Глава 5. Социально-политическое функционирование журналистики 211

вания. Как ни удобен такой прямолинейный выбор для самих исследова­телей, он всего лишь воспроизводит черно-белое сравнение американско­го либертарианства и советского тоталитаризма, характерное для периода «холодной войны», но утратившее зримую перспективу в новейшей исто­рии. Настойчиво повторяется следующая мысль: в англо-американской традиции средства массовой информации, мол, осведомляют общество о том, что происходит в официальных структурах, тогда как в отечествен­ной они осведомляют государство, выступая от лица общественности в ка­честве челобитчиков и «бескорыстных доносителей».

Поневоле напрашивается вывод о том, что плюралистическая модель фатально не способна прижиться в культуре доносов, а значит, отечествен­ная пресса обречена смотреть на западную снизу вверх. На самом деле в бесконечно разнообразной биографии нашей прессы переплетаются вся­ческие традиции, включая верноподданнические, и при желании можно поместить в фокус внимания любую из них. Достаточно, однако, вспом­нить о вольнолюбивой российской публицистике, снова и снова возни­кавшей на разных этапах истории, о бичующей сатире на первых лиц государства, о гонениях, которым подвергались и подвергаются оппози­ционные журналисты, чтобы усомниться в правильности однозначных характеристик.

Под давлением политической конъюнктуры и вызванных ею веяний в науке пересматриваются учебно-образовательные программы. Уходя от прежних догматических стандартов и обоснованно расширяя спектр тем и авторитетов, некоторые вузы спешат исключить из своих программ подлинно выдающиеся произведения политически «немодных» сегодня авторов. Это относится, в первую очередь, к представителям марксизма. В результате учащимся остаются неизвестными, например, классические работы К. Маркса «Дебаты VI Рейнского ландтага. Дебаты о свободе пе­чати...» и В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литерату­ра». В солидных западных университетах подобные труды изучаются обстоятельно, хотя и не обязательно с одобрением. Так возникают алогич­ные «размолвки» теории с практикой: партийность и классовость прессы de facto существуют, но перестали быть предметом исследования, прове­ренное опытом открытие триединой функции печати (пропагандист, аги­татор и организатор) активно используется в политике, но в науке предано забвению, если не шельмованию.

Со своей стороны сильное возмущающее воздействие на формирова­ние политологии журналистики оказывает состояние российской поли­тической науки, «большой» политологии. Поскольку в нашей стране она еще только обретает себя как самостоятельная ветвь обществознания, то вопросы о ее предметной базе, исследовательских методах, отраслевой дифференциации остаются в значительной степени неясными, во всяком случае — открытыми. Здесь, как и в теории журналистики, заметная,

210 Раздел II. Журналистика в социальном мире: опыты применения теории

ее варианты, отражающие различия государственной политики в отно­шении СМИ», а также исторические и культурные особенности регио­нов и стран¹⁷.

За последние годы из-за рубежа к нам пришли и многие другие изда­ния¹⁸. Несомненно, подобные подарки выполняют полезную просвети­тельскую работу. Но они несут в себе иную политическую и профес­сиональную культуру, которую наши специалисты-читатели вынуждены воспринимать как абсолют. Для сравнения: учебники отечественных ав­торов стоят в розницу сотни рублей, и с финансовой точки зрения они явно проигрывают бесплатным переводным пособиям.

Подобная зависимость наблюдается и в организации теоретических дискуссий. Те из них, что проводятся с широким размахом и приглаше­нием иногородних участников, практически всегда опираются на зару­бежную материальную помощь. Следовательно, грантодатель определяет, насколько актуальна заявленная тематика. Вот почему на протяжении полутора десятилетий российские исследователи прессы дискутируют под знаком трех t— транзитивности, транспарентности и толерантности. Эти вопросы находятся в центре внимания зарубежных политиков и экспер-тов-медиологов, но они не охватывают множества проблем, стоящих перед теорией и практикой журналистики в России. Они даже не всегда адекватно воспринимаются нашими специалистами. В свою очередь уко­рененные в российской культуре категории публицистики не перево­дятся на европейские языки и потому имеют слабые шансы на поддержку грантодателей.

Такой способ управления общественным сознанием известен в тео­рии и практике пропаганды под названием «формирование повестки дня» (agenda setting).

В этой обстановке часть исследователей безоговорочно восприняла заимствованные подходы, отринув теоретический багаж и практический опыт отечественной журналистики. Так, некоторые российские авторы вслед за европейскими коммуникативистами выделяют два варианта взаимоотношений СМИ, населения и власти — модель доминирования (присущую, в частности, марксистской теории с ее экономическим детер­минизмом) и плюралистическую модель, основанную на свободе поведе­ния сторон. При этом плюралистическая модель объявляется гораздо более перспективной с исследовательской точки зрения, чем модель доминиро-

¹⁷ Давыдов Л.В. Средства массовой информации в современном политическом процессе (опыт политологического анализа): автореф. дис. ... канд. политич. наук. СПб., 1998. С. 12.

¹⁸ Копервуд Р., Нельсон Р.П. Как преподносить новости. М., 1998; Ламбет Э.Б. Привер­ женность журналистскому долгу. М., 1998; Рэндалл Д. Универсальный журналист. 3-е изд., испр. и доп. Великий Новгород; СПб., 1999; Справочник для журналистов стран Центральной и Западной Европы / ред.-сост. Малькольм Ф. Мэллет. М., 1993; УмменДж. Журналистские расследования: современные методы и техника. М., 1998 и др.