Ресурсы контргегемонии: «ревизионеры» миропорядка и их уровни

Классические теории МО, в частности реализм, делят стра­ны на тех, кого устраивает существующее положение вещей и баланс сил в мироустройстве, и тех, кого не устраивает и кто

хотел бы, поэтому, его изменить в свою пользу. Первые называ­ются «сторонники статус кво», вторые — «ревизионеры».

Те силы в мире, независимо от их масштаба и их влияния, ко­торые вписаны в гегемонию и удовлетворены ей, представляют одну половину (мыслящего) человечества; «ревизионеры» — вторую. Закономерно, контргегемонистская элита рассматри­вает совокупность «ревиозионеров» как свой ресурс. Именно «ревизионеры», свою очередь, осознают ли они это сами или нет, нуждаются в ТММ. Эта потребность в ТММ может быть вполне бессознательной, но даже если принять модель «цеза­ризма» и предположить, что многие политические единицы за­няты только и исключительно процессами «трансформизма» (transformismo), в любом случае ТММ дает им дополнительный аргумент для того, чтобы оппонировать давлению гегемонии. Иными словами, у контргегемонистской элиты (понятой широ­ко, в описанном нами структурном виде — по ту сторону пра­вых и левых) в лице «ревизионеров» появляется мощный есте­ственный ресурс.

Для того, чтобы этот ресурс наличествовал, совершенно не обязательно, чтобы руководящие политические элиты стран-«ревизионеров» были солидарны с контргегемонией или прини­мали ТММ как руководство к построению внешней политики. Здесь самое время вспомнить то значение, которое имеет интел­лектуальный дискурс в его автономном состоянии (а на этом не-ограмшизм и настаивает). Достаточно того, что интеллектуалы Глобального Революционного Альянса будут осознавать зна­чение и функции «цезаристских» режимов в глобальном поле гегемонии; сами «ревизионеры» действуют интуитивно, тогда как представители контргегемонистского пакта — вполне осоз­нанно. У тех и других в среднесрочной перспективе интересы совпадают. А это делает контргегемонистский пакт заведомо фундаментальной силой: hardware предоставляют «ревизионе­ры», software — глобальная революционная элита.

«Ревизионеры» в современном мире — это целый ряд мощ­ных и развитых Государств, которые в силу различных исто­рических обстоятельств помещены глобальной гегемонией в такие условия, что чувствуют себя ущемленными, а дальней­шее развитие по логике, навязываемой глобальным дискурсом, неминуемо приведет их либо к нежелательным для актуальных политических элит последствиям, либо к дальнейшему ухуд­шению положения дел. «Ревизионеры» весьма различны: одни склонны к компромиссу с гегемонией, другие, напротив, стара­ются всячески уклониться из под ее влияния. Но повсюду есть поле для деятельности глобальной революционной элиты.

Самым серьезным объединением стран-«ревизионеров» яв­ляется БРИКС. Каждая из этих стран сама по себе является ги­гантским ресурсом, и руководство всего клуба «Второго мира» объективно заинтересовано в многополярности, а следователь­но, ничто не мешает продвигать в них ТММ в качестве страте­гической программы внешней политики.

Вокруг стран «Второго мира» гравитируют целые констел­ляции крупных региональных держав (Аргентина, Мексика в Латинской Америке; Турция, Пакистан в Центральной и Перед­ней Азии; Саудовская Аравия, Египет — в арабском мире; Вьет­нам, Индонезия, Малайзия, Южная Корея на Дальнем Востоке и т.д.). Каждая из этих стран в какой-то мере также может быть отнесена к «ревизионерам» и имеет внушительный список ре­гиональных амбиций, удовлетворить которые в системе гегемо­нии затруднительно или невозможно. Кроме того, еще больше у них страхов и вызовов в области безопасности, что отражению которых гегемония не только не способствует, но только усили­вает.

Кроме того, есть целый ряд стран, находящихся в прямой оппозиции гегемонии (Иран, Северная Корея, Сербия, Венесу­эла, Боливия, Эквадор и т.д.), что предоставляет Глобальному Революционному Альянсу привилегированные стратегические площадки.

На следующем под-государственном уровне требуется бо­лее тщательный анализ, призванный выявить «ревизионеров» на политическом уровне — то есть те политические партии и движения, которые по тем или иным идеологическим сообра­жениям отвергают гегемонистский дискурс в том или ином его существенном элементе. Такие политические силы могут быть правыми или левыми, религиозными или секулярными, наци­оналистическими или космополитическими, парламентскими или радикально оппозиционными, массовыми или «диванны­ми». Все они могут быть интегрированы в стратегию контрге-гемонистской элиты. При этом такие партии и движения могут располагаться как в политической зоне «ревизионеров», так и в поле тех стран, где гегемония укрепилась твердо и основатель­но. При определенных обстоятельствах — особенно в услови­ях кризиса или реформ — даже в таких державах открываются определенные окна возможности для нонконформных сил и их (пусть относительного) успеха и продвижения.

В сегменте гражданского общества возможности контрге­гемонии еще более широкие, так как здесь носители гегемо-нистского дискурса выступают напрямую, без масок и опос-редований. В области науки, культуры, искусства, философии носители контргегемонии, владеющие синтаксисом, способны эффективно противостоять идейным противникам, так как ко­личество и масса в данной среде имеет весьма второстепенное значение. Один талантливый и подготовленный интеллектуал со стороны контргегемонии может стоить тысячи противников. В этой неполитической сфере, где располагаются науки, культу­ра, искусство, философия контргегемония может использовать гигантский арсенал средств и методов — от религиозных и тра­диционалистских до авангардных и постмодернистских; ориен­тируясь на корректно понятый контргегемонистский синтаксис, не будет составлять труда развернуть самые разнообразные ин­теллектуальные стратегии, бросающие вызов западной «акси­оматике» Модерна. Эту модель также легко можно применить

не только в незападных обществах, но и в развитых капитали­стических странах, повторяя в новой исторической ситуации успешный опыт нового левого грамшизма в Европе 60-70-х гг. ХХ века.

Совокупность под-государственных политических струк­тур и бескрайняя зона «гражданского общества» в понимании Грамши, совокупно дает нам мезоуровень, тогда как сами Госу­дарства («ревизионеры») как таковые могут быть взяты за ма­кроуровень развертывания контргегемонистской практики.

И, наконец, микроуровень — это отдельные личности, кото­рые также могут быть при определенных условиях носителями контргегемонии, так как поле борьбы за ТММ — это человек как таковой во всех его измерениях — от личного до социаль­ного и политического. Глобальность следует понимать антро­пологически.

Так мы получаем гигантский резервуар ресурсов, который находится в распоряжении потенциальной глобальной револю­ционной элиты. В той ситуации, когда правила задает гегемо­ния, а ей пассивно сопротивляется «недогегемония» или просто «негегемония», этот ресурс нейтрализован, либо задействован в бесконечно малой степени и в строго локальных ситуациях, а следовательно, он не консолидирован, рассеян и подлежит постепенной энтропии. Для самой гегемонии он не более, чем пассивное препятствие, инерция и объект, подлежащий поко­рению, «доместикации» или демонтажу (как для строительства дороги вырубают лес или засыпают болота). То есть, все это становится ресурсом контргегемонии только тогда, когда кон­тргегемония есть осознающая себя сила, как исторический субъект, как явление. Все это становится ресурсом, когда на­лицо глобальная революционная элита, обращенная в ТММ как к теоретической базе. До этого и без этого все перечисленные моменты ресурсом не являются.