Глава 5. Социально-политическое функционирование журналистики 207

В России XXI в., казалось бы, не осталось места для политического диктата в области журналистики. Провозглашенные на конституционном уровне принципы идеологического плюрализма и свободы мысли долж­ны служить тому прочной гарантией. Фактически же формируется (если не сформирована уже) новая политическая конъюнктура. В плане зависимо­сти теории от режима власти она заметно отличается от положения дел в советское время — хотя бы в том отношении, что нарушителям «кано­нов» не грозят официальные санкции. Однако жесткое влияние на теоре­тическую мысль отнюдь не ушло в историю. Рассмотрим некоторые наиболее сильные источники его возникновения.

Среди них — искусственная политизированность общества и прессы. Неопределенность политической судьбы России, ее затянувшееся пре­бывание в так называемом переходном состоянии подталкивает и специалистов, и рядовых граждан к поиску ответов на все коренные вопросы бытия в сфере борьбы за власть и ее реализации. Почти непре­рывная череда «судьбоносных» выборов на общероссийском и регио­нальном уровнях каждый раз порождает ожидание резкого изменения ситуации в стране в лучшую сторону. Однако экономическое положение большей части населения улучшается крайне медленно, и социологи даже ввели специальное понятие для характеристики массовых политических настроений — «желание надеяться». Соответственно на протяжении пос­ледних десятилетий печать и телевидение выдвигают вопросы власти и управления на первое место, что выглядит как диспропорция в сравне­нии с прессой европейских государств. Об этом говорят данные компа­ративного контент-анализа российских и европейских СМИ¹³.

По логике конституционных гарантий свободы, когда редакция или журналист выбирают для себя место «на баррикадах», они поступают по собственной воле. Даже если бы такой идиллический вариант на­блюдался на самом деле, нельзя было бы не подивиться тому энтузиаз­му, с которым многие корреспонденты и целые издания отдают себя на службу политике — занятию не самому чистому и благородному. В дей­ствительности же прессу втягивают в политические интриги внешние силы: борющиеся за власть и влияние кланы, государственные институ­ты, партии и прочие сильные мира сего. Примечательно, что журнали­сты и редакции с легкостью поступаются своей свободой и независимо­стью, хотя именно этого им не хватало в прежней, дореформенной стране. Но это попутное замечание, а для нашего исследования существенно, что возникло явление вторичной политизации российской журналис-

Виноградова СМ., Корконосенко С.Г. Массмедиа в социально-политическом про­странстве (Россия и скандинавские страны) // Компаративистика: альманах сравни­тельных социогуманитарных исследований / под ред. Л.А. Вербицкой, В.В. Василь­ковой, В.В. Козловского, Н.Г. Скворцова. СПб., 2001.

206 Раздел II. Журналистика в социальном мире: опыты применения теории

мени и т.д. Однако сейчас важно согласиться с тем, что политический компонент неизменно присутствует в модели прессы и строе мышления теоретиков.

Даже беглый взгляд на трехсотлетнюю историю российской печати дает тому зримые подтверждения. Верноподданническая пресса царской Рос­сии воплощала в жизнь охранительные теоретические установки, исходившие и от власти непосредственно, и от ее адептов — Ф. Булгари-на, М. Каткова, К. Победоносцева и др. Со своей стороны оппозиция не могла не провозглашать идеи о печати, точно отражавшие политические программы дворянских революционеров, революционных демократов, народников, социал-демократов...^п

Понятно, что самый близкий материал для параллелей с нынешней ситуацией специалисты находят в опыте советского периода. В течение десятилетий советские теоретики прессы трудились в условиях торже­ства политики над прочими мерилами ценности научного знания. До 50-х гг. доминировал классовый подход к печати и ее изучению, в дальнейшем — более мягкий партийно-политический, концентриро­ванно выраженный в формуле «газета — орган партийного комитета». В наши задачи не входит аналитическое погружение в историю. Отметим лишь, что при очевидной ее «зауженности» партийно-политическая па­радигма в науке в целом соответствовала парадигме социальной системы и поэтому не вступала в конфликт с нею. Более того, она давала возмож­ность развивать целый ряд исследовательских направлений, которые бла­готворно сказались на осмыслении творческой природы журналистики и ее социального функционирования. Теория отнюдь не была бедна идея­ми и материалом для анализа.

На этом фоне вдвойне противоестественными выглядели сигналы о смене установок, время от времени исходившие от политической влас­ти (новая терминология в документах ЦК КПСС, переименование про­фильных кафедр в высшей школе и т.п.). Так, традиционные и насыщен­ные реалистическим содержанием понятия «журналистика» и «пресса» были в директивном порядке заменены «средствами массовой информа­ции и пропаганды» (СМИП), чему нет ни аналогов в мировой науке, ни сколько-нибудь надежного теоретического объяснения. В дальнейшем СМИП столь же произвольно урезали до СМИ, тем самым сведя много­образную журналистскую деятельность к распространению сообщений. Данная технократическая установка закреплена в действующем россий­ском законодательстве, где фигурируют СМИ и журналист, но не упо­минается журналистика.

¹² См. обзор концепций: История мировой журналистики / А.Г. Беспалова, Е.А. Корнилов, А.П. Короченский, Ю.В. Лучинский, А.И. Станько. 3-е изд., доп. и испр. М., 2003.