И.Г. Антипова Знание в научной психологии как объект исследования психосемантики

С классической точки зрения проблема получения знания, выдвигаемая наукой, упирается в проблему метода и все актуальные научные проблемы восходят к проблеме адекватных методов. Вместе с работой над получением знания осуществляется и разработка методов, в числе которых методы исследования научного знания. Одним из эффективных методов исследования научного знания может быть названа психосемантика, отражающая возможность проблематизации классического понимания метода и знания, которым обладает ученый.

Психосемантика в исследовании научных систем значений

Психосемантика, не навязывая ученому ни категорий, ни схем исследования, ни способов интерпретаций, реализует то понимание научного знания и мировоззренческое толкование проблемы знания, которое присуще данной науке. В этом преимущество психосемантики, работающей с теми же категориями, что и ученый, отражающей те системы методов, что и деятельность ученого, толкующей результаты своих исследований в мировоззренческом контексте, в котором существует ученый. Научное знание в отечественной психологии сделал предметом исследования В.Ф. Петренко, показав на своем опыте возможность реконструкции семантических пространств ученого, знания которого репрезентируют понимание категориальных оппозиций в научной школе А.Н. многими приверженцами этой школы¹. Психосемантика раскрывает двойственность научного знания, существующего объективно и субъективно. Однако эффективность психосемантики раскрывает ее ограничения, ставя вопрос границ субъект объектного пути получения знания. Метод психосемантики открывает слишком много из того, что есть субъектный способ мыслить и категориальная форма деятельности. Психосемантика, осуществляя прорыв в научном исследовании знания, не решает проблему отражение versus конструирование. Эти соперники опираются на классическое толкование субъекта и науки, что затрудняет решение проблем того, как возможна эффективность методов психосемантики, как существует классический субъект и его знание, как возможно эффективно исследование субъекта, как возможен классический субъект, который субъективно отражает или конструирует предмет. Эти проблемы отражают сегодня дискурсы освобождения субъекта и его индивидуальности. Но дискурс освобождения опирается на оппонента в той же классической системе категорий и практики и мест, что и задает лишь зависимость от другого в этой практике, но никак не освобождение. Эти вопросы не только практические, как те которые решает феминизм, постколониализм, практики сексуальных меньшинств, эти вопросы практические, актуальны для науки как практики получения знаний, практики регулирования знаний и театрализации знаний.

Методология психосемантики и проблематизации классического субъекта

Психосемантика, участвуя в трансформации методологии научной психологии, репрезентируя субъектную парадигму анализа данных и становясь альтернативой классической психометрической парадигме, накапливая эмпирию, оказывающуюся релевантной для различных теорий в психологии, пока не раскрывает в исследованиях систем значений наработки психологии субъектности. Психосемантика как система эмпирических исследований индивидуального видения мира не тематизирует абстрактную сущность субъекта, но апеллирует к готовой методологии субъектности деятельностного или конструктивистского подхода, что является адекватным методологическим шагом, но не в условиях изменения образцов исследования субъективного и возможностей управления человеком и его категориальным видением, причиной которого (изменения) стала и психосемантика, в частности. Исследования, опирающиеся на теорию А.Н. Леонтьева и изменяющие толкование (понимаемое классиком отечественной психологии как открытое для переосмысления) субъектности, рассмотрение проблем конструктивистского подхода (например, того, что сконструированная выбранная идентичность оказывается профанной и неудовлетворяющей субъекта¹, трактовка культуры, проблематизирующая теории субъектности лишь по отдельным принципам, но не по логике, противопоставляемые классическому толкованию, реально аппроксимирующие образ автономного и управляющего деятельностью индивида, все это оказывается пока невостребованным в психосемантике не столько из-за преимущественного внимания к эмпирии, отражающей конкретные факты существования индивидуальной субъективности, сколько в результате принятия классической трактовки субъектности. Методологию психосемантики А. Г. Шмелев видит в деятельностном подходе к сознанию, передовая методология которого была ограничена «архаичной эмпирико-методической парадигмой»². Проблему эту решает психосемантика, разрабатывая адекватные методы. Называя в качестве методологии психосемантики теорию А.Н. Леонтьева, А.Г. Шмелев пишет, что не рассматривает «теоретическую оппозицию, существующую в советской психологии по отношению к деятельностному подходу в трактовке А. Н. Леонтьева... что, …кроме спорных вопросов в методологии советской марксистской психологии существуют и общие принципы, разделяемые на методологическом уровне. В частности, это методологическая оппозиция «субъект — объект». Естественные науки изучают «объект-объектные» взаимодействия. В языке естественных наук… субъект описывается в «объектном» языке — как «объект со свойствами». …»¹. В отечественной психологии субъект рассматривается в своей активности, как субъект деятельности, воздействующий на объект в связи со своими целями и образами объекта. Предпочтения как пристрастность субъекта и психическое отражение объекта допускают «психологический язык описания»². В.Ф. Петренко во многом солидарен с А.Г. Шмелевым, но методологию психосемантики связывает с конструктивизмом³. По В.Ф. Петренко в психосемантике психическое отражение понимается как моделирование, которое включает в образ аксиологические компоненты. В психосемантике реализуется принцип дополнительности Н.Бора, поскольку рассматриваются разные, не сводимые картины мира у разных индивидов. Также психосемантика взаимосвязана с теорией динамических систем и методологией синергетики⁴. Психосемантика апеллирует в своей методологии к пониманию субъекта, однако многие проблематизации субъекта научного знания и субъекта других форм знания пока психосемантикой не востребованы.

Методология субъекта сейчас одна из актуальных тем в научной психологии, субъект сейчас переосмысливается различно, в различных контекстах и в связи с различными практическими проблемами. Теория субъекта, открывая методы исследования субъективности, трансформирует практику, тогда как практика управления человеком (в педагогической работе, СМИ, маркетинге, рекламе) изменяет субъекта, условия его существования и воздействует на теорию субъекта, не только предъявляя теории практические вопросы, но насыщая теоретические исследования фактами, сконструированными за границами научных исследований. Сейчас теория субъектности, даже не гуманитарного типа, переосмысливая субъектность, раскрывает его активность неклассического типа. Психология активности апеллирует к исследованиям Н.А. Бернштейна, последние рассматриваясь В.Ф. Василюком в контексте методологических проблем, дают толчок к переосмыслению теории субъектности¹. Переосмысление субъекта осуществляется в рамках обсуждения принципов детерминации и самодетерминации.

Субъект классический задается идеальными целями и принципами, которые не только предсуществуют субъекту, но и, будучи надындивидуальными, задают становление субъекта по образцу, индивид, чтобы называться субъектом, должен реализовать этот идеал. Сейчас в психологии субъект рассматривается в своей активности выходящей за границы предзаданного, ответственно выбирая непредрешенное, становясь субъектом своей активности. Этот выход реализуется как принцип самодетереминации, как неадаптивная активность².Становление субъектности рассматривается в инверсии готовых культурных форм³. Классические проблемы субъекта, управление конкретным действием, осуществление цели, саморегуляция, сейчас оказываются лишь узким классом проблем, не репрезентирующим все вопросы, задачи, решаемые человеком и приемы постановки проблем. В определенном узком смысле можно сказать, что как классическая наука рассматривается в качестве фрагмента (на низких скоростях) постнеклассической⁴, так и проблемы классического субъекта лишь часть проблем, причем элементарных по форме, которые ставит сейчас человек.

Субъект переосмысляется в практиках феминизма и заявления женского субъекта, принципиально не сводимого к классическому, мужскому субъекту⁵. Субъект переосмысляется в связи с исследованиями диалогизма субъективности, становления с Другим. В психосемантике эти исследования субъектности пока не осмыслены, поскольку психосемантика конструирует условия для действия субъекта классического типа, для решения вопросов преимущественно классических, для раскрытия категориальных структур и категоризации объектов в разных контекстах. Однако субъект в реальных взаимодействиях с другим в апелляции к Другому, в месте Другого, субъект, заботящийся не об адекватности отражения или конструирования объекту или условиям коммуникации, но заботящейся о легитимации своего основания со стороны Другого, этот субъект и его категоризации пока в психосемантике не рассматривается. Идеологический контекст конструктивистских идей, политик конструирования своей идентичности как освобождения от власти, означивающей в принудительных формах субъекта, для психосемантики, в целом, чужд. Отечественная психосемантика в своей методологии (в методологических исследованиях А.Г. Шмелева) и идеологии восходит к деятельностному подходу, который проблему легитимации основания субъектности решает в партисипации к объекту, репрезентирующему установившуюся культурную иерархию. Проблематизации этой легитимации не были востребованы в научной психологии и не ставились как проблема, не отражались в качестве нужды тематизировать эти вопросы теоретически, тогда как в зарубежной мысли, в конструктивизме совсем другой контекст мысли, который нуждается в уважении и понимании, учете как объективное основание научного хода мысли.

Наряду с названными течениями, в которых переосмысляется субъектность, открывается возможность постановки проблем субъектности не только в контексте протестного дискурса феминизма, постколониализма и сексуальных меньшинств. Этот контекст протеста обладает значимостью для культуры, но включен в тесный диалог с практиками классической культуры, логоцентризмом и потому не всегда раскрывает проблемы существования человека в культуре. И не может считаться парадоксом то, что забота о субъектности оказывается ограничением проблем субъектности. Озабоченность женским субъектом или гомосексуальным субъектом или подчиненностью субъекта его называнию со стороны дискурса власти (оклику власти, Луи Альтюссер) обладает значимостью для практики исторического изменения субъектности для практики диалога. Феминизм, постколониализм, течения сексуальных меньшинств проблематизируют практики и теорию субъекта, раскрывают реальные проблемы, например, гомосексуалистов и принудительной гетеросексуализации¹, которые надо решать, однако втянутость данных течений в определенную практику дает как актуальное звучание этим дискурсу, так и односторонность взгляда. Преимущество оказывается ограничением. В конечном счете, это сужает и проблемы субъектности женского, гомосексуального, безумного индивида, дискурс которого стараются освободить (М. Фуко). Рассматривать субъектность не в универсальных оппозициях, что подлежит сомнению и критике в феминизме, теоретических дискурсах сексуальных меньшинств, но и не частную субъективность, как женского субъекта или гомосексуалиста, но рассматривать проблему субъекта возможно, ставя вопрос о культуре. Поскольку и классический субъект, и гомосексуалист, и женский субъект, и ненормальный, не смотря на его определения и окликание власти (Луи Альтюссер) или самокатегоризацию, всегда наличествует в культуре, всегда становится другим для кого - то, всегда осуществляет практику культуры. В этом контексте подход А.А. Пелипенко² может открыть для рассмотрения вопросы и задачи, решаемые субъектом и даже психосемантикой, не эксплицируемые в последней из-за определенного понимания культуры. Теория А. А. Пелипенко открывает возможность видеть проблемы существования человека как культурного в культуре, данная теория раскрывает те вопросы, которые решаются вне осознания их в качестве культурных и потому ограниченно. По А. А. Пелипенко культура выступает как система «принципов смыслообразования и феноменологиче­ских продуктов этого смыслообразования»³. Бинарность является «универсальным кодом описания мира, адаптации в нём и вообще всякого смыслообразования и формообразования в культуре»⁴. «Оппозиция дискретное—континуальное может быть отнесена к числу универсальных дуализующих принципов … потому, что, как и оппозиция имманентное—трансцендентное, она принципиаль­но неснимаема. Поток психической активности континуален, но в то же время квантуется на дискретные акты…Снятие оппозиции дискретное— континуальное, … всегда носит частичный и услов­ный характер»¹. Попытки зарастить разрыв бинарности «лишь отслаи­вает от сферы трансцендентного смыслы и вписывает их в систему всё того же имманентного культурного опыта»².

Субъект осуществляет попытку обрести «утраченную… всеобщую онтическую связь всего со всем в специфической культурной, антропной, модальности…»³. Попытки лишь наращивают бриколажные цепи партисипации и накапливают запас артефактов культуры. Наука как часть культуры дает возможность партисипации к Объекту, ставя условия для субъекта, в которых он и наращивает артефактный запас культуры. В этом понимании понятие субъекта не может быть связано с психологизмом и субъективностью, неприемлемыми для науки, как классической, так постнеклассической, поскольку субъект не рассматривается натуралистически в качестве системы понятий, искаженных по причине индивидуального взгляда, системы целей, которые в случае их правильности, легитимируют индивида в его попытках стать Субъектом, системы потребностей, противостоящих культурным идеалам. Субъект решает не проблему адаптации или объективного отражения, но проблемы культуры средствами культуры и находясь в культуре. В этом контексте существование субъекта в культуре не есть так, что субъект игнорирует какую-то объективную реальность за границами культуры, знаемую только наблюдателем, занимаясь текстами, интерпретациями, систематизацией научных знаний. Это понимание также лишь очерчивает границу культурного и некультурного, задвигая то, что именуется реальными проблемами, адаптацией, научным знанием, за эту границу, известную наблюдателю, но не реальному субъекту. В этом случае игнорируется то, что занятия текстами, артефактами культуры может быть объективно важным.

Для постмодернистов не первого ряда все релятивно, но, по ироническому замечанию А.А. Пелипенко, тираж и гонорар незыблемы. Труд может быть артефактом, занятия с артефактами может адаптировать. Именно рассмотрение субъекта в культуре дает возможность осмыслить эти факты, ученый как субъект не должен объективно отражать предмет, но делает это всегда культурно и в культуре, для существования культуры. Субъект не как носитель объективных понятий, потребностей и субъективного видения предмета, но субъект в его попытках решать проблемы культуры. Что станет объективным или искаженным и субъективным, это решает культура, культура берет от ученого, работающего над проблемой, знание как объективное или субъективное неверное. Культура задает возможности, проблемы, средства существования субъекта, тогда можно рассматривать субъекта не как реализатора правильного выбора, в случаях когда выбора нет по причине очевидности правильного решения, не как корыстно обслуживающего свои потребности, противостоящие культуре, но субъекта как способа существования культуры. Тогда субъект может рассматриваться в своих неадаптивных формах (В.А. Петровский), в инверсиях культурных форм в обучении (В.Т. Кудрявцев), в границе с объектом (А.Ш. Тхостов), в активности выстраивания деятельности (Ф.Е. Василюк)¹. Понимание субъекта в культуре дает возможность осмыслить наработки психологии и переосмыслить проблему научного знания как объективного versus субъективного. Психосемантика дает изощренный метод исследования субъективности и показывает свои ограничения, которые указывают на то, что классические оппозиции, не только не становятся опорой и основанием для субъекта в хаосе, но оказываются результатом его активности, допущений и освоения. Но результатом не целевой активности классического субъекта, который обладает объективной точкой зрения и может выбрать правильный путь, но результатом полагания бинарностей субъектом, это полагание становится проблемой, смыслом для субъекта, артефактом и вопросом для культуры. Психосемантика, давая разворачивать практику работы с индивидом, исследование субъективности, приемов управления сознанием, работает на изменение субъективности. Однако психосемантика пока моделирует узкий класс условий категоризации, апеллирует к субъекту, который противостоит объекту или субъекту конструирования картины мира (конструктивизм рассматривается прежде всего проблемы гносеологии, но не проблемы существования человека, хотя практики конструирования идентичности и протестного дискурса становились как практики в и для существования индивида). Переосмысление методологии субъекта может раскрыть возможность разработок практического плана, поскольку методология задает условия постановки проблем и открытия методов, приемов интерпретации