70 Часть I. Введение

вили опасными материалистами. В конце XIX в., когда сторонники научной психологии стали устанавливать связь между сознанием и мозгом, они также вызвали многочисленные подозрения. В Соединенных Штатах, например, психологи старой школы — последователи шотландцев — почувствовали опасения и обвинили новых психологов — психологов, вдохновленных немецкой школой экспериментальной физиологии, — в пренебрежении заботой о душе, что есть, по их мнению, основная задача психологии.

Споры вокруг дарвинизма (см. главу 5) были связаны с материализмом. Происхождение людей от животных подразумевало, что мы тоже машины, лишенные души. Верному «сторожевому псу» Дарвина, Томасу Генри Гекели (1825-1895), принадлежит знаменитое (или печально известное) заявление о том, что сознание представляет собой бесполезный побочный продукт деятельности мозга. Джеймс в своей книге «Принципы психологии» отверг эту «теорию автоматов», утверждая, что адаптивной функцией сознания является выбор. Тем не менее он окончательно оставил психологию ради философии отчасти и из-за того, что не смог совместить свою веру в свободную волю с убеждением, выраженным в «Принципах...», будто наука психология должна быть «церебральной», т. е. приверженной прочной связи между разумом и мозгом (см. главу 5). Позднее Джеймс погрузился в физические исследования в парадоксальной попытке использовать научные средства (эмпирические исследования) для того, чтобы доказать религиозный постулат о существовании души.

По большей части кажущаяся угроза материализма проистекала из господствующей концепции машин. Если принять картезианскую идею, согласно которой животные представляют собой машины, и затем прийти к выводу, что, согласно мнению Дарвина, мы не что иное, как животное, неизбежно придется прийти и к заключению о том, что мы — машины, которые не в состоянии контролировать собственное поведение. Намерение — гибкое преследование цели при встрече с препятствиями — выглядит, подобно исчезающей личности Юма, — иллюзией, нуждающейся в объяснении. Такой точки зрения придерживались большинство бихе-виористов в XX столетии.

Но компьютер разрушил декартовский образ машины как часового механизма. Программа компьютера, играющего в шахматы, имеет цель, победу, и генерирует множество ходов, из которых отбирает самые перспективные. Представление о людях, как о машинах, принятое сегодня в когнитивной науке, не противоречит признанию того, что у них есть цели и они осуществляют выбор. Тем не менее компьютерная модель разума не решает проблемы сознательного опыта. Остается неясным, каким образом материя порождает сознание. Можно поставить вопрос и более радикально, как это сделал Джеймс в 1905 г.: «Существует ли сознание?»

Существуют ли другие разумы, кроме моего собственного? Отделяя разум от мира и от тела, Декарт сделал проблематичным существование разумов других людей. С картезианской точки зрения, разум представляет собой частное сознание. Но как я могу знать, обладают ли другие люди разумом? Декарт отвечал, что я знаю внутри себя, что я мыслю и что я выражаю свои мысли с помощью языка. Следовательно, любое существо, обладающее языком, обладает также и мыслящей душой. Поскольку только у людей есть язык, только люди имеют душу.