286 Смысл тревоги

другой стороны, ей угрожала неспособность существования без поддержки

окружающих. Суть ощущения самого себя “как в ловушке” при невротичее

ской тревоге заключается в том, что индивидуум встречается с угрозой

отовсюду, куда бы он ни повернулся. Таким образом, рассмотрение природы

угрозы, которую предчувствует человек при невротической тревоге, позволяет

обнаружить тот факт, что угроза присутствует на обоих полюсах конфликта.

В вышеописанных случаях была также рассмотрена еще одна проблема — разз

личие между поводом и причиной невротической тревоги. (Слово “повод”

используется здесь для обозначения события, которое предшествовало тревоо

ге.) Было замечено, что у Брауна поводом для невротической тревоги часто

служили ситуации, с которыми он мог успешно справиться и реально справв

лялся, например, выполнение учебных заданий. Таким образом, в этих ситуаа

циях повод нельзя было объединить с причиной тревоги. Но по мере усиления

тревоги Браун все решительнее настаивал на том, что повод не имеет к тревоо

ге никакого отношения, что он “боится всего”, “боится жизни”. Хотя ретроо

спективно можно было показать психологически последовательную связь межж

ду конкретным поводом для приступа тревоги и самой тревогой, тем не менее

упорное разделение повода и причины было не лишено логики. При невротии

ческой тревоге повод значим в том смысле, что он провоцирует обострение

скрытого невротического конфликта, но причиной тревоги является сам

конфликт. Как мы увидели на примере Гарольда Брауна, все поводы, вне заа

висимости от их кажущейся объективной важности, всегда имеют субъективно

логическое отношение к данному внутреннему конфликту конкретного инн

дивидуума. Другими словами, поводы важны для тревожащегося субъекта в

силу того, что именно они и только они обостряют имеющийся невротический

конфликт.

Я полагаю, что нашу гипотезу можно сформулировать следующим образом: чем

больше переживание тревоги приближается к нормальному, тем больше поо

вод (предшествующее событие) и причина тревоги совпадают; но чем более

невротической является тревога, тем легче развести повод и причину. Наа

пример, пассажир корабля, плывущего в нашпигованных подводными лодками

водах, тревожится, как бы его корабль не подбили торпедой. Такая тревога моо

жет оказаться реалистичной и соответствующей ситуации, а повод — страх поо

падания торпеды — со всей очевидностью может быть убедительным объяснее

нием для тревоги. Но, с другой стороны, у людей с сильной невротической

тревогой ее приступ может быть моментально вызван случайным словом прии

ятеля, неприветливым взглядом прохожего, мимолетным воспоминанием. Итак,

чем более невротической является тревога, тем труднее объяснить ее объекк

тивным поводом и тем важнее для нас проникнуть в собственную интерпретаа

цию ситуации субъектом, чтобы найти подходящую причину его тревоги. В таа

ких случаях обычно говорится, что тревога не соответствует ситуации. Она

веачулс хиксечинилк яинаводелсси волаиретам розбО287

расходится с поводом, но не расходится с причиной, то есть с тем внутренним

конфликтом, который обостряется поводом. Мой опыт работы со случаями наии

более сильной тревоги — например, с пограничными психотиками — показал,

что с объективной точки зрения повод практически совсем не оправдывает

силу тревоги, а причина может быть почти полностью субъективной.

Ранее я в основном обсуждал невротическую тревогу и лежащие за ней конфф

ликты. Но не кажется ли вам, что мы подошли к той области, где уже больше

нельзя разграничивать нормальное и невротическое? Разве эти конфликты не

присущи всем нам в большей или меньшей степени? И неужели все эти конфф

ликты не противоречат друг другу хотя бы в одной точке? В конце концов, люю

бая тревога порождается конфликтом, корни которого тянутся к изначальному

конфликту между бытием и небытием, между существованием и тем, что ему

угрожает. Все мы, вне зависимости от степени нашей “нормальности” или “нее

вротичности”, ощущаем разрыв между нашими ожиданиями и реальностью.

Это разделение теряет свою значимость, и мне кажется, нам лучше рассматрии

вать тревогу без всяких ярлыков, а именно — как часть истинно человеческоо

го способа существования.

РОДИТЕЛЬСКОЕ ОТВЕРЖЕНИЕ И ТРЕВОГА

Этот вопрос рассматривается на материале обследования тринадцати незамужж

них матерей. Проведенные с ними интервью были прежде всего направлены

на выяснение связи между степенью неприятия каждой молодой женщины роо

дителями (особенно матерью) и уровнем ее невротической тревоги на данный

момент. Если расположить оценки степени отвержения родителями и уровня

тревожности в две параллельные колонки, то можно немедленно обнаружить

следующее: 1) у большинства девушек отвержение и тревога строго соотт

ветствуют друг другу; но 2) у некоторых девушек такое соответствие отт

сутствует.

В девяти случаях — Нэнси, Агнес, Хелен, Эстер, Фрэнсис, Ирен, Ады, Филлис и

Сары — уровень тревожности попадает в ту же категорию, что и степень отт

вержения. В этой группе каждый зафиксированный случай родительского отт

вержения сопровождался всплеском невротической тревоги примерно той же

силы. Данные исследования этих случаев свидетельствуют в пользу классии

ческой гипотезы: отвержение родителями (прежде всего матерью) создает у

индивидуума предрасположенность к невротической тревоге. Но в двух друу