1. Бимель В. Мартин Хайдеггер, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни. – Челябинск: Урал LTD, 1998. – 285 с.

2. Брункхорст Х. Эгоцентризм в эпоху картины мира. Хайдеггер, Вебер и Пиаже // Философия Мартина Хайдеггера и современность. – М.: Наука, 1991. – 253 с.

3. Бурдье П. Политическая онтология Мартина Хайдеггера. – М.: Праксис, 2003. – 272 с.

4. Генон Р. Кризис современного мира // Избранные произведения: Традиционные формы и космические циклы. Кризис современного мира. – М.:НПЦТ «Беловодье», 2004. – 304 с.

5. Интервью М.Хайдеггера в журнале «Экспресс» // Логос. Философско-литературный журнал. – № 1. – М.: Гнозис, 1991. – С. 47-58.

6. Козловски П. Культура постмодерна: Общественно-культурные последствия технического развития. – М.: Республика, 1997. – 240 с.

7. Мартин Хайдеггер / Карл Ясперс. Переписка 1920-1963. – м.: Ad Marginem, 2001. – 415 с.

8. Сафрански Р. Хайдеггер: германский мастер и его время. – М.: Молодая гвардия, 2002. – 614 с.

9. Хайдеггер М. Время картины мира // Время и бытие: статьи и выступления. – М.: Республика, 1993. – 447 с.

10. Хайдеггер М. Наука и осмысление // Время и бытие: статьи и выступления. – М.: Республика, 1993. – 447 с.

11. Хайдеггер М. Самоутверждение немецкого университета // Работы и размышления разных лет. – М.: Гнозис, 1993. – 464 с.

12. Шпеглер О. Пессимизм? – М.: Крафт+, 2003. – 304 с.

С.В. Шибаршина Проблема и ее множественные решения в социально-гуманитарных науках

В социально-гуманитарном знании гипотеза играет значительную роль. Тем не менее, вопросы, связанные с ее выдвижением и разрешением в данных науках, мало освещены в методологической литературе. Различные аспекты гипотезы рассматривались в применении по преимуществу к естественным или точным наукам.

Научное исследование, – и это одинаково как для социальных, так и гуманитарных наук, – строится в основном как попытка решить четко определенные «проблемы», обычно составляющие отправную точку процесса исследования. Например, в западной историографии потребность определить проблему становилась все более очевидной – прежде всего, начиная с XX века и позже, когда от повествовательной или описательной истории XIX века она перешла к «проблемной истории». Для сегодняшнего профессионального историографа не имеет никакого смысла просто рассказывать последовательность событий или описывать определенный исторический сценарий, если данное повествование или описание не встроено в проблему¹.

В рамках данного modus operandi формулировка проблемы является первой частью; вторая заключается в формулировке гипотез(ы), которая выдвигается как возможное решение проблемы. Будучи сформулированной, гипотеза запускает процесс демонстрации. Дело в том, что, в соответствии с «гипотетико-дедуктивным» методом рассуждения, гипотезы должны действовать как пусковые механизмы для умозаключений: одни умозаключения производят новые суждения, и эти новые суждения, вместе с изначальной гипотезой, также произведут новые умозаключения. Данная конструкция из ряда связанных друг с другом суждений, в которых одно логически предшествует другому, составляет то, что называется «демонстрацией». Это проясняет этимологический смысл понятия «гипотеза» как «лежащего в основе суждения» – суждения, которое подкрепляет другое. То, что «лежит в основе», является именно утверждением, которое должно быть поддержано другими, или ясно сформулированным рядом утверждений, так что гипотеза играет роль своего рода руководящей нити для построения знания¹.

В целом, отметим, что для дисциплин социально-гуманитарного цикла вполне применимо – по крайней мере, на данном историческом этапе - широкое понимание гипотезы как «предположения». Здесь особенно заметна необходимость допущения плюрализма подходов в оценке гипотез. По замечанию Д. Сан Филиппо (David San Filippo), гипотеза здесь понимается как «утверждение вероятности» (probability statement) или «обоснованное предположение», «догадка, основанная на фактах» (an informed guess)².

Проблематичным является также использование понятия «теория», под которым в эпистемологии понимается развитая форма организации научного знания, в идеальном случае предполагающая дедуктивный метод построения и выведения знания. В точном смысле этого слова такого рода «теории» имеют место в естественных, математических науках, тогда как в гуманитарном знании речь идет о теории в широком смысле, как некоторой концепции, совокупности взглядов мыслителя, не связанных жесткой дедуктивной последовательностью, строгим обоснованием и доказательностью и направленных на объяснение, на интерпретацию чего-либо³.

Необходимость плюрализма подходов к оценке гипотез в социально-гуманитарном знании обусловлена, на наш взгляд, во многом тем обстоятельством, что проблемы здесь не всегда имеют единственное решение. Социально-гуманитарных науки привлекают сложные вопросы интерпретации и толкований, возникающие во взаимодействии предмета и объекта исследования. Разумеется, существенной является проблема проверяемости гипотез в социальных и гуманитарных науках (например, интерпретация удаленных от нас по времени исторических событий).

Для иллюстрации проблемы множественности решений весьма показателен следующий пример. В истории завоевания Америки (исторического процесса, который имел место с XVI века и представлял собой экспансию испанцев и португальцев посредством крупного мореплавания) одна из не решенных окончательно проблем связана с весьма интригующим вопросом о том, как настолько хорошо организованные империи, такие как империи ацтеков или инков, населенные миллионами жителей, были побеждены всего лишь несколькими сотнями испанских солдат за такой короткий промежуток времени и с такой очевидной легкостью. В качестве возможных ответов на эту загадку было предложено много гипотез, начиная с гипотезы «более примитивного оружия туземцев» (Лас Касас) и заканчивая гипотезой «политических разделений» в этих империях (Берналь Диас, Сиеса де Леон); от гипотезы «стратегических военных ошибок», которыми объясняют поражение Атауальпы в Кахамарке (Овьедо), к комплексным трактовкам современных ученых, которые считают поражение индийцев следствием их «неспособности расшифровать знаки завоевателей» (Тодоров)¹.

Для демонстрации различных путей решения указанной проблемы Ж. Баррос (José Barros) предлагает весьма интересную, на наш взгляд, схему, в центре которой располагается сама проблема. Он формулирует проблему следующим образом: «Покорение мезоамериканских империй, которые были высокоорганизованными, населенными миллионами коренных жителей, а такой короткий промежуток времени, всего лишь несколькими сотнями испанских завоевателей». Он перечисляет семь различных гипотез, представленных как продуктивные ответы на вопрос, или, по крайней мере, пути возможного исследования. Кратко обозначим их. Гипотеза 1: «Бесстрашие, решимость и мастерство испанцев». Гипотеза 2: «Превосходящее оружие испанцев». Гипотеза 3: «Превосходящая военная стратегия испанцев». Гипотеза 4: «Политические разделения внутри этих империй, которые пошли на руку или были умело использованы испанцами». Гипотеза 5: «Мифология мезоамериканских народов, которая определила восприятие испанцев как богов». Гипотеза 6: «Культурный шок между испанцами и мезоамериканцами, сработавший против последних, по причине их большей неспособности иметь дело с инаковостью». Гипотеза 7: «Болезни, переданные испанцами местным жителям, не имевшим природной устойчивости к ним».

По замечанию Ж. Барроса, гипотезы часто формулируются с использованием данного подхода, особенно те, которые нацелены на выяснение отношений между событием или явлением и вызвавшими их основными факторами. Нередко историки предлагают комбинацию гипотез, нацеленных на обеспечение комплексного или многофакторного объяснения проблемы¹. Но следует помнить, что даже в рамках плюрализма недопустима мешанина фактов или гипотез.

При этом, по выражению Д. Сан Филиппо, существуют «различные интерпретации истины, свойственные тому или иному сообществу»². Здесь уместно упомянуть признаваемое в настоящее время обстоятельство, что в научном исследовании материалом для достройки эмпирии являются социальные нормы, ожидания, априорные установки, делающие возможными классовые, идеологически окрашенные и т.п. теории, совместимые с фактами³. В западной науке появилась даже такая разновидность эпистемологии, как «standpoint epistemology». Понятие «standpoint», введенное С. Хардинг для обозначения неявных, социально обусловленных базисных элементов интерпретации эмпирии, означает точку зрения, обусловленную принадлежностью к определенной социальной группе, взгляд с определенной социальной позиции. Подобные «точки зрения» имеют практически все социальные группы – представители определенного социального класса, определенной профессии или деятельности, связанной с хобби, также представители определенной конфессии и т.д.⁴.

В связи с этим, отметим, что первые объяснительные гипотезы относительно завоевания Америки, появившиеся сразу же после данного исторического периода, имели «европоцентричный» характер. Испанец Берналь Диас, который входил в экспедицию Кортеса, положил начало гипотезе (в сочинении «Правдивая история завоевания Новой Испании», 1557—1575), пытавшейся объяснить успех завоевания с точки зрения необычайно высокого искусства и доблести испанских завоевателей (гипотеза 1), что представляется понятным, учитывая его роль в завоевательной экспедиции как воина и участника Конкисты.

Гипотеза 4 о «внутренних политических подразделениях в пределах Мезоамерики» также имеет нюансы, очевидные при применении принципа социальной обусловленности. Если рассматривать ее с точки зрения того, что испанцы ловко использовали взаимное соперничество между народами Мезоамерики, мы, таким образом, помещаем испанских завоевателей в центр арены как главных действующих лиц и пишем историю с европейской точки зрения. Наоборот, если делать акцент на том, что событиям Конкисты предшествовала местная гражданская война, ослабившая ацтекскую империю и создавшая условия для установления испанцами своего господства, история тогда рассказывается с ацтекской точки зрения, и прибытие испанцев отодвигается на задний план как внешнее событие¹.

Таким образом, социальные и гуманитарные исследования могут потребовать применение многоуровневых процедур для получения максимальных методологических преимуществ. С учетом априорных социальных установок исследователь должен постоянно вести и «работу над собой», используя личный психологический и социальный опыт для проникновения в суть события или явления, но, по возможности, освобождаясь от собственной «социальной обусловленности» там, где это необходимо.

Возвращаясь к множественности возможных ответов на вопрос в социально-гуманитарном знании, согласимся с мнением Ж. Барроса о том, что мы, возможно, никогда не получим единственного объяснения проблемы завоевания Америки. В действительности, развитие исторического знания состоит именно из этого постоянного пересмотра прошлого, трактовка которого основана на имеющихся источниках и определенных точках зрения. Гипотезы здесь не могут быть представлены как абсолютные истины (если истины подобного рода существуют), потому что имеется очевидная широкая область интерпретации, заполняемая размышлениями историков или социологов по поводу современных или прошлых социальных проблем.

Библиография:

1. Мартишина Н.И. Феминистская философия науки в спектре науковедческих концепций // Философия и методология науки: Материалы Третьей Всероссийской научной конференции (Ульяновск, 15-17 июня 2011) / Под ред.Н.Г. Баранец, А.Б. Верёвкина. Ульяновск, 2011. – с. 7-8

2. Микешина Л.А. Философия познания. Проблемы эпистемологии гуманитарного знания. – М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация», 2009. – с. 560.

3. Barros José D’Assunção. Hypotheses in Human Sciences — considerations on the nature, functions and uses of hypotheses // Sísifo. Educational Sciences Journal 07, Sep/Dec 2008. – p.147-158

4. Harding Sandra G. Is Science multicultural? Postcolonialism, Feminism and Epistemologies. Bloomington and Indianopolis: Indiana University Press, 1998, р. 149-150.

5. San Filippo David. What Is Human Science? // MA, LMHC. February 20, 1991. www.lutz-sanfilippo.com/library/general/lsfscience.html