Раздел 3. Психического развитие в период детства и отрочества

Э.Эриксон

Восемь возрастов человека32

1. Базисное доверие против базисного недоверия

Первое проявление малышом социального доверия обнаруживается в легкости его кормления, глубине сна и ненапряженности внутренних органов. Опыт совместно­го согласования его непрерывно возрастающих рецептив­ных возможностей с материнскими приемами обеспече­ния постепенно помогает ему уравновешивать диском­форт, вызываемый незрелостью врожденных механизмов гомеостаза. С увеличением времени бодрствования он обнаруживает, что все больше и больше сенсорных со­бытий вызывают чувство дружественной близости, совпа­дения с ощущением внутреннего благополучия. Формы успокоения и связанные с ними люди становятся столь же привычными, как и беспокоящий кишечник. Первым социальным достижением младенца в то время оказыва­ется его готовность без особой тревоги или гнева перено­сить исчезновение матери из поля зрения, поскольку она стала для него и внутренней уверенностью, и внешней предсказуемостью. Такая согласованность, непрерывность и тождественность личного опыта обеспечивает зачаточ­ное чувство эго-идентичности, зависящее, я полагаю, от «понимания» того, что существует внутренняя популя­ция вспоминаемых ощущений и образов, которые проч­но увязаны с внешней популяцией знакомых и предска­зуемых вещей и людей.

То, что мы здесь называем словом trust (доверие), соответствует тому, что Тереза Бенедек обозначила сло­вом confidence³³. Если я предпочитаю слово «trust», то именно потому, что в нем заключено больше наивности и взаимности: про младенца можно сказать, что «он доверяет(ся)» (to be trusting) в тех случаях, когда было бы слишком сказать, что «он обладает уверенностью (твердо верит)» (has confidence). Кроме того, общее состояние доверия предполагает не только то, что малыш научился полагаться на тождественность и непрерывность внешних кормильцев, но и то, что он может доверять себе и спо­собности собственных органов справляться с настойчи­выми побуждениями и, поэтому, вправе считать себя на­столько надежным, что этим кормильцам не потребуется быть настороже, чтобы их не укусили.

Постоянное опробование и испытание взаимоотно­шений между внутренним и внешним доходит до решаю­щей проверки во время приступов ярости на стадии куса­ния, когда режущиеся зубы причиняют боль изнутри и когда доброжелатели извне оказываются бесполезными, либо увертываются от единственного сулящего облегче­ние действия: кусания. Маловероятно, чтобы само по себе прорезывание зубов служило причиной тех ужасных по­следствий, которые ему иногда приписывают. Как уже было обрисовано в общих чертах, в это время младенца неудержимо влечет больше «поймать», но он, вероятно, обнаруживает, что самое желанное — сосок и грудь, вни­мание и забота матери — уклоняется от него. Прорезывание зубов, по-видимому, имеет прототипическое значе­ние и вполне может быть моделью для мазохистской склонности обеспечивать себе мучительное успокоение, наслаждаясь собственной болью всякий раз, когда не уда­ется предотвратить важную потерю.

В психопатологии отсутствие базисного доверия мо­жет быть лучше всего изучено на материале детской ши­зофрении, хотя пожизненная основная слабость такого доверия видна и у взрослых личностей, для которых уход в шизоидное и депрессивное состояние является привыч­ным. Было установлено, что восстановление состояния доверия составляет основное требование к терапии в этих случаях. Ибо независимо от того, какие условия послу­жили возможной причиной психотического расстройства, за эксцентричностью и уходом в поведении многих серь­езно больных индивидуумов скрывается попытка добить­ся социальной взаимности, испытывая границы между сознанием и физической реальностью, между словами и социальными значениями.

Психоанализ допускает ранний процесс дифферен­циации между внутренним и внешним, дающий начало проекции и интроекции, которые остаются одними из самых глубинных и наиболее опасных механизмов защи­ты. При интроекции мы чувствуем и действуем так, как если бы внешняя добродетель стала внутренней уверен­ностью. При проекции мы переживаем внутренний грех как внешнее зло, то есть наделяем значимых людей теми пороками, которые на самом деле принадлежат нам. В таком случае можно предположить, что эти два механиз­ма — проекция и интроекция — создаются по образу и подобию того, что происходит у младенцев, когда им хо­телось бы экстернализовать страдание и интернализовать удовольствие — намерение, которое со временем должно уступить свидетельству созревающих (органов) чувств и, в конечном счете, доводам рассудка. Эти механизмы, обыкновенно восстанавливаются в правах среди взрослых в периоды острых кризисов любви, доверия и веры и могут служить отличительным признаком отношения к соперни­кам и врагам у большей части «зрелых» индивидуумов.

Решительное введение прочных образцов разреше­ния нуклеарного конфликта «базисное доверие против базисного недоверия» в самое существование есть первая задача эго и, следовательно, прежде всего задача мате­ринского ухода за ребенком. Однако скажем сразу, что, по-видимому, степень доверия, вынесенного из самого раннего младенческого опыта, зависит не от абсолютно­го количества пищи или проявлений любви к малышу, а скорее от качества материнских отношений с ребенком. Матери вызывают чувство доверия у своих детей такого рода исполнением своих обязанностей, которое сочетает в себе чуткую заботу об индивидуальных потребностях малыша с непоколебимым чувством верности в пределах полномочий, является самим собой и, в-третьих, что он становится тем, кого другие люди надеются в нем уви­деть. Поэтому, в известных границах, заранее определен­ных как «должное» в уходе за ребенком, ни на этой, ни на последующих стадиях почти не существует фрустра­ций, которые растущий ребенок не может вынести, если фрустрация ведет к вечно обновляемому опыту пережи­вания большей тождественности и непрерывности разви­тия, к конечной интеграции индивидуального жизненно­го цикла с расширяющейся принадлежностью к значи­мым социальным группам и контекстам. Родители долж­ны не только управлять поведением ребенка посредством запрещения и разрешения, но также уметь передать ему глубокое, почти органическое убеждение, будто в том, что они делают, есть определенное значение. В конеч­ном счете, дети становятся невротиками не из-за фруст­раций как таковых, а из-за отсутствия или утраты соци­ального значения в этих фрустрациях.

Но даже при самых благоприятных обстоятельствах эта стадия, по-видимому, вносит в психическую жизнь ощущение внутреннего раскола и всеобщей тоски по ут­раченному раю (и становится протипической для этих чувств). Именно такой могучей комбинации чувств ли­шенности, разделенности и покинутости на всем про­тяжении жизни и должно противостоять базисное до­верие.

Каждая последующая стадия и соответствующий ей кризис определенным образом соотносятся с одним из базисных элементов общества, по той простой причине, что цикл человеческой жизни и институты человека эво­люционировали вместе. В этой главе, после описания каждой стадии, мы можем лишь упомянуть о том, какой базисный элемент социальной организации с ней связан. Такая связь всегда носит двухсторонний характер: чело­век привносит в эти институты остатки детской менталь­ности и юношеского пыла, а от них (пока они умудряют­ся поддерживать собственную актуальность) получает подкрепление своих детских приобретений.

Родительская вера, которая поддерживает появляю­щееся у новорожденного базисное доверие, на всем про­тяжении истории искала свою институциональную охра­ну (и, случалось, находила своего сильнейшего врага) в организованной религии. Доверие, рожденное заботой, является по сути пробным камнем действительности данной религии. Всем религиям свойственны следующие черты: периодическая, по-детски непосредственная ка­питуляция перед Поставщиком (Кормильцем) или постав­щиками, которые раздают как земное богатство и удачу, так и духовное здоровье; демонстрация ничтожности че­ловека с помощью покорной позы и смиренных жестов и мимики; признание в молитве и пении проступков, па­губных мыслей и дурных намерений; пламенный призыв к внутреннему объединению (unification) под божественным водительствоим и, наконец, постижение того, что личное доверие должно стать общей верой, а личное не­доверие — выраженным в виде общей формулы грехом, тогда как восстановление и укрепление индивидуума дол­жно стать частью ритуальной практики многих, а также знаком доверительной атмосферы в данном конкретном обществе³⁴. Ранее мы проиллюстрировали, как племена, имеющие дело с одним сегментом природы, развивают коллективную магию, которая, по-видимому, так «ведет переговоры» со сверхъестественными Поставщиками пищи и удачи, как если бы они были разгневаны и их необходимо было умилостивить молитвой и самоистяза­нием. Первобытные религии, самый первозданный пласт во всех религиях и религиозный пласт в каждом индиви­дууме, изобилуют попытками искупления, которые при­званы компенсировать смутные прегрешения против ма­теринского «рая» (maternal matrix) и восстановить веру в добродетельность сил вселенной.

Каждое общество и каждое поколение должно нахо­дить институционализированную форму почитания, ко­торая получает жизнеспособность из его образа мира — от предопределения до неопределенности. Клиницисту остается лишь наблюдать, что гордятся существованием без религии как раз те, чьи дети не в состоянии жить без нее. С другой стороны, много таких, кто по-видимому, черпает жизненную веру в общественной деятельности или научных занятиях. Опять-таки, немало и тех, кто открыто исповедует веру, но фактически, каждым вздо­хом выражает недоверие и к жизни, и к людям.