3. Аристотелизм аверроэса

3.1. Фигура и сочинения

Если для Авиценны не существовало особой проблемы совмести­мости аристотелизма с истинами исламской веры, то иначе дело выгля­дело для Аверроэса. Его "Рассуждение, выносящее решение относи­тельно связи между религией и философией" остался незамеченым своей эпохой. Аверроэсом была предпринята попытка уточнить грани­цы знания и веры, при этом его вера в силы разума такова, что границы почти исчезают. Разумные доводы приводят его к убеждению в вечно­сти мира и к отрицанию бессмертия индивидуальной души. Ясно, что эти тезисы не могли не вызвать ожесточенных споров и реакции цер­ковных властей.

Философ родился в Кордове в 1126 году (в сердце мусульманской Испании, где на протяжении восьми веков арабская культура, скорее, философская, чем научная-и литературная, переживала едва ли не самый плодотворный период своего развития). Аверроэс был юристом, медиком, и вместе с тем он необычайно знаменит как комментатор Аристотеля, который передал мыслителям позднего средневековья ме­тафизическую проблематику небывало высокого уровня. Его называли даже "богом комментария". Аверроэс оставил три типа комментариев:

"Средний комментарий" (свободный парафраз на тексты без тесной увязки), "Большой комментарий" (к "Физике", "Метафизике", "О душе", "О небе" и "Первой аналитике", где текст комментируется от параграфа к параграфу. Здесь он полемизирует с Авиценной и его интерпретацией, полагая, что на протяжении 1500 лет никто не понял, что во всем сказанном Аристотелем нет ничего случайного, недостой­ного внимания. Разве не изумительно, что все это соединилось в одном человеке. Позже Данте выразит это мнение знаменитой формулой: "Учитель тех, кто знает". "Большой комментарий" был чрезвычайно популярен, хотя другие работы Аверроэса (трактаты "Относительно связи между религией и философией", "О соединении человека с дея­тельным разумом", "Вечность мира") прошли мимо современников. Некогда обласканный вниманием монархов мыслитель попал в опалу и умер в Марокко в 1198 году.

3.2. Примат философии и вечность мира

Убежденный в истинности аристотелизма, Аверроэс скрупулезно собирает по крупицам алмазы мудрости Стагирита, показывая, что философия не просто независима от теологии и религии, но владеет привилегией обладания истиной. "Теория Аристотеля, — говорит он, — совпадает с высшей истиной", сам Аристотель ниспослан нам Боже­ственным Провидением, ведь благодаря ему мы знаем все доступное знанию. Защищаясь от обвинений в неверии, он подчеркивал, что расхождения между философами не те же самые, что между теологами, первые возникают из разных интерпретаций, вторые — из несовпаде­ния сущностных принципов, отрицаемых одними и защищаемых дру­гими. В подобных спорах лучше держаться на стороне философов, ибо нельзя, будучи разумным существом отказываться от природного пра­ва использовать свой разум. Если правда то, что и философия и религия учат истине, значит, разногласия между ними не могут касаться глав­ного. В случае контраста необходимо толковать религиозный текст в свете требований разума, ведь истина одна, и она разумна. Нет двойной истины, а та единственная представлена в Коране несовершенными :имволами, ибо она приспособлена к умам посредственным и невеже­ственным, адекватное ее выражение дает лишь философия во всей своей строгости.

Вопреки Авиценне Аверроэс подчеркивает, что вечный двигатель [ небесные двигатели, будучи интеллигибельными силами, рефлекти-Руют, думая о себе, приводят в движение все как финальные причины, ° не действующие. Движение, которое обеспечивает единство универ­сума, вечно и по финальной своей природе ведет все к совершенству. ^тот тезис о вечности мироздания великолепно вписывается в аристо-

125

124 "Дученто"

телевское понимание Бога как мышления о мышлении, то есть вечной и необходимой активности.

3.3. Единство человеческого интеллекта

Тезисы о примате философии и вечности мира должны быть допол­нены третьим тезисом об идеальном единстве интеллекта потенциаль­ного. Лишь ему Аверроэс склонен приписывать бессмертие, чего лишен интеллект индивидуума. В самом деле, мы способны формулировать универсальные принципы не благодаря индивидуальному началу в нас, которое есть в итоге телесная форма, а благодаря нашей принад­лежности ко всеобщему. Именно поэтому Аристотель говорит об интел­лекте как об обособленном, бесстрастном, неизменном. Если бы он был индивидуализирован, то ему был бы заказан путь к универсальному, а значит, к знанию. Таким образом, человечество едино в своей разум­ности, несмешанной с материей. Так как же отдельно взятый смертный знает нечто? И в каком смысле можно говорить об индивидуальном познании? Возможный интеллект познает в процессе перехода от по­тенции к акту, именно поэтому он всегда нуждается в божественном разуме, который, будучи всегда активен, побуждает к активности дру­гих. Подобно свету, говорит Аверроэс, приводящему в движение все потенциально сущее, разум приводит к действию все идеальное на­столько, насколько материальный интеллект может это принять. Впро­чем, активный интеллект не действует впрямую на потенциальный интеллект, но внедряется через фантазию и воображение, чувствен­ность которых позволяет принять лишь потенциальные формы универ­салий. Это чувственное воображение, на которое воздействует божественный интеллект, будучи вполне индивидуальным, и есть чув­ственное индивидуальное познание. Однако это лишь знание потенци­альных универсалий, актуализация которых возможна при участии божественного интеллекта, воздействующего на потенциальный ин­теллект человека, который един для всех человеческих созданий, и становясь актуальным, он обнаруживает свою уникальность, сверхин­дивидуальность и сверхматериальность. Таким образом, познаватель­ный акт отдельно взятого человека связан одновременно с чувственной фантазией и сверхиндивидуальностью универсального как такового. Ясно, что здесь Аверроэс пытается спасти знание, не исчезающее со смертью одного человека, оставаясь достоянием всего человечества. Это нечто вроде мира Идей, или третьего мира, то есть творения чело­веческого гения, переживающие нас, смертных, которые, суммируясь с последующими завоеваниями, ведут к постепенной трансформации потенциального интеллекта в актуальный, где и заканчивается исто­рия человечества. Этот мистический эпилог, о котором говорят рели-

Единство интеллекта

гиозные учения, состоит именно в актуализации в муках созревшего потенциального интеллекта и слияния его с божественным, вечно ак­туальным и совершенным.

3.4. Следствия из тезиса о единстве интеллекта

Мы уже говорили о том, что положение об интеллекте возможном и его единстве контрастировало с христианским тезисом об индивиду­альном бессмертии. Ведь если возможный интеллект не является час­тью человеческой души, а только периодически связан с ней, значит, бессмертие выступает как сверхиндивидуальная реальность. Данте, высоко оценивавший Аверроэса как гиганта среди комментаторов, ста­вил его в один ряд с теми, кто "с телом душу мертвую случает".

В таком подходе можно различить две интерпретации — аскетиче­скую по характеру и материалистически-гедонистическую. Вегетатив­но-чувственная активность типична для души как формы тела. Но если для животных, говорит Аверроэс, такого рода активность — последняя граница органического развития, то в человеке вегетативно-чувствен­ном прорастает иная сверханимальная активность к единению с интел­лектом, чему и служит мистико-аскетическая практика. Между тем все, связанное с земной позитивностью, дано у него в гедонистическом ключе. Позиция натурализма вынуждает принять как истину тезис о распаде всего индивидуального со смертью. А поскольку духовная ак­тивность сверхиндивидуальна, то вопрос о персональной ответственно­сти человека, втянутого в суету мирского, уже не стоит. Доктрина на глазах теряет тонус, взамен появляются вялые рассуждения о вечных превращениях материи, рождении все тех же форм то здесь, то там, о циклически монотонном процессе, человек в нем лишь эпизодическое явление.

3.5. Первые осуждения аристотелизма

Новое оживление схоластических дебатов сделало очевидной не­обходимость более внимательного прочтения аристотелевских текстов, а также христианских тезисов. В университетском положении 1215 года мы находим своего рода запрет на публичные чтения "старых" работ Аристотеля по диалектике и логике, указание на то, что "Мета­физика" и "Физика" больше отвечают духу времени. Наконец, по распоряжению Григория IX в 1213 году аристотелевские работы были выведены из университетских программ. Поводом послужила студен­ческая забастовка, продолжавшаяся 18 месяцев в защиту факультета искусств и против факультета теологии. Проблема аристотелизма не

726

"Дученто"

Моисей Маймонид

127

осталась в стороне. Запрет накладывался до того момента, пока не будут откорректированы находящиеся в обращении сочинения Аристо­теля. Однако этого так и не было сделано по причине сложности зада­ния и неповоротливости членов комиссии. Впрочем, не сделанное по приказу было реализовано спонтанным образом в жарких спорах хри­стианских мыслителей. Обозначились два пути: 1) христианское ос­мысление аристотелевских тезисов, близкое к тексту, 2) усвоение Аристотеля через призму Августина. Первый — путь святого Фомы Аквинского, второй — святого Бонавентуры; общим для обоих был поиск гармонии разума и веры. Учителем Аквината был Альберт Вели­кий, Бонавентуре предшествует Александр Гэльский, о них пойдет речь позже.