинская библиотека свя­ того Фомы в Праге превосходила все университетские собрания. В кан­ целярии Неймаркт добивался совершенства стиля, введения новой, очищенной латыни. Он вел долгую переписку с Петраркой и сам соста­ влял различные компендиумы и труды мистического содержания.

У Петрарки много друзей было и среди венецианских секретарей. Венецианцы первыми осознали необходимость специальной подготов­ ки секретаря, отличной от традиционного университетского образова­ ния. Несмотря на то, что Светлейшая республика контролировала “свой” университет в Падуе, на Риальто в начале XV в. была основана собственная школа для секретарей. Без королевских канцелярий труд­ но себе представить развитие гуманизма во Франции и в Англии, Ара­ гоне, Кастилии и Португалии.

Нотариусы

Сами нотариусы любили возводить историю своей профессии к Древнему Риму. Но реально их присутствие ощущается в итальянских городах не ранее середины XI века. В Испании, Провансе и Лангедоке нотариусы появляются на рубеже ХП-ХШ вв., несколько позже - и в более северных регионах.

На первых порах профессия нотариуса не отделялась от секретар­ ской. Те и другие составляли документы. Но работа нотариуса заклю­ чалась еще и в том, что он был “клятвоприимцем”. Любая свершавша­ яся сделка и любой акт, претендующий на юридическую силу, должен был совершаться публично и по определенным правилам. Первона­ чально публичность обеспечивали соприсяжники, определенное число свидетелей (как правило семь или четырнадцать) и представитель ко­ роля или епископа. Присутствие нотариуса сразу же значительно сни­ жало число требуемых свидетелей, а в конце средневековья кое-где и вовсе заменило их. Нотариус как бы обеспечивал санкцию властей (ко­ роля, императора, папы, коммуны) и делал действительной принесен­ ную клятву, гарантируя аутентичность документа.

Власть давала должность нотариуса на откуп, но нотариальную контору можно было передать по наследству или продать. Примерно до XIV в. распространенным был смешанный тип нотариуса - они ра­