Глава 8. Золотой век бихевиоризма, 1913-1950 263

ты предназначены для того, чтобы выявить, что животное может делать при определенных новых обстоятельствах, когда и ведут наблюдение за его поведением; только позднее исследователь должен предпринять «абсурдную попытку» реконструировать разум животного, исходя из его поведения. Но Уотсон указывал, что реконструкция сознания животных ничего не прибавляет к тому, что уже получено благодаря наблюдениям за поведением животного. Интроспективная психология была неуместна и с социальной точки зрения, поскольку не предлагала решений для тех проблем, с которыми люди сталкиваются в современной жизни. Конечно, Уотсон сообщал, что его собственное убеждение, будто психология сознания не имеет «сферы применения», заставило его «разочароваться» в ней. Поэтому неудивительно, что единственной областью существующей психологии, которую Уотсон хвалил, была прикладная психология: педагогическая психология, психофармакология, тестирование интеллектуальных способностей, психопатология, а также судебная психология и психология рекламы. По его мнению, в этих областях исследователи добились наибольших успехов потому, что зависимость от интроспекции была меньше. Уотсон заявлял, что будущее психологии связано с прогрессивизмом и бихевиоризмом, «истинно научными» направлениями психологии, поскольку им «предстоит найти широкие обобщения, которые приведут к контролю над поведением человека».

По мнению Уотсона, в интроспективной психологии не было ничего заслуживающего внимания, но многое — достойно осуждения. «Психология должна отказаться от всех ссылок на сознание». Отныне психологию следовало определять как науку о поведении и «никогда не использовать такие термины, как сознание, психические состояние, разум, содержание, поддающийся интроспективной проверке, воображаемый и т. п. Вместо этого следует оперировать понятиями стимула и реакции, формирования привычки, интеграции привычек и т. д. Стоит попытаться сделать это прямо сейчас» (Watson, p. 166-167).

Бихевиористская программа. Точкой отсчета новой психологии Уотсона следует считать установление того факта, что организмы, в равной степени и люди и животные, приспосабливаются к окружающей их среде; т. е. психология должна быть исследованием приспособительного поведения, а не содержания сознания. Описание поведения ведет к предсказанию поведения в понятиях стимула и реакции (1913а, р. 167): «В полностью разработанной системе психологии, зная реакцию, можно предсказать стимул, а зная стимул, можно предсказать реакцию». В конечном итоге Уотсон ставил перед собой задачу «изучить общие и частные методы, посредством которых я могу контролировать поведение». Как только методы контроля станут доступны, общественные лидеры будут в состоянии «использовать наши данные на практике». Хотя Уотсон не цитировал Огюста Конта, в его программе бихевиоризма — описывать, предсказывать и контролировать наблюдаемое поведение — отчетливо прослеживались традиции позитивизма. И для Конта, и для Уотсона единственно приемлемой формой объяснения было объяснение в физико-химических терминах.

Методы, с помощью которых предстояло достичь новых целей психологии, оставались достаточно туманными, как позднее признал и сам Уотсон (J. Watson, 1916а). Из манифеста бихевиоризма о его методологии можно было заключить

264 Часть IV. Научная психология в XX веке

только то, что исследовательская работа с людьми не должна отличаться от работы с животными, поскольку бихевиористы «во время проведения эксперимента придают такое же малое значение «процессам сознания» [у субъекта-человека], какое мы придаем подобным процессам у крыс». Уотсон привел несколько примеров того, как можно исследовать ощущения и память с позиций бихевиоризма, но они были не очень убедительны, и позднее на смену им пришел метод условных рефлексов И. П. Павлова.

Уотсон утверждал, что головной мозг не вовлечен в процесс мышления (не существует «центрально инициируемых процессов»), но состоит из «слабого повторного воспроизведения... мышечных актов», особенно «двигательных привычек гортани». Он говорил: «Везде, где есть процессы мышления, имеются слабые сокращения мускулатуры, участвующей в открытом воспроизведении привычного действия, и особенно в еще более тонкой системе мускулатуры, участвующей в речи... Образность становится психической роскошью (даже если она на самом деле существует), лишенной какого-либо функционального значения» (1913а, р. 174). Призывы Уотсона могут шокировать рядового читателя, но мы должны понимать, что его выводы представляли собой логическое следствие моторной теории сознания (Н. С. McComas, 1916). Согласно моторной теории, содержание сознания просто отражает связи стимул-реакция, никак не затрагивая их; Уотсон просто указал, что, поскольку психическое содержание «не имеет функционального значения», нет никакого смысла, за исключением существующих предрассудков, заниматься его изучением: «Наш разум извращен пятьюдесятью годами, напрасно потраченными на исследование сознания». Периферическая теория как доктрина набирала силу в психологии, по крайней мере, со времен И. М. Сеченова, и уотсоновскую версию этой теории необходимо искать в самых влиятельных и важных формах бихевиорализма до тех пор, пока в 1960-х гг. он не превратился в когнитивную теорию.

В другой своей лекции, прочитанной в Колумбийском университете, которая называлась «Образ и привязанность в поведении» и также вышла в свет в 1913 г., Уотсон продолжил нападки на содержание психики. Здесь он рассматривает и отвергает формулу методологического бихевиоризма: «Меня не волнует, что происходит в так называемом разуме человека, до тех пор, пока его или ее поведение остается предсказуемым». Но для Уотсона методологический бихевиоризм был неприемлемой уступкой. Он многократно повторял свою точку зрения на то, что «не существует центрально инициированных процессов». Мышление является всего лишь «имплицитным (скрытым) поведением», которое иногда имеет место между стимулом и конечным «явным поведением». Он высказал гипотезу о том, что имплицитное поведение по большей части происходит в гортани и доступно наблюдению, хотя методы подобных наблюдений еще не разработаны. Важным для Уотсона было то, что не существует функциональных психических процессов, играющих роль причин, определяющих поведение. Существуют только цепи поведения, некоторые из которых трудно наблюдать. Уотсон применяет свой тезис и к психическим образам, и к переживаемым эмоциям — ни один раздел психологии не может выпасть из бихевиористской схемы, поскольку необходимо показать, что разум представляет собой поведение; бихевиористы не должны уступать предмет