heid2

ловное самопроявляющееся представление (мышление) есть само бытие сущего. «Логика» Гегеля принадлежит «фе* номенологии», потому что в ней самопроявление безус* ловной субъективности становится безусловным, посколь* ку и условия всего проявления, «категории», в их самобыт* нейшем самопредставлении и раскрытии как «логос» приносятся в зримость абсолютной идеи.

Безусловное и полное самопроявление в свете, который есть она сама, составляет сущность свободы абсолютного разума. Хотя разум есть воля, однако здесь разум как пред* ставление (идея) выносит свое решение о сущести сущего. Представление отличает представленное от представляе* мого и для него. Пред*ставление, по существу, и есть это различение и разделение. Поэтому в «Предисловии» ко всей «Системе науки» Гегель говорит: «Деятельность разде* ления есть сила и работа разума, самой удивительной и ве* ликой или скорее абсолютной власти» (WW II, S. 25).

Только в том случае, если таким образом разум метафи* зически раскрывается как безусловная субъективность и тем самым как бытие сущего, превращение прежнего пер* венства разума в первенство самой животности может стать безусловным, то есть нигилистическим. Нигилисти* ческое отрицание метафизического, определяющего бы* тие первенства безусловного разума (не его полное упразд* нение), есть признание безусловной роли тела как повеле* вающей инстанции во всяком истолковании мира. «Тело» — это наименование той формы воли к власти, в ко* торой эта власть непосредственно доступна человеку как четко очерченному «субъекту», потому что она всегда на* личествует. Поэтому Ницше пишет такие слова: «Сущест* венно: исходить из тела и пользоваться им как путеводной нитью» («Wille zur Macht», n. 532; ср. n. 489, n . 659). Однако когда тело становится путеводной нитью в истолковании мира, это не означает, что «биологическое» и «витальное» помещаются в целое сущего и что само оно мыслится «ви* тально»: это означает, что особая область «витального» ме* тафизически постигается как воля к власти. В «воле к вла* сти» нет ничего «витального» и ничего «духовного», но «витальное» («живое») и «духовное», будучи сущим, опре*

263

деляются через бытие в смысле воли к власти. Воля к вла* сти подчиняет разум, понимаемый как представление, беря его к себе в услужение как просчитывающее мышле* ние (полагание ценностей). Разумная воля, которая преж* де служила представлению, изменяет свою сущность и ста* новится волей, которая как бытие сущего повелевает са* мой себе.

Только тогда, когда совершается нигилистическое пере* иначивание, в результате которого первенство, свойствен* ное представлению, переходит к воле как воле к власти, воля достигает безусловного господства в сущности субъ* ективности. Теперь воля больше не является одним только самозаконодательством для разума, который представляет и как представляющий действует. Теперь воля выступает как чистое самозаконодательство для себя самой, как по* веление своей сущности, то есть повелеванию: чистое вла* ствование власти.

В результате нигилистического переиначивания не толь* ко обращенная субъективность представления становится в этом вращении волением: в результате сущностного пер* венства, которое обретает воля, даже прежняя сущность безусловности претерпевает воздействие и изменяется. Если безусловность представления постоянно обусловли* вается тем, что предоставляет себя этому представлению, то безусловность воли сама уполномочивает предоставляемое быть таковым. В таком превращающем полномочии воли сущность безусловной субъективности достигает своей со* вершительной полноты, не означающей, однако, совер* шенства, которое надлежит измерять только в соответствии с некоей в себе существующей мерой. В данном случае со* вершительная полнота означает, что максимальная, до сих пор сдерживаемая возможность полного раскрытия сущно* сти субъективности становится средоточием этой сущно* сти. Поэтому воля к власти безусловна и, будучи обращен* ной, является также законченной субъективностью, кото* рая в силу такой законченности одновременно полностью исчерпывает сущность безусловности.

Новоевропейская метафизика понимает ens (сущее) как verum (истинное) и толкует его как certum (достоверное).

264

Достоверность представления и представленного им ста* новится сущестью сущего. Вплоть до появления в 1794 г. фихтевской «Основы общего наукоучения» эта достовер* ность сводится к представлению человеческого cogito*sum, которое, будучи человеческим, может быть только сотво* ренным и, следовательно, обусловленным. В метафизике Гегеля разрабатывается безусловность субъективности ра* зума. Будучи субъективностью безусловного представле* ния, она хотя и признает чувственную достоверность и те* лесное самосознание, однако делает это только для того, чтобы потом снять их в безусловности абсолютного духа и таким образом лишить всякой возможности безусловного первенствования. Поскольку в безусловной субъективно* сти разума предельная противовозможность (Gegen* möglichkeit) безусловного сущностного господства себе из себя повелевающей воли не допускается, субъективность абсолютного духа хотя и безусловна, но в то же время оста* ется сущностно незавершенной субъективностью.

Только тогда, когда она перерастает в субъективность воли к власти, последняя сущностная возможность бытия как субъективности исчерпывается полностью. В ней, на* оборот, представляющий разум через совершившееся пре* образование признается в качестве мышления, полагаю* щего ценности, однако только для того, чтобы поставить его на службу полномочия сверхвластвования. В результате переворачивания, приводящего к тому, что субъективность безусловного представления уступает место субъективно* сти воли к власти, первенство разума как путеводной нити и судебной инстанции для проекта сущего претерпевает крах.

Полная субъективность воли к власти есть метафизиче ский источник сущностной необходимости «сверхчеловека». В соответствии с прежним проектом сущего истинно су* щее есть сам разум как созидающий и упорядочивающий дух, и поэтому безусловная субъективность разума как не* что абсолютное может знать ту истину о сущем, которой учит христианство. Согласно этому учению, сущее создано Творцом, а максимально существующее (summum ens) есть сам Творец. Творение понимается метафизически в смысле

265

производящего представления. Крушение первенствую* щего значения представляющего разума заключает в себе метафизическую сущность того события, которое Ницше называет смертью христианско*морального Бога.

То же самое превращение субъективности безусловного разума в безусловную субъективность воли к власти одно* временно наделяет субъективность безграничными полно* мочиями исключительного раскрытия своей собственной сущности. Теперь субъективность как воля к власти в сво* ем полномочии на сверхвластвование хочет только самой себя как власти. Здесь «хотеть самой себя» означает утвер* ждать себя перед собой в высшем совершении собственной сущности и таким образом самой быть этой сущностью. Поэтому полная субъективность должна из своей сокро* венной глубины полагать над самой собой свою собствен* ную сущность.

Только завершенная субъективность не допускает, что* бы что*либо из нее самой стало внешним по отношению к ней. Все, что выходит за пределы власти, утвержденной полной субъективностью, не властно над бытием. Сверх* чувственное и сфера пребывания сверхчувственного Бога рушатся. Теперь человек (так как только он как представ* ляющая, утверждающая ценности воля находится посреди сущего как такового в целом) должен предоставить завер* шенной субъективности место для ее чистой сущности. Поэтому воля к власти как законченная субъективность может поместить свою сущность только в субъект, како* вым является человек, причем такой человек, который превзошел прежнего человека. Вознесенная таким обра* зом на свою вершину воля к власти как полная субъектив* ность есть высший и единственный субъект, то есть сверх* человек. Сверхчеловек не только нигилистически расста* ется с прежней сущностью человека, но в то же время, будучи превращением этой сущности, восходит над самим собой в свое безусловное и, следовательно, одновременно входит в полноту сущего, в вечное возвращение того же са* мого. Находясь посреди сущего, которое в целом бес*цель* но и как таковое есть воля к власти, новое человечество должно, если оно хочет самого себя и соответствующей ему

266

цели, необходимым образом хотеть сверхчеловека: «Не „человечество“, а сверхчеловек — вот подлинная цель!» («Wille zur Macht», n. 1001). Сверхчеловек — не какой*то сверхчувственный идеал и не какая*то личность, когда*то заявляющая о себе и где*то появляющаяся. Как высший субъект законченной субъективности он есть чистое власт* вование воли к власти. Поэтому мысль о «сверхчеловеке» возникает не из «высокомерия» некоего «господина Ниц* ше». Если продумать происхождение этой мысли исходя из ситуации самого мыслителя, тогда получается, что она воз* никает из глубочайшей решимости Ницше покориться сущностной необходимости законченной субъективности, то есть покориться метафизической истине о сущем как та* ковом. Сверхчеловек живет тем, что новое человечество приемлет бытие сущего как волю к власти. Оно желает это* го бытия, потому что оно само желаемо им, то есть безус* ловно предаваемо себе самому как человечеству.

Поэтому Заратустра, говоря о сверхчеловеке, завершает первую часть своего учения такими словами: «„Все боги умерли: теперь мы хотим, чтобы жил сверхчеловек“ — та* ковой должна быть в великий полдень наша последняя воля» («Also sprach Zaratustra», I Teil). Во время ярчайшей ясности, когда сущее в целом обнаруживает себя как веч* ное возвращение того же самого, воля должна волить сверхчеловека, ибо только имея его перед глазами, можно вынести мысль о вечном возвращении того же самого. Во* лящая здесь воля — это не какое*то желание и стремление, но воля к власти, а «мы», которые здесь «хотят», суть те, кто постиг, что основной особенностью сущего является воля к власти, и знает, что эта воля на своих вершинах волит саму свою сущность и таким образом созвучна сущему в целом.

Только теперь становится понятным то требование, ко* торое Заратустра выдвигает в предисловии: «Пусть же ваша воля говорит: да будет сверхчеловек смыслом земли!» Бы* тие, которое произносит это «да будет», есть бытие, вни* мающее повелению, и — поскольку повеление существен* ным образом предстает как воля к власти — оно само есть вид воли к власти. Фраза «пусть же ваша воля говорит» пре* жде всего означает: да будет ваша воля волей к власти. Од*

267

нако эта воля как новый принцип утверждения ценностей является основой того, чтобы сущее предстало не как сверхчувственный потусторонний мир, но как здешняя Земля, причем как предмет борьбы за господство над нею; чтобы смыслом и целью этого сущего стал сверхчеловек. Цель больше не подразумевает существующего «в себе» предмета цели, но значит ровно столько, сколько значит ценность. Ценность же есть обусловленное самой волей к власти условие этой воли. Высшее условие субъективности есть тот субъект, в который она сама помещает свою безус* ловную волю. Эта воля говорит и решает, что есть сущее в целом. О законе этой воли Ницше говорит так:

«Всю ту красоту и благородство, которыми мы наделили действительные и воображаемые вещи, я хочу востребо* вать обратно как собственность и произведение человека: как его прекраснейшую апологию. Человек как поэт, как мыслитель, как Бог, как любовь, как власть: о королевская щедрость человека, с которою он одарил вещи, чтобы обед нить себя самого и ощутить себя жалким! До сих пор это было его величайшей самоотверженностью: восхищаться, поклоняться и скрывать от себя, что именно он создал все то, что его восхищает» («Der Wille zur Macht»; XV, 241).

Но не получается ли так, что в таком случае сущее в це* лом истолковывается по образу человека и становится «субъективным»? Не ведет ли это очеловечение сущего как такового в его целом к умалению мира? Возникают и встречные вопросы. Кто таков человек, через которого и в направлении которого очеловечивается сущее? В какой субъективности коренится «субъективация» мира? Разве прежний человек только в результате однократного ниги* листического переиначивания превращается в сверхчело* века, который как высшая воля к власти желает оставить сущее сущим?

«… Впредь не воля к сохранению, но воля к власти, не безропотное „все только субъективно“, но „это и наше творение!“ — так будем же гордиться им!» («Der Wille zur Macht», n. 1059). Да, все «субъективно», но субъективно в смысле совершенной субъективности воли к власти, кото* рая уполномочивает сущее быть таковым. «„Очеловечи*

268

вать“ мир, то есть все больше чувствовать себя в нем госпо* дами» («Der Wille zur Macht», n. 614). Однако человек ста* новится «господином» не в силу того, что он насилует сущее в угоду своим случайным мнениям и желаниям. Стать господином, значит прежде всего подчинить себя са* мого повелению на полномочие сущности власти. Влече* ния по своей сущности становятся определенным видом воли к власти — как великие (то есть в своей сущности осу* ществленные чистой властью) страсти. Они дерзают выхо* дить за свои собственные пределы и являются по отноше* нию к себе «судьей, и мстителем, и жертвой» («Also sprach Zarathustra», II. Teil, «Von der Selbstüberwindung»). Мелкие похоти остаются чуждыми великим страстям. Решение вы* носят не простые чувства, а та властность, которая удержи* вает их в себе: «Сила и власть чувств — самое существенное

вудавшемся, целостном человеке: прежде всего должен наличествовать роскошный „зверь“ — иначе что толку во всем этом „очеловечении“»! («Der Wille zur Macht», n. 1045).

Когда животное начало в человеке соотносится с волей к власти как сущностью этого начала, человек, наконец, ста* новится «установившимся зверем». Здесь это «у*становле* ние» означает определение и очерчивание сущности и та* ким образом утверждение постоянства, упрочение в смыс* ле безусловной самостоятельности субъекта пред* ставления. Что касается прежнего человека, ищущего свою отличительную особенность в одном только разуме, то он остается «еще не установившимся зверем» (XIII, 276). По* этому, в нигилистической смысловой перспективе, «очело* вечение» заключается в том, чтобы делать из человека че* ловека, отдавая первенство не разуму, а «телу». Это одно* временно предполагает истолкование сущего как такового

вцелом в соответствии с таким «переиначенным» челове* ком. Поэтому Ницше говорит: «„Очеловечение“ — слово, преисполненное предрассудков, и в моих ушах оно звучит едва ли не в прямо противоположном смысле, чем в ва* ших» (XIII, 206). Переиначенное очеловечение, а именно очеловечение через сверхчеловека, есть «расчеловечение» (Entmenschlichung). Оно освобождает сущее от того утвер*

269

ждения ценностей, которое было свойственно прежнему человеку. В результате такого расчеловечения сущее от* крывает свою «наготу» как властвование и борьба различ* ных властных образований, присущих воле к власти, то есть «хаосу». Таким образом, сущее, взятое в одной только сущности своего бытия, есть «природа». Поэтому в первом наброске учения о вечном возвращении того же самого го* ворится: «Хаос или природа: „О расчеловечении природы“» (XII, 426).

Метафизическое установление человека зверем означает нигилистическое признание сверхчеловека. Только там, где сущее как таковое есть воля к власти, а сущее в целом — вечное возвращение того же самого, может совершаться нигилистическое превращение прежнего человека в сверх* человека и сверхчеловек должен предстать как утвержден* ный для себя безусловной субъективностью воли к власти высший субъект этой субъективности.

Сверхчеловек не означает неуклюжего роста обычного насилия, которым отличался прежний человек. В отличие от одной лишь безмерной гипертрофии существующего человека путь к сверхчеловеку лежит через превращение прежнего человека в «переиначенного», который не про* сто устанавливает какой*то «новый тип» человека: напро* тив, нигилистически переиначенный человек впервые ста* новится человеком как типом. «Речь идет о типе: человече* ство просто материал для опыта, огромный излишек неудавшегося: поле обломков» («Der Wille zur Macht», n. 713; 1888). Совершенная безусловность воли к власти сама в качестве условия требует для своей собственной сущно* сти того, чтобы в соответствии с этой субъективностью че* ловечество хотело самого себя и могло хотеть только само* го себя, разумом и волей запечатлевая на себе оттиск ниги* листически переиначенного человека.

Классическая особенность этого самозапечатления че* ловека, которое совершает он сам, состоит в простом и строгом упрощении всех вещей и людей в перспективе единого безусловного полномочия воли к власти ради гос подства над Землей. Условия этого господства, то есть все ценности, утверждаются и достигаются благодаря всеце*

270

лой «машинизации» вещей и воспитанию человека. Ниц* ше открывает метафизический характер машины и говорит об этом открытии в «афоризме» из сочинения «Странник и его тень» (1880): «Машина как учительница.— Машина об* ращает человеческую массу в подобие зубчатого механиз* ма, где все действуют заодно, но каждый занят своим осо* бым делом. Она служит образцом партийной организации и военного искусства. Она не учит индивидуальному само* прославлению: из множества людей она делает единую ма* шину, а из каждого индивида — орудие общей цели. Ее са* мое общее действие: научить, что централизация выгодна» (III, 317).

Машинизация делает возможным всегда и всюду обо* зримое овладение сущим, которое сберегает силы, накап* ливая их. В этой сущностной сфере вращаются и науки. Они не только сохраняют свойственную им ценность, не только получают какую*то новую, но впервые сами стано* вятся ценностью. Осуществляя технически налаженное и управляемое исследование всего сущего, они фиксируют это сущее и тем самым создают условия для обеспечения постоянства воли к власти. Однако воспитание человека — это не просто укрощение в смысле подавления и обуздания чувственности: это накопление и очищение сил с целью достижения однозначного и строго контролируемого «ав* томатизма» всех действий. Только там, где безусловная субъективность воли к власти становится истиной сущего в целом, становится возможным, то есть метафизически не* обходимым, принцип взращивания расы, то есть сама себя сознающая мысль о расе, а не одно только ее ширящееся формирование. Насколько воля к власти осмысляется не биологически, а онтологически, настолько мысль о расе имеет для Ницше не биологический, а метафизический смысл.

Поэтому метафизическая, соответствующая воле к вла* сти сущность всякого машинизированного упорядочения вещей и расового воспитания человека заключается в уп* рощении всего сущего на основе изначальной простоты сущности власти. Воля к власти волит только самое себя с единственной в своем роде вершины этого воления. Она не

271

теряется в разнообразии необозримого. Она знает только то немногое, что является решающим условием ее возрас* тания и обеспечения этого возрастания. Здесь это немно* гое предстает не как нечто скудное и недостаточное, но как богатство высшей возможности повеления, которая в пре* дельной простоте своих решений самым широким образом открыта возможностям целого. «Один древний китаец уве* рял, что слышал: если царства гибнут, значит в них было слишком много законов» («Der Wille zur Macht», n. 745).

Простота, свойственная воле к власти, обусловливает однозначность, отточенность и четкость всех ее запечатле* ний и всякой ее чеканки. Из нее одной исходит и только ей соответствует рельефное, типическое. Способ, с помощью которого нигилистическая классическая переоценка всех ценностей заранее продумывает и очерчивает условия без* условного господства над Землей, а также достигает их, на* зывается «большим стилем». Он определяет «классический вкус», которому «присуща некоторая доля холода, ясности, твердости: прежде всего логика, счастье ума, „три единст* ва“, концентрация, ненависть к чувству, душе, esprit, нена* висть к многообразному, зыбкому, блуждающему, к пред* чувствию, равно как к скудному, броскому, прелестному, благосклонному. Не следует играть с художественными формулами: необходимо претворять жизнь, заставляя ее впоследствии выводить формулу о себе» («Der Wille zur Macht», n. 849).

Величие большого стиля берет начало во властном раз* махе упрощения, которое всегда является усилением. Од* нако поскольку большой стиль заранее налагает свой отпе* чаток на всякое намеченное господство над Землей и со* храняет свое соотнесение с целым сущего, ему также принадлежит нечто огромное, подлинная сущность кото* рого состоит, однако, не в одном только нагромождении безмерно многого. Огромное, свойственное большому стилю, берет начало в малом, которое вбирает в себя сущ* ностное свершение того простого, в чьем господстве со* крыта отличительная черта воли к власти. Огромное опре* деляется не количеством. Огромное большого стиля есть то «качество» бытия всего сущего, которое остается сораз*

272