Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Tigrolov.docx
Скачиваний:
2
Добавлен:
07.08.2019
Размер:
375.65 Кб
Скачать

Iван Багряний. Тигролови

------------------------------------------------------------------------

Оригинал этого текста расположен в "Сетевой библиотеке украинской литературы"

OCR: Евгений Васильев

Для украинских литер использованы обозначения:

Є, є - "э оборотное" большое и маленькое (коды AAh,BAh)

Ї, ї - "i с двумя точками" большое и маленькое (коды AFh,BFh)

I,i (укр) = I,i (лат)

------------------------------------------------------------------------

ЧАСТИНА ПЕРША

Роздiл перший

ДРАКОН

...Вирячивши вогненнi очi, дихаючи полум'ям i димом, потрясаючи ревом пустелi i нетра i вогненним хвостом замiтаючи слiд, летiв дракон.

Не з китайських казок i не з пагод Тiбету - вiн знявся десь з громохкого центру країни "чудес", вилетiв з чорного пекла землi людоловiв i гнав над просторами... Над безмежжям Уралу... Через хащi Сибiру... Через грiзний, понурий Байкал... Через дикi кряжi Зайбакалля... Через Становий хребет, - звивався над ним межи скель i шпилiв... Високо в небi, сiючи iскри й сморiд, летiв i летiв у безмежнiй ночi.

...Палахкотiв над проваллями... Звивався над прiрвами... Пролiтав iз свистом спiраллю над диким бескиддям i нагло зникав десь у надрах землi - занурювався, як вогненноокий хробак, зi скреготом i хряском у груди скелястих гiр, свердлив їх з блискавичною швидкiстю, розсипаючи iскри. Зникав... I раптом вилiтав з-пiд землi далеко, мов пекельна потвора, потрясаючи реготом нiч. Пряв вогненними очима, зойкав несамовито i, вихаючи хвостом, як комета, летiв i летiв...

I розступалися скелi, маючи тiнями. I розбiгалися злякано сосни й смереки, кидаючись урозтiч. Заскочений нагло сохатий (лось) прикипав на галявинi, спаралiзований жахом, а далi зривався й, ламаючи ноги та обдираючи шкiру, гнав скiльки духу у безвiсть.

I гнали у безвiсть луни, мов духи гiрськi, - розлiтались по горах, стрибали в провалля, ховалися в нетрях... За ними летiв дракон.

То не фiктивна потвора з наївних китайських казок i не легендарний дракон Далай-лами. Нi, то реальний, то єдино реальний, справжнiй дракон, найбiльший i найстрашнiший з усiх драконiв. Анi Микита Кожум'яка, анi сам Юрiй Переможець не в силi б його подолати. На сталевих лапах, з вогненним черевом, з залiзною пащею жахкотiв вiн, немов щойно вилетiв з пекла.

Шiстдесят коробок-вагонiв - шiстдесят суглобiв у дракона. Спереду вогненноока голова - велетенський двоокий циклоп - надпотужний паротяг "Й.С." (Йосиф Сталiн). Ззаду - такий же надпотужний паротяг "Ф.Д." (Фелiкс Дзержинський). На тендерi прожектор - довгий вогненний хвiст. Бiля кожного вагона - щетина багнетiв. Наїжився ними дракон, мов їжак... Нi, мов дракон! I гнався зi скреготом.

Шiстдесят суглобiв у дракона - то шiстдесят рудих домовин, i в кожнiй з них повно проглинених жертв, повно живих мертвякiв. Крiзь загратованi дiри дивилися тоскно грона мерехтливих очей, - дивились крiзь темряву десь на утрачений свiт, десь туди, де лишилась країна, осяяна сонцем, де лишилась Вiтчизна, озвучена смiхом дитинства i юностi рано одтятої, де лишилася мати... родина... дружина... Мерехтiли грона очей i летiли десь у темряву чорну, у прiрву. Ними натоптане черево вщерть у дракона. I тягне їх циклопiчний "Й. С.", i пiдпихає їх демон "Ф.Д.".

В цiлому ж - то є е т а п , то є "ешелон смертi", - етапний ешелон ОГПУ - НКВД.

Дракон.

I мчить вiн без зупинки, хряскотить залiзними лапами, несе в собi приречених, безнадiйних, змордованих, - хоче замчати їх у безвiсть, щоб не знав нiхто де i куди, - за тридев'ять земель, на край свiту, мчить їх у небуття. I нема того Кожум'яки... I нiхто-нiхто їх не визволить i вже не врятує, i нiхто навiть нiчого не знатиме й не почує про них. Нiч. Чорна, безмежна нiч.

I вiдсахуються смереки, кидаючись врозтiч. А дракон пожирає очима все перед себе i мете услiд вогненним хвостом - фосфорить ним по шпалах, по нетрях, обмацує слiд за собою, - чи не тiкає хто?

Iнодi бахкає пострiл... другий... То вартовому ввижається зрада чи втеча, i вiн несамовито, пронизливо кричить i стрiляє навмання у метушливi тiнi смерек i стовпiв.

I хоч нiхто при такому скаженому летi не змiг би зiскочити живий, i хоч нiхто при такiй охоронi та при таких запорах не змiг би видертись геть, але... Вартовий мусить бути пильний, "бдiтєльний". То-бо є його "дєло чєстi, дєло слави", то-бо його "дєло доблєстi i гєройства".

А може, йому самому страшно, може, йому моторошно на хвостi цiєї диявольської комети, i вiн пiдбадьорює себе пвстрiлами у чорну зрадливу нiч, в фосфоричнi блиски позаду, в веремiю рухливих тiней i плям.

Утiкають кiлометри - десятки... сотнi... тисячi... Утiкають назад лiси, i пустелi, i пасма гiр, i безлiч рiк та тьмяних озер. Пролiтають з грюкотом мости, семафори, тунелi, - все утiкає назад. А дракон все летить i летить - у невiдоме, вперед, у чорну сибiрську нiч, на край свiту. Перетинає меридiани. Описує гiгантську параболу десь по сорок дев'ятiй паралелi, карбує її вогненним приском, гейби комета. Б'є по чорнiй iмлi вогненним хвостом, зiхо-дить їдучим димом та смородом i реве, реве...

Так не ходить жоден експрес, так ходить лише цей етап, цей дивовижний ешелон смертi, - спецешелон ОГПУ - НКВД. Вiн - один з багатьох таких ешелонiв; женуть вони отак божевiльним темпом через глуху пiч i крiзь ще глухiший Сибiр, оповитi таємницею... Не просто таємницею, а таємницею державною оповитi вони. Обставленi багнетами, устаткованi прожекторами, женуть вони десь у таємницю ж, непроглядну, як сам Сибiр чи як тая сибiрськая нiч.

Фантастичнi i реальнi, дивовижнi аксесуари нерозшифрованої жаскої легенди - таємничої легенди про зникнення душ.

На окремих пунктах ешелон зупиняється. На мить, на коротку мить. Тодi по нiм бiжать аргати, бiжать по дахах, перестрибуючи з вагона на вагон, i стукають палками в залiзо - чи не проломлено де?! Чи немає диверсiй?! I так само бiжать аргати по боках ешелону, перестукуючи стiни - чи не зрушена дошка десь?! Чи не замiрився ворог з нутра на державу, закон i порядок, рятуючись вiд того закону втечею!?

Бо ж "дєло слави, дєло чєстi", дiло їхньої "доблєстi i гєройства" довезти цей етап до призначення, - до тiєї прiрви, що десь утворилася i що її вiд рокiв уже вигачують людськими кiстками та душами i не можуть нiяк загатити.

I тодi ж так само вздовж ешелону пробiгає начальник етапу. Вiн вибiгає десь вiд "Й.С." i, задерши голову, стурбовано мчить очима вiд вагона до вагона, - чогось шукає. Так вiн довго жене попри низку понурих, герметично закритих, рудих коробок, тих, що кожен з них "на сорок чєлавєк iлi восемь лашадєй", i нарештi коло середнього вагона зупиняється. Вiдсапується якусь мить. А тодi, задерши голову до загратованої дiри, владно гукає в гроно мерехтливих очей i блiдих облич, що поприлипали, мов паперовi, до грат.

- Многогрiшний!!

Обличчя зникають. Гроно мерехтливих крапок розсипається. Натомiсть з'являється одна пара таких же самих, з глибини вагона наближається до грат, а голос понуро, нiби з могили, вiдповiдає:

- Я...

- Звать!?.

Павза. I повiльно, тяжко й так само понуро:

- Григорiй!..

Начальник якусь мить мовчки вдивляється в двi мерехтливi цятки. Потiм, заспокоєний, обертається i йде назад.

Двi цятки наближаються до грат i миготять, проводжаючи. Блiде обличчя прикипає до залiза. А голос, виходячи десь з нутра, десь з пекельного клекоту серця, вибухає крiзь зцiпленi зуби:

- Бережеш-ш-ш?!. С-с-собака!..

I знову люто, розпачливо:

- Бережеш-ш-ш?!?

Другий голос десь з глибини вагона глухо, насмiшкувато:

- Оттак!.. Ти, браток, як генерал! Великої честi доскочив. Сам великий начальник не їсть i не спить - все прибiгає з поклоном...

Третiй понурий голос, потiшаючи:

- Нiчого... Одбудеш всi свої двадцять п'ять - станеш маршалом. Ех-х!.. - i раптом вибухає зливою страшних, нестерпних прокльонiв, - в закон, в свiт, пекло i в самiсiньке небо...

Ешелон зривається i летить далi.

В грюкотi колiс зринає пiсня, важка, бурлацька. I наростає, наростає...

Вона починається з одного голосу - з того голосу, що говорив "Я... Григорiй!..". Понурий i глибокий, вiн починає пiсню, нiби вiддираючи стьожку вiд серця:

"Та забiлiли снiжки... Забiлiли бiлi... Ще й дiбровонька..."

Кiнчаючи рядок, мелодiя завмирає, губиться в грохотi колiс, ось-ось загубиться. Тодi другий голос, як побратим, враз пiдхоплює її, мiцно, дерзко:

"Ще й дiбровонька!.."

I разом з першим на повнi груди:

"Та й заболiло тiло бурлацькеє бiле... ще й голiвонька..."

Два голоси - два друзi. До них долучається третiй. Пiсня б'ється, як птах у домовинi. А далi, вириваючись геть з тiєї домовини, з того черева драконового, покриваючи грюкiт i вищання колiс, тая пiсня в три голоси здiймається на крила, вилiтає назовнi i летить слiдом, шугає i б'є крильми над спиною дракона.

Вартовий оскаженiло б'є колбою в стiну вагона:

- Адставiть пєснi!!!

I гатить колбою рушницi щосили, пересипає грюкiт фантастичною лайкою:

- Ад-стт-а-вi-i-iть!!.

"...Ще й голiвонька... та нiхто не заплаче по бiлому тiлу..."

Вартовий перестає бити у стiнку, не в силi обiрвати пiсню. Мелодiя все бiльше стає потужною, кипить, вирує...

Поїзд летить зi скреготом i гулом, i, може, то не пiсня вже, може, то йому в цiм вирi скреготу i шалу мерещиться вже колись чуте, а може, колись i самим спiване; може, то поїзд свистить i гуде, може, грюкотять i клекочуть колеса; може, то вiтер сибiрський гуде стоголосо... Вартовий обiйняв рушницю i так стоїть, важко спершись спиною об стiнку...

"Та тiльки заплаче, тiльки заридає товариш його... товариш його..."

Хмари їдучого диму лоскочуть нiздрi, душать за горло; диявольским реготом реве "Й.С.".

"Ой, брате мiй, брате, - товаришу рiдний... може, я й умру... Може, я й умру..."

Повiнь незмiряної туги, чи гнiву, а чи понурого смутку... В'ється та пiсня над драконом, стелиться над торами, б'є крилом пiд колесами. А вiн її рiже, вiн її чавить, вiн її роздирає на шмаття, замiтає рештки вогненним хвостом i летить, летить.

А за ним тягнуться двi кривавi, двi безконечнi смужки, - миготять, вилискують... Двi жилки висотанi з пiснi, нi, з серця висотанi, - простяглися аж ген-ген i тягнуться слiдом. З вiтчизни втраченої тягнуться слiдом за тим серцем, висотуються з нього, набряклi кров'ю; напнулись до безкраю i нiяк не можуть урватись.

"...Може, я й умру... може, я й у мру...Та зроби ж менi, брате, товаришу рiдний, з клен-древа труну..."

Поїзд вривався в тунелi i скажено просовгувався крiзь них, як набiй крiзь люфу гармати, намагаючись зiтерти пiсню i кривавий слiд за собою, та не одставала пiсня i не уривалися кривавi жилки.

Миготiли сильвети гiр... Приамурськi нетрi... Сопки i кряжi Малого Хiнгану... Роз'їзди... Блокпости i станцiї. Запобiгливi семафори ще здалеку пiдiймали руки i злякано брали "на караул" - йде етап!! ще здалеку дзеленчали попередливi сигнали в блокпостах:

- Йде е т а п!..

Все розступалося, i вiн пролiтав зi свистом i ревом, цей привид.

По якомусь часi ешелон знову зупинився... Знову бiгли аргати по дахах вагонiв... I знову бiг начальник етапу й спинявся бiля середнього вагона, задерши голову:

- Многогрiшний!!.

- Я...

- Звать?!.

- Г р и г о р i й!..

Начальник вертався назад, а його проводжали двi мерехтливi цятки i здушене, щодалi, то розпучливiшим гнiвом наснажене:

- Бережеш-ш?!. С-с-собака!..

Так повторювалося на кожнiй черговiй зупинцi. I пiсля кожної нової зупинки в начальника було все менше хапливостi, а в його тонi все менше тривоги. Вiн уже запитував насмiшкувато, а наостанку ще й додавав глузливо: "Маладєц!"

Ешелон-бо доходив своєї мети.

I так само з кожною новою зупинкою все бiльше було розпуки i гнiву в отiм: "Бережеш-ш!?" i все бiльше сарказму та пекельної ненавистi в отiм: "С-с-собака!!." Все бiльше було туги i безоглядної рiшеностi на щось надзвичайне у власника того понурого голосу i тих мерехтливих очей. Клекiт зборканої, але не зламаної i не упокореної волi, що проривався зi стиснених щелеп, не вiщував нiчого доброго.

Тим часом ешелод доходив своєї мети.

Вiн уже мчав по iнших широтах, круто повернувши на пiвдень, i прогримiвши над широченним Амуром. Вiн iшов туди, де кiнчається земля. Пролiтав через кряжi iнших гiр, полохав iншi, ще не баченi нетрi, проходив останнi безконечнi тунелi... Днями було видно, як красувалась i цвiла земля, розливаючись морем квiтiв. По них блукали розпучливо очi тих, що мали щастя припасти до грат... Обрiї були заставленi сизими, фiалковими, синiми пасмами гiр та гребенястих лiсiв. Блакитнi широкi долини розстелялись i крутились казково, вкритi буйними травами, квiтами, свiчадами озер... Дивна якась, небезпечна, фантастична країна. Та не сюди, не в цю дивну країну мчав їх дракон. Пориваючись до волi, приреченi крiзь грати просували руки, пхали в них очi i лиця, втискались в залiзо, - тодi вздовж ешелону лунали пострiли. Та нiхто на них не зважав, лише поїзд припускав ще дужче, ще скаженiше. Не сюди, не сюди везе вiн вантаж, вiн його мчить до iншої мети.

Вночi мерехтiли зорi - мiльйони зiр, змiшуючись з iскрами вiд скаженого поїзда, а вiд насипу розбiгались дерева й квiти i збiгалися знову в химернiм танку за драконом, i вогненнi вiяла прожектора крутили з них веремiю.

Потiм ландшафт ставав ще дивнiший. Потiм...

Нагло земля обiрвалась. На п'ятнадцятiй добi шаленого гону раптом земля обiрвалась.

Ешелон вилетiв до синього моря i зi скреготом став. Тяжко випустив рештки диму i пари. Став.

Все. Скiнчилась земля.

Ешелон дiйшов до своєї мети. Важко дихаючи i вiдсапуючись на кiнцевiй станцiї Океанськiй, вiн став витрушувати з себе вантаж - викидати з черева те, що привiз, з усiх своїх шiстдесяти суглобiв.

Дивно! Скiльки могло вмiститися люду в цих брудних, рудих коробках! I як вони витримали! Як вони не розпалися?!

Тисячi! Тисячi обiрваних, брудних, зарослих, як пращури, i худих, як скелети, людей! I все старих, згорблених. I хоч серед них багатьом по 20 - 25 рокiв лише, але всi вони гейби дiди. Тисячi завинених в дрантя i коци i так - напiвголих, викинених з вiтчизни, з родини, з спiльноти, погноблених, безправних, приречених... Так, приречених на загин, десь там, куди ще вони не дiйшли. Ешелон дiйшов до своєї мети, та не дiйшов ще мети етап - оцi тисячi мученикiв.

Вони купчились отарами, зiгнанi в великi купи, мов вiвцi, i, оточенi шпалерами варти, тупо дивилися вперед - на сиву пустелю, в заткане легким туманом безмежжя.

Туди стелився їм шлях - через те море Японське та й через той океан Тихий безмежний. Етап iде на Магадан десь. Це ще тисячi кiлометрiв водяною пустелею до понурої, невiдомої Колими а чи й далi.

Та нiщо їх не зворушувало i нiщо їх не лякало. Вони були тупi i байдужi, виснаженi, дивились просто себе на воду... Кияни, полтавчани, кубанцi, херсонцi... - дiти iншої, сонячної землi i iншого, сонячного моря.

Варта розiгнала всiх цивiльних зi станцiї i оточила мiсцевiсть, - пильнувала, тримаючи рушницi i псiв-вовчурiв напоготовi.

А з вагонiв вилазили все новi й новi арештанти. Iнших тримали попiд руки... Вони вже негоднi були йти, i їх друзi тримали попiд руки, апатично i байдуже допомагаючи пройти останнiй пруг землi... Може, взагалi останнiй шмат життєвого шляху.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]