Глава 5. Социально-политическое функционирование журналистики 239

Цифры вообще нуждаются в адекватном, а не случайном эмоциональ­ном сопровождении. В студии вызвали бурную реакцию социологические данные о том, что многие журналисты платят источникам информации. Чем, однако, возмущаться? Информация законодательно рассматривается как объект собственности, следовательно, стоит денег, и в редакционные сметы вполне легально закладываются расходы на ее приобретение.

Здесь сказывается действие еще одного стереотипа — «пугала» слов. Слово «оплата» (или на чудовищном канцелярском диалекте — «пропла­та») относится к числу таких пугал. С оплатой соотносится мнение журна­листа: оно, якобы, не просто субъективно, но и непременно имеет своим истоком ту самую продажность. На разности мнений по поводу одних и тех же событий основываются непримиримые разногласия оппонентов. В про­тивовес выдвигается требование «дайте нам информацию», а не мнение, и создается впечатление, будто тем самым мы приближаемся к заветной объективности прессы.

Всякий специалист знает, что информационный поток несет в себе и факты, и их интерпретацию, и эмоциональное отношение к ним, и абст­рактные доктрины-обобщения. Иными словами, оценки — в такой же мере информация, как и точно названные имена, проценты, паспортные данные. Если же имеется в виду, что сообщение о событиях более досто­верно, чем их оценка, то и здесь надо возразить, что практикой давно осво­ена великая манипулятивная сила «голых» фактов, «сухой» статистики и т.п. Идол информации бесплотен, неуловим в определении и потому непригоден для апелляций в дискуссиях о познавательных способностях прессы.

Наличие в журналистике мнений нет смысла осуждать или отвергать. Даже будучи небесспорными, они представляют собой форму и продукт познания мира, а их ошибочность пресса, как известно, искупает своим живым движением, непрерывным обновлением. Правда, по-настоящему ценными они становятся лишь тогда, когда опираются на знание об объекте суждения. Тем не менее как в целом можно представить себе освещение политических процессов без заостренных полемических стрел, гипербол и прочих «мнениевых» компонентов?

Подлинное беспокойство, на наш взгляд, должны вызывать оценоч­ные суждения, направленные по касательной к сути событий, если не мимо них. Выше мы уже говорили, что при освещении выборов в Санкт-Петербурге в прессе звучали не то чтобы не те мнения, а мнения не о том — не о векторе гражданского волеизъявления в регионе и обусловливающих его факторах.

Еще о словах. Одним из самых «страшных» пугал для экспертов, а с их подачи и для населения сегодня стали информационные войны. Они пре­вратились в синоним беспринципной и жестокой борьбы, главным обра­зом^ печати и эфире. В данной связи возникают два вопроса.

238

Раздел II. Журналистика в социальном мире: опыты применения теории

нение в продажности. Депутат Законодательного собрания в самом начале своей речи высказался приблизительно так: среди знакомых мне коррес­пондентов есть один-два порядочных человека, а все прочие — «тля про­дажная» (блистательный алогизм — несочетаемость насекомых с торговлей - не остался незамеченным присутствующими). Не надо лиш­ний раз доказывать, что при таком снобистском отношении к людям прес­сы политик никогда не наладит полнокровного взаимодействия ни с ними, ни через них с гражданами. Встречные обобщения репортеров, как прави­ло, не менее категоричны: все депутаты тепло устроились за народный счет, все погрязли в коррупции... Совместными усилиями формируется агрес­сивная психологическая среда, которая разрушительно действует на тече­ние гражданской жизни.

Для нашей темы особенно существенно, что огульный приговор, про­звучавший до «слушания дела», закрывает путь к анализу способности журналистов исследовать реальное положение вещей. Да и уместно ли вообще переводить разговор на тему продажности?

Во-первых, никто из ораторов не признал, что либо он сам (журна­лист), либо близкие к нему (общественному деятелю) корреспонденты страдают этим пороком. Речь идет о нечистоплотности «противной» сто­роны. Значит, фактически, обвинение расшифровывается как требование перейти в «правильный» лагерь, где царят стандарты благонравного пове­дения.

Во-вторых, нарушение этических норм (пресловутая продажность) вы­являет отдельную, субъективную характеристику журналистского кор­пуса. Положим, корреспонденты на самом деле не хотят отражать правду жизни или не заинтересованы в этом. Но могут ли? Обладают ли доста­точной квалификацией? Владеют ли надежной методикой познания, пред­метом освещения, источниками информации и т.п.? Вот базовые, объек­тивные характеристики, поверх которых должна накладываться оценка желаний и симпатий. Тогда появится комплексное представление о кад­ровом потенциале прессы. К тому же нравы улучшаются, интересы кор­ректируются под давлением закона, механизмов саморегулирования или иных обстоятельств, а о своей методологической и инструментальной неготовности к социально необходимому труду корреспондент может даже не догадываться.

В-третьих, то, что перед нами — хоть и значимая, но частность, демон­ стрирует статистика. Приглашенные в студию социологи сообщили: по их опросам, примерно 30 % журналистов признают, что принимали вознаг­ раждение за заказные материалы. Третья часть «продажных» — это обсто­ ятельство, которое, несомненно, порочит репутацию всего профессиональ­ ного сообщества, даже единственный процент нечестности надо искоренять как опасную бациллу. Но, тем не менее, статистика не дает оснований стричь всех под одну гребенку. _а;.