В

Н.Г. Чернышевский

(1828-1889)

первые, как мне удалось выяснить, термин «живое слово» в педагогическом смысле употребил Н.Г. Чернышевский (1828-1889) в своей рецензии на первый том сочинений Т.Н. Грановского (1813-1855), вышедший в 1856 г. в ней Чернышевский отмечал, что Грановский требования «общества и науки… исполнял живым словом (Здесь и далее выделено мною. – В.З.) – и литературная деятельность была для него только повторением… на бумаге то[го], что уже достигло своей цели посредством живого слова».

Чернышевский, справедливо далее писал Грановский, оказывал огромное влияние на русское общество «… через беседу, через личные отношения». «У нас… и вообще наука и литература отчасти семейное дело, и по патриархальному обычаю, в ней устными разговорами тому подобными догуттенберговскими средствами ведется м

Т.Н. Грановский

(1813-1855)

ногое…». «Веди если разобрать хорошенько, у нас в этом отношении и до сих пор существует порядок вещей, мало чем отличный от того, что было во времена «Беседы любителей Русского слова» и «Арзамаса»¹.

Вы уже знаете из курса педагогики, что в русской школе XVIII в. господствовала вопросно-ответная форма преподавания, при которой рассказа учителя не было. М.В.Ломоносов был первым, кто решительно выступил против вопросно-ответной формы преподавания истории. Он аргументировано заявил: «От такого порядка дел учения истории пользы ждать не можно».²

Вслед за Ломоносовым И.М. Шрекк (автор «Краткой всеобщей истории в переводе Экстера» (1787 г.) требовал от учителя-историка «ясного и порядочного изложения».

Шло время. Живое слово учителя прочно входит в арсенал педагогического инструментария учителя истории. Его еще более укрепил великий русский педагог К.Д.Ушинский (1824-1870/71), который в 60-е гг. XIX в. опубликовал свою блистательную статью «О классных рассказах». В ней он популяризировал рассказ учителя и разработал требования к живому слову учителя (К этой статье мы еще вернемся).

После 1917 г. резко отрицательное отношение к рассказу учителя было высказано сторонниками так называемого «лабораторного метода», которые совсем устраняли систематическое изложение учителем истории или сводили его к второстепенной роли систематизации знаний, добытых учениками из исторических источников и пособий.

Некоторые методисты указывали, что рассказывая учащимся исторический материал, учитель тем самым дает им материал в готовом «разжеванном» виде, тренирует их память (надо запомнить!) и совсем не обращается к их рассудку, к самостоятельности.

Такое понимание живого слова учителя приводило к тому, что некоторые учителя объясняли только «трудные темы», остальное учащиеся прорабатывали самостоятельно. Таким образом, было налицо принижение живого слова учителя в преподавании истории и обществоведения. В 20-е гг. ушедшего столетия рассказ учителя почти полностью был устранен из школы. Его место занял так называемый «трудовой метод», что не могло не привести к печальным результатам в преподавании гуманитарных дисциплин.

Потребовалось вмешательство партийно-правительственных органов. И оно было сделано. «Преподаватель обязан систематически, последовательно излагать преподаваемую им дисциплину, всемерно приучая детей к работе над учебником и книгой, к различного рода самостоятельным письменным работам…», – особо отмечено в Постановлении ЦК ВКП(б) от 25 августа 1932 г.¹ «Об учебных программах и режиме в начальной и средней школе».

И с этого времени отечественная методика истории признает ведущее значение живого слова учителя в преподавании истории в средней школе. Это связано с объективными факторами. С одной стороны, с фундаментальной ролью языка, речи в жизни человека, а с другой стороны, с самой сущностью исторической науки и ее основ, излагаемых в школе. Разберем эти два положения. Первое положение исходит из того, что способности человека выражать свои мысли и чувства при помощи звуков, по выражению академика И.П. Павлова (1849-1936) «…является наивысшим и совершеннейшим человеческим приспособлением»². Он же назвал речь человека «… высшим регулятором человеческого познания»³.

Эти мысли И.П.Павлова не ускользнули от внимания его современника, выдающего русского ученого в области теоретической и прикладной механики Виктора Львовича Кирпичева (1845-1913), который как-то в раздумье изрек: «Пока живет человечество, не умолкнет и живая речь и передача этой речью положений науки»⁴.

С большой долей уверенности можно утверждать, что эти высказывания великих русских ученых о роли языка, речи в развитии науки были известны и чешскому ученому И. Лингарту, который в своем труде «Процесс и структура человеческого ученого» (М., 1970) отметил: «Большая часть человеческого учения протекает на языковом уровне и опосредуется языком» (с. 277). Вместе с тем этот науковед констатировал: «Нельзя чему бы то ни было научиться только через усвоение слов» (с. 283, примечание № 1).

Отсюда недостаток «памятевого вербального учения», особенно в работе с учащимися младших классов, где учение носит непосредственный характер.

Как видим, язык, речь являются не только своеобразным инструментом человеческого учения, но и формой сохранения добытых людьми знаний в процессе их многовекового движения от незнания к знанию. Последнее (сохранение знания) прекрасно выразил в стихотворении русский поэт и писатель И.А.Бунин (1870-1953). Его он назвал «Слово»¹. Слушайте.

СЛОВО

Молчат гробницы, мумии и кости, -

Лишь слову жизнь дана:

Из древней тьмы, на мировом погосте

Звучат лишь письмена!

И нет у нас иного достоянья!

Умейте же беречь

Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,

Наш дар бесценный – речь.

7. I.15 Москва

Люди с незапамятных времен понимали великую силу – созидательную и разрушительную – слова. Они выражали ее в пословицах, поговорках, «ходячих выражениях»: «Слово лечит, слово и калечит», «Слово не стрела, да пуще стрелы», «На языке медок, а на сердце ледок», «Слово во время и, кстати, сказанное сильнее письма и печати»² и т.д. и т.п.

А «кудесник русского языка» Н.С.Лесков (1831-1895) как-то написал: «Человек живет словами, и надо знать, в какие моменты психологической жизни у кого из нас какие найдутся слова».¹

Академик Д.С.Лихачев писал и о другой ипостаси языка: «Речь человека – самый чуткий показатель его интеллектуального и нравственного развития. Если язык его беден и неправилен, пересыпан выражениями школьно-студенческого или какого-либо другого арго, - дело плохо. О его воспитании следует позаботиться. Вот мысль, над которой следует задуматься: язык не только лучший показатель общей культуры, но и лучший воспитатель человека. Четкое выражение своей мысли, богатый язык, точный подбор слов в речи формируют мышление человека и его профессиональные навыки во всех областях человеческой деятельности. Это не сразу кажется ясным, но это так. Если человек точно может назвать ошибку, допущенную в работе, значит, он определил ее суть. Если он, не употребив грубого выражения, указал на недочеты товарища, значит, он умеет руководить работой. Точность, правильность и прямота без грубостей в языке – нравственный показатель работы, товарищества, семейной жизни, залог успеха в учении» (Выд. мною. – В.З.).²

Учитель любого школьного предмета должен в совершенстве владеть языком, искусством разговора с детьми. Но его этому нигде не учат ни в классических, ни в педагогических университетах. Ни от этого ли за последние 10-15 лет резко упало и качество знаний учащихся средних школ, уровень их развития, да и все мы видим «духовную нищету» (не путать с «нищим духом») общества.

Не могу в связи со сказанным не привести еще один отрывок из книги князя В.Ф.Одоевского «Руководство для университетов», названный им «Разговорами с детьми». Но прежде скажем несколько слов о самом В.Ф. Одоевском.