1. Историографическое значение термина "гуманизм"

Относительно эпохи Гуманизма и Ренессанса существует бесчис­ленное множество критической литературы. Однако, ученые не только не достигли определенности и единодушного согласия в характеристи­ке этой эпохи, но мало-помалу запутываются в клубке различных проблем, с которыми трудно справиться и специалисту.

Вопрос оказывается осложненным тем, что в это время происходят изменения не только в области философской мысли, но во всех сферах жизни человека: в общественном, политическом, моральном, литера­турном, художественном, научном и религиозном аспектах. И дело в дальнейшем осложняется также тем, что исследования эпохи Гуманиз­ма и Возрождения приняли характер преимущественно аналитический и отраслевой, ученые утратили сам масштаб перспективы, из которой выпало главное — грандиозный синтез культур.

Будет полезно поэтому осветить некоторые основные концепции, без которых невозможно даже выдвижение каких-либо проблем, каса­ющихся этого периода.

Начнем с рассмотрения самого понятия "гуманизм". Термин "гу­манизм" появился сравнительно недавно. По-видимому, он был впер­вые использован Ф.Ниетхамером для того, чтобы указать на ту область культуры, которая покрывается изучением классики, и собственный дух которой раскрывается в противопоставлении ее области научных дисциплин. Однако термин "гуманист" (итал. "humanista" и произ-

Перевод 8, 9,10 глав выполнен А. Николаевым и Е. Базижевой.

водные его в различных языках) появился в середине XV в., он был произведен по принципу терминов: законник (legista), юрист (giurista), знаток канонического права (canonista), художник (artista), указыва­ющих на преподавателей и учителей грамматики, риторики, поэзии, истории и философии морали. Кроме того, уже в XIV в., для того, чтобы обозначить эти дисциплины, говорили: "studia humanitatis" (гумани­тарные дисциплины) и "studia humaniora", со ссылкой на известные выражения Цицерона, и Гелия, обозначающие эти дисциплины.

"Humanitas" для упомянутых латинских авторов означал пример­но то же, что эллины выражали термином "paideia", то есть воспитание и образование человека. Считалось, что в становлении духовного обра­зования основная роль принадлежала словесности, то есть поэзии, ри­торике, истории и философии. Действительно, эти дисциплины изучают человека с точки зрения его общих особенностей, не обраща­ясь к каким-либо прагматическим возможностям, и поэтому оказыва­ются наиболее пригодными не только в том, чтобы давать человеку специальные знания в специальной области, но также способствуют его общему развитию и возвышению; в общем, из всех других дисциплин они оказываются более пригодными в формировании человека, в раз­витии его духовной природы.

Во второй половине XIV в. обнаружилась и затем все более возра­стала в течение двух последующих веков (достигнув высшей точки особенно в XV в.) тенденция придавать изучению гуманистической литературы самое большое значение и считать классическую латин­скую и греческую древность единственным примером и образцом для всего, что касается духовной и культурной деятельности. Латинские и греческие авторы еще больше обнаруживают себя в непревзойденных образцах гуманитарных наук (litterae humanae) в качестве истинных учителей человечества.

"Гуманизм" означает, таким образом, эту общую тенденцию, ко­торая, хотя имеет прецеденты в средние века, начинается все же с Франческо Петрарки и теперь предстает уже определенно в новом свете по своим красочным подробностям, по особенным условиям, по силе проявления, знаменуя собой точку, откуда следует отмечать начало нового периода в истории мысли и культуры.

Нет нужды описывать здесь тот пыл и рвение, с которыми в кро­потливой библиотечной работе исследовались древние рукописи, и в новых интерпретациях возрождалась латинская и греческая классика. Не будем останавливаться на событиях, которые привели к вновь обре­тенному знакомству с греческим языком, теперь считающемуся основ­ным духовным богатством человека просвещенного (первые кафедры греческого языка и литературы были учреждены в XIV в., но наиболь­шее распространение греческого произошло в XV в.; в частности, сна-

214

Гуманизм и Возрождение

Термин "Гуманизм"

215

чала Ферраро-Флорентийский собор в 1438/39 и немного позже паде­ние Константинополя в 1453 побудили некоторых ученых византийцев переселиться в Италию, что привело к широкому распространению греческого языка). Наконец, не будем останавливаться на сложных вопросах, касающихся подготовки эрудитов и связанным с этим усер­дием в изучении греческого языка; действительно, эта задача по плечу изучающим историю вообще, и историю литературы в частности.

Мы стремимся, вместо этого, дать понятие о двух самых известных интерпретациях термина "гуманизм", которые охватывают весь спектр его философского значения.

а) С одной стороны, П.О.Кристеллер стремился сильно ограни­чить, или даже просто исключить философское и теоретическое значе­ние гуманизма. Согласно этому ученому, нужно было оставить термину технический смысл, ограничивающийся сферой дисциплин риторико-литературных (грамматикой, риторикой, историей, поэ­зией, философией морали). Кристеллер полагал, что гуманисты того периода, что нас интересует, были переоценены, им присвоили заслугу в деле обновления мысли, которой они в действительности не имели, поскольку если и занимались философией и науками, то лишь косвен­но. В общем, согласно Кристеллеру, гуманисты не были истинными реформаторами философской мысли, потому что совсем не были фило­софами.

Приведем некоторые его характерные утверждения: "...Гуманизм эпохи Возрождения не был философской системой, это была скорее культурная и педагогическая программа, которая разрабатывала важ­ный, но ограниченный сектор знания. Этот сектор имел в качестве своего главного центра группу предметов, которые касались, в основ­ном, не классических наук или философии, но того, что приблизитель­но может быть названо литературой. Были в этой особенной озабочен­ности словесностью, заставлявшей гуманистов посвящать себя изучению греческого и особенно латинского, черты впоследствии при­сущие второй половине XVIII века. Кроме того, гуманитарное образо­вание включениет философию и этические дисциплины, но исключает логику, философию природы, а также математику, астрономию, меди­цину, право и теологию, с той целью, чтобы упомянуть некоторые предметы, которые имели явно определенное место в программах уни­верситетов и в классификационных схемах того времени. Нам кажется, что этот ясный и простой факт дает неопровержимое доказательство несостоятельности попыток связать гуманизм эпохи Возрождения со всем комплексом философии, науки или культуры того времени".

Как доказательство в пользу собственного тезиса Кристеллер ис­пользует, между прочим, тот факт, что на протяжении всего XV в. итальянские гуманисты не претендовали на замену средневековой эн-

циклопедической системы знания на другую новую, и что, "напротив, они сознавали, что их предмет изучения занимал место вполне опреде­ленное и ограниченное в пределах всей системы знания". Таким обра­зом, гуманизм не представлял совсем, как показано, "полной суммы наук итальянского Ренессанса".

Поэтому, согласно Кристеллеру, для понимания эпохи, важно, что к традиции аристотелизма, занимавшейся, по преимуществу филосо­фией природы и логикой, вне Италии (по большей части в Париже и в Оксфорде) обращались издавна, в то время как в Италии только с XVI века. Кристеллер пишет, что "традиция итальянского аристотелизма началась со второй половины XIV в., и не прерывалась на протяжении XV, XVI и большей части XVII века".

Этот "ренессансныйаристотелизм" выдвинул собственные методы "схоластики" (чтения и комментария текстов), но под влиянием гума­нистов побуждал мыслителей-перипатетиков возвращаться к грече­ским текстам Аристотеля, оставлять традиции латинского средневе­ковья и использовать труды греческих комментаторов а также других греческих мыслителей.

Случилось так, что ученые, враждебные Средневековью,— отме­чает Кристеллер — увидели в этом ренессансном аристотелизме что-то превосходящее изжившие себя традиции средних веков; и они высту­пали в пользу "гуманистов", истинных носителей нового духа Ренес­санса. Но речь идет о серьезной ошибке непонимания, потому что приговор ренессансному аристотелизму был часто выносим без реаль­ного знакомства с тем, что осуждалось. Исключение может быть сдела­но по отношению к Помпонацци (о котором речь будет впереди). Поэтому, заключает Кристеллер: " число тех современных ученых, которые действительно прочитали некоторые работы итальянских ари-стотеликов, очень мало. Целостное изучение этой школы было осуще­ствлено в книге Ренана об Аверроэсе и аверроизме ("Averroe's et f averroisme", Париж, 1861), которая в свое время имела значительное влияние, но в то же время содержала много ошибок и неточностей, впоследствии повторяемых всеми". Следует, таким образом, основа­тельно изучить вопросы итальянского аристотелизма этого периода: поскольку завязался некий узел, откуда открываются многие общие места, существующие только потому, что постоянно воспроизводятся, лишенные твердой основы, и могущие (как следствие) породить новую историческую действительность.

В заключение отметим, что гуманизм может представлять только половину феномена "Возрождение", поэтому он мог бы быть полно­стью понят только в том случае, если рассматривать его вместе с ари-стотелизмом, который выразил истинные философские идеи эпохи. Кроме того, согласно Кристеллеру, художники эпохи Возрождения не

216

Гуманизм и Возрождение

Термин "Гуманизм"

217

стремились к достижению грандиозного идеала "творческого гения" (это скорее свойственно романтикам и мифу XIX столетия), но хотели достичь качества "ремесленников", чье превосходство зависело не от умения предвидеть судьбы современной науки, но определялось бага­жом технических знаний (анатомии, перспективы, механики, и т.д.), считающихся необходимыми в их искусстве. Наконец, то, что астроно­мия и физика сделали значительные успехи, было связано с математи­кой, а не с философской мыслью. Философы в этом смысле отставали, что традиционно объяснялось отсутствием связи между математикой и философией.

б) Диаметрально противоположной является позиция Эудженио Гарэна, который энергично отстаивал наличие философской закваски в гуманизме, отмечая, что отрицание философского содержания в гу­манитарных науках эпохи Возрождения является следствием того фак­та, что "философией чаще всего считаются систематические построе­ния грандиозных масштабов и отрицается то, что в качестве философии может быть другой тип умопостроений, несистематических, открытых, проблематичных и прагматических". Полемизируя против обвинений в философском дилетантизме, которым некоторые ученые наделяют гуманистов, Гарэн пишет: " [... ] Гуманисты выносят приговор тому типу философии, который господствовал на протяжении четырех сто­летий, являясь тормозом свободной мысли. Потому гуманисты не захо­тели отказываться от того, чем обычно жертвуют — собственным обра­зом мысли — ради построения грандиозных "соборных идей", ради большей систематизации логики и теологии, такой философии, кото­рая сводит к "сумме" любую проблему, любой поиск в области теоло­гии, которая заключает в заранее подготовленные рамки любые воз­можные варианты. Той философии, которая уже игнорируется в эпоху гуманизма как пустая и бесполезная, которая заменяется конкретны­ми, определенными, точными исследованими в нравственных науках (этике, политике, экономике, эстетике, логике, риторике) и науками о природе [... ] с выработкой своих собственных принципов вне всяких правил [...]".

Напротив, говорит Гарэн, внимание "филологии" к особым про­блемам "являет в самом деле новую "философию", то есть новый метод постановки проблемы, который не считается поэтому, как думают не­которые ученые (например, Кристеллер, чья точка зрения рассмотрена выше), второстепенным аспектом культуры Возрождения рядом с тра­диционной философией, но является по-настоящему эффективным философствованием".

Одной из характеристик этого нового способа философствования является "чувство истории" и исторической размерности, с соответст­вующей чуткостью к объективности, осознанием критической дистан-

ции с объектом истории, к знанию исторических условий. Гарэн пишет: "Тогда, усилиями тех самых мощных исследователей античной исто­рии, которым равно близки и физика Аристотеля и космос Птолемея, мы извлекли их трактаты из угнетающего забвения. Ясно, что ученые Оксфорда и Парижа оказались замкнутыми крепостной стеной, пока она не дала трещину не без усилий Оккама и его "бритвы". Но только завоевание античности как средство воспитания исторического чутья, присущего гуманистам-филологам, позволило оценить эти теории для того, чтобы они стали действительностью. Эти люди создали известную культуру, результат их определенных экспериментов".

Сущность гуманизма состоит не в том, что он обратился к прошло­му, но в способе, которым оно познается, в том отношении, в котором он к этому прошлому состоит:" Именно отношение к культуре прошло­го и к прошлому, ясно определяет сущность гуманизма. И особенность такого отношения заключается не в простом порыве восхищения и страсти, не в более широком охвате, но в определенном историческом сознании. "Варварское" [= средневековое] отношение состоит не в том, что игнорируется классическое наследие, но в том, что истина понима­ется вне исторической ситуации. Гуманисты открывают классику по­тому, что отделяют, не смешивая, свое собственное от латинского. Именно гуманизм действительно открыл античность, тех же Вергилия или Аристотеля, хотя они и были известны в Средние века, потому что возвратил Вергилия своему времени и своему миру, и стремился объяс­нить Аристотеля в рамках проблем и в рамках знаний Афин IV века до н.э. В гуманизме не различается открытие древнего мира и открытие человека, потому что это все одно; обнаружить древний мир как тако­вой — значит соразмерить себя с ним, и отделить, и установить отно­шение с ним. Определить время и память, и направление человеческого созидания, и земные дела, и ответственность. Совсем не случайно великие гуманисты были по большей части людьми государственными, активными, чье свободное творчество в общественной жизни было во­стребовано их временем".

Но тезис Гарэна не сводится к этому. Он видит новую "филосо­фию" гуманистов в конкретном действительном моменте истории итальянской жизни, обращая внимание на политические причины, оказавшие влияние на мысль Гуманизма во второй половине XV в. Первый этап Гуманизма был ярким выразителем гражданской жизни и проблематики, связанной с политической свободой. Выдвижение впе­ред Синьории и ограничение политической свободы республик превра­тило литераторов в низкопоклонников и побудило философские факультеты двигаться по направлению к созерцательной метафизике: "Потерявший свободу в политическом плане, человек уходит на иную почву, отступает в иной план, ищет свободу мудреца [... ]. Сократиче-

"Давид?' Микельанджело как нельзя лучше воплощает собой "чудо из чудес", благородство и величие человека, духовную доминанту Воз­рождения.

219

Термин "Возрождение"

ское философствование со всеми проблемами переходит в плоскость платонического [... ]. Во Флоренции, в то время как Савонарола нано­сит свой последний удар по тирании, которая вся коррумпирована, "божественный" Марсилио ищет спокойного пристанища, куда можно спрятаться от грозного мира ".

Два тезиса, представленные Кристеллером и Гарэном, в действи­тельности плодотворны именно вследствие своей антитетичное™. Один отмечает то, о чем другой умалчивает, и обоих можно включать в исследование поочередно, если абстрагироваться от некоторых допу­щений этих авторов. Верно, что "гуманист" указывает на источник, профессию литератора, но это "ремесло" уводит намного дальше уни­верситетских наставлений, оно вовлекает в активную жизнь, освещает проблемы жизни ежедневной, делается действительно " новой филосо­фией".

Кроме того, гуманист отличается действительно новым способом чтения классики: был гуманизм книжный, но возник новый дух, новое чувство, новый вкус, которые были поняты благодаря книгам. И древ­ность может воспитывать новый дух, потому что она освещает его своим светом.