Грамши и глобальная политика: кпост-гегемонистскойпрограмме исследований

Необходимо разработать новых подходов к международ­ной политической экономике (МПЭ) и международным отно­шениям (МО) путем создания исторически интегрированных, диалектических форм объяснения, соответствующих условиям конца двадцатого века. Ранее я описал в общих чертах основ­ные идеи, проблемы и исследовательские вопросы, которые в целом относятся к реконструкции теорий исторического мате­риализма в МО [1]. Однако эти проблемы были затронуты не только в работах Антонио Грамши, но также и у других авторов, таких как Карл Маркс, Фернан Бролель, Карл Поланьи, Роберт Кокс и другие, например, представители Амстердамской школы международных отношений (см. главы Отто Холман и Кесван де Пиджл). Иными словами, заметки Грамши по МО должны быть связаны с реконструкцией исторического материализма в широком смысле, чтобы избежать нового интеллектуального раскола. Важно преодолеть академические различия ограни­ченной полезности, например, между МО и сравнительной по­литикой, между политической и эмпирической теорией, между политической социологией и политической экономикой. В ре­конструкции теорий исторического материализма необходимо учитывать эпистемологические, онтологические и методоло­гические вопросы в контексте прошлого, настоящего и буду­щего. В работах Маркса теоретический акцент был сделан на идее всеобъемлющего исторического общества, анализ которо­го подразумевает отказ от редукционизма, присущего объекти­

вистскому материализму, механицизму и эмпиризму... в целях достижения по-настоящему реалистского подхода, который яв­ляется сознательным продуктом мысли [2].

Проблематика статьи связана с идеей о необходимости пере­смотра социализма в отрыве от ассоциации с тоталитарными проектами, такими как сталинизм. В свою очередь это пере­определение и политика вместе могут быть связаны отчасти с идеей самозащиты общества от дезинтеграции и распыляюще­го удара глобализации, а также относительно стихийных ры­ночных сил.

Грамшистская школа международных отношений?

Как не существует единой школы марксизма (сам по себе Маркс не считал себя марксистом), так и не существует единой грамшистской или «итальянской» школы. Отсутствует и согла­сие насчет интерпретации некоторых фрагментов учения Грам­ши и часто противоречивых мыслей относительно социальной теории. Вместо этого в большом количестве стран существу­ют группы мыслителей, работающих в различных отраслях; они разрешают некоторые вопросы, которые были затронуты и сформулированы в учении Грамши. Эти ученые начали взаимо­действовать и принимать участие в совместных конференциях, таким образом, положив начало глобальному исследователь­скому сообществу. Некоторые исследования являются практи­ческим следствием постольку, поскольку связаны различным образом с поддержкой деятельности социалистических и про-грессистских политических партий и социальных движений.

Некоторые первые работы нео-грамшистов повлекли за собой как конструктивный диалог, так и критику, со стороны представителей различных позиций, включая доминирующую, или в терминах Грамши, гегемонистскую теоретизацию в области политической экономики и международных отношений. Необходимость в этом, на мой взгляд, была вызвана, по крайней мере, двумя важными факторами. Во-первых, в то время как марксизм всегда предполагал комплексный подход,

в значительной степени из-за ориентации и преобладания американской теории в данной области, исторический материализм, как правило, оставался в стороне от многих главных дискуссий в изучении международных отношений. Эта маргинализация повлекла за собой немало ограничений, скорее, в механическом и неисторическом применении многих марксистских идей и теорий, некоторые из которых связаны с фундаментальной тенденцией вызывать «постоянно растущие ожидания краха капитализма» (в то время как Грамши утверждал, что не существует жесткой связи между экономическим и политическим кризисом, и наоборот). Этот теоретический недостаток привел к отсутствию достоверности в споре, а также уменьшению обращения к историческому материализму для создания нового поколения студентов высших учебных заведений на Западе. Скорее всего, подобная судьба постигла и ортодоксальный марксизм в Японии на протяжении последних двадцати лет. В частности, в условиях капитуляции ленинской и пост-сталинской системы правления в Восточной Европе, развала догматического марксизма-ленинизма в социальном учении, по всей вероятности, мы дождемся момента, когда подобный патологический, механический марксизм будет отправлен в качестве ужасного экспоната в музей истории ХХ века. Последнее наблюдение подтверждает мое второе положение в пользу диалога. В 1980-е и 1990-е гг. было отмечено повсеместное и в некоторых случаях весьма значительное снижение выраженности и теоретической привлекательности левых идей. Несмотря на западный триумф и пропагандистов, которые объявили «конец истории», события в Восточной Европе и бывшем Советском Союзе усилили требования к убедительности, позиционной власти и законности гегемонистского дискурса на Западе. Учение Грамши способствовало существенному объяснению вопроса о событиях, произошедших в России: уязвимости отношений

между государством и гражданским обществом, и таким образом, предрасположенности государства к внезапному краху.

В России государство было всем. Гражданское же общество находилось в своем изначальном «желеобразном» состоянии; на Западе между государством и гражданским обществом су­ществовали надлежащие отношения, поэтому когда государ­ство дрогнуло, тут же проявилась надежность строения граж­данского общества. (Грамши, 1971: 238).

Марксистские идеи, разработанные в теоретическом гетто, будут страдать от отсутствия актуальности. Конструктивный диалог с применением аргументов и теорий из различных пози­ций может сыграть важную роль. Он имеет решающее значение в оценке статуса новых теоретических идей: для убедительно­сти они должны обеспечивать более комплексное, последова­тельное и рефлексивное объяснение, чем ныне существующие аргументы (Гилл, 1990).

Основная работа Грамши сосредоточена на анализе госу­дарственных общественных формаций в отдельные историче­ские периоды, особенно в Италии. Грамши утверждал, что это является первоначальным уровнем, на котором государство и гражданское общество (а также его строение, политическая экономика) должны быть исследованы и где создаются осно­вы социальной гегемонии. Это государственное средоточие является ключевым в изучении Грамши не только в Японии и Латинской Америке, но также и в Западной Европе, что отраз­илось в работе Центра современной культурологии Бирмин­гемского университета (Холл, 1982; Ларрен, 1983) и в текущих дебатах в «Новом левом обозрение» и «Социалистическом жур­нале» на тему культуры, идеологии, государства, гражданского общества и гегемонии в капиталистическом обществе. Также в левых журналах ведется много дискуссий по вопросу импе­риализма, хотя они, как правило, сформулированы в терминах теории ультра- и супер-империализма, а не в тех, что дал Грам­ши. Движение в сторону расширения идей Грамши в изучении

МО и МПЭ идет довольно медленно; оно появилось недавно и включает в себя относительно небольшое количество пре­тенциозных учений, касающихся определения истоков, раз­вития и динамики формирующейся глобальной политической экономики. Тем не менее, начинают появляться впечатляющие работы на следующие темы: интернационализация государства и гражданского общества, международные аспекты социальной гегемонии и господства, транснациональные классы и блоки формаций и экономических сил, роль органической интелли­генции и международных организаций и др. Они помогают определить характер глобальной политики в ХХ веке (напри­мер, Ван дер Пиджл, 1984;Кокс, 1987; Огелли и Мерфи, 1988; Гилл,1990; Овербек, 1990).Особенно важна новаторская работа Роберта Кокса, опубликовавшего два важных очерка в Милле-ниуме в начале 1980-х гг. (Кокс, 1981; Кокс, 1983), последний из которых может рассматриваться как полноценное введение к применению концепции Грамши на международном уровне (работа включена в данный сборник — прим. ред.).

Таким образом, в то время как многие социальные мыслите­ли знают о возможностях применения идей Грамши к анализу роли политики, массовой культуры и идеологической и куль­турной гегемонии на государственном уровне, гораздо меньше ученых знают об использовании данной концепции области МО и МПЭ. Возможно, это возникает отчасти по причине того, что Грамши уделял мало внимания вопросам политической эко­номии как таковой, в основном потому, что он работал в рамках классического марксизма, принимая положения о политической экономии капитализма и феодализма.

В отсутствии удовлетворительного аппарата для анализа динамики глобальной политической экономики в 1980-х годах, студенты МО и МПЭ начали разрабатывать свой собственный концептуальный аппарат и онтологию (например, Кокс, 1987; Ван дер Пиджл, 1984). Очевидно, что предстоит сделать еще очень многое для развития грамшистской концепции, чтобы

она, таким образом, получила наибольшее распространение. Существуют другие способы решения данного вопроса. На­пример, Амстердамская школа создала нетелеологическую концепцию социализации (Vergesellschaftung), которая является центральной в ее интеллектуальных устремлениях, это понятие связано с объектом размещения всеобъемлющей истории и со­циальной теории, лежащей в основе анализа:

Отношения между обществом и государством, как и отно­шения между государствами как последовательность социаль­ных интеракций, должны быть помещены в условия социали­зации как распространяющегося процесса. То, каким образом капитал (в смысле общий капитал, т.е. самоподдерживающаяся, квази-тоталитарная совокупность конкурентного накопления прибавочной стоимости) действует как агент социализации, одновременно ограничивая своей потенциал (в смысле разделе­ния труда и универсальной культуры/нормативной структуры), необходимо уточнить и связать с другими структурами соци­ализации естественных сообществ — семья, национальность, этническая принадлежность, наравне с правом и государством, как официальными соглашениями, устанавливающими право­вые/законные средства [3].

Включенный сюда тип исследования необходимо согласо­вать с более широкой теоретической разработкой, например, учение, имеющее более «локальный» или «национальный» ха­рактер, связать с «глобальным». Это позволит создать новый интеллектуальный и практический синтез. Подразумевая это, в остальной части статьи я исследовал некоторые другие важные темы.