heid2

определяющее их позицию, сущностное взаимоотношение между ними остается не проясненным.

Основные высказывания Ницше о Декарте находятся в XIII и XIV томах издания ин*октаво, в них же содержатся и те записи, которые по непонятным причинам были исклю* чены из посмертно изданной книги. Прежде всего просто перечислим те места, на которые мы опираемся в нашем рассмотрении: XIII, n. 123 (1885 г.); XIV, 1*й полутом, n.n. 5, 6, 7 (1885 г.; из той же рукописной тетради, что и предыду* щие); XIV, 2*й полутом, n. 160 (1885–1886); кроме того, из «Воли к власти» n. 484 (весна—осень 1887), n. 485 (вес* на—осень 1887), n. 533 (весна—осень 1887 г.); ср. также XII, ч. 1, n. 39 (1881–1882). Из этих записей лишний раз стано* вится ясно, что полемика Ницше с великими мыслителями в основном совершается на основе философских сочине* ний об этих мыслителях и поэтому в деталях уже проблема* тична, так что во многих отношениях нам просто нет смыс* ла вдаваться в более подробный ее анализ.

В то же время когда мы возвращаемся к работам великих мыслителей и приступаем ко всяческому рассмотрению точ* ных текстов, это вовсе не становится залогом того, что при таком подходе мысль этих мыслителей будет основательно продумана и понята более исконно. Поэтому получается так, что очень кропотливо работающие историки философии почти всегда сообщают очень странные вещи об «исследо* ванных» ими мыслителях, а подлинный мыслитель, имея на руках это неудовлетворительное историческое сообщение, все равно может узнать нечто существенное, по той простой причине, что он как мыслящий и вопрошающий с самого на* чала оказывается более близким мыслящему и вопрошающе* му, причем настолько близким, насколько таковым не удаст* ся стать ни одному сколь угодно точному историографу. Ска* занное имеет силу и в том, что касается суждений Ницше о Декарте. Они представляют собой смесь ложных толкований и сущностного прозрения. Такая ситуация, а также тот факт, что Ницше отъединен от великих мыслителей почти непро* глядным XIX веком и, стало быть, простая линия сущностно* исторической связи оказывается утраченной, делают отно* шение Ницше к Декарту очень запутанным.

153

Ницше первым делом принимает расхожее истолкова* ние тезиса Декарта, то есть считает, что ego cogito, ergo sum — умозаключение. Это умозаключение подсовывается как окончательное доказательство того, что «я» есмь, что «субъект» есть. Ницше считает, будто Декарт принимает как нечто само собой разумеющееся, что человек опреде* ляется как «Я», а последнее — как «субъект». Однако, про* тестуя против возможности такого умозаключения, он об* ращается ко всему тому, что отчасти уже во времена Декар* та и с тех пор вновь и вновь воспринималось как критика в его адрес: чтобы выставить умозаключение, а именно дан* ный тезис, я должен заранее знать, что значит «cogitare» («мыслить»), что значит «esse» («существовать»), что озна* чает «ergo» («следовательно»), что означает «субъект». Так как, согласно Ницше и другим критикам Декарта, это зна* ние для данного тезиса и в данном тезисе (при условии, что оно есть умозаключение) предполагается заранее, данный тезис не может сам быть первой «достоверностью» и тем более не может быть основанием всякой достоверности. Этот тезис оказывается несостоятельным в смысле надежд, возложенных на него Декартом. На это соображение сам Декарт уже дал ответ в своем последнем, итоговом произ* ведении «Principia philosophiae» («Les principes de la philosophie») I, 10 (1644 — на латинском языке, 1647 — во французском переводе одного друга; ср. «Oeuvres de Descartes», ed. Adam et Tannery, Paris, 1897–1910, VIII, 8). Данный отрывок имеет прямое отношение к уже приво* дившейся характеристике тезиса как prima et certissima cognitio (первого и самого достоверного знания): «Atque ubi dixi hanc propositionem ego cogito, ergo sum, esse omnium primam et certissimam, quae cuilibet ordine philosophanti occurrat, non ideo negavi quin ante ipsam csire oporteat, quid sit cogitatio, quid existantia, quid certitudo; item quod fieri non possit, ut id quod cogitet, non existat et talia; sed quia hae sunt simlpicissimae notiones et quae solae nullius rei existentis notitiam praebent, idcirco non censui esse numerandas».

«Если же я сказал, что это положение я мыслю, следова тельно, существую есть из всех самое первое и самое досто* верное из всех, представляющееся всякому, кто ведет упо*

154

рядоченное философское рассуждение, то тем самым я не отрицаю необходимости прежде „знать“ (scire), что такое

мыслить, существование, достоверность, а также что не мо жет быть, чтобы то, что мыслит, не существовало и тому подобное; однако поскольку все это простейшие понятия, причем такие, которые уже сами по себе дают некое зна* ние, пусть даже названное в них и не существовало бы как сущее, поэтому я решил, что здесь эти понятия, собствен* но, не подлежат перечислению (то есть не становятся пред* метом рассмотрения)».

Итак, Декарт ясно признает, что «прежде» необходимо знать о бытии, познании и тому подобном. Но тогда возни* кает вопрос о том, как надо понимать это «прежде», каково основание этого пред*знания самого известного и чем оп* ределяется сама суть известности этого самого известного. Приведенное замечание Декарта надо понимать так: те* зис, который полагается как «первоначало» и первая до* стоверность, предполагает собой сущее как достоверное (понимая достоверность как суть представления и всего, что в него входит) таким образом, что именно этим тези* сом впервые определяется, что значит существование, до* стоверность, мысль. Тот факт, что эти понятия со*понима* ются в данном тезисе, означает только то, что они тоже принадлежат содержанию тезиса, но принадлежат не как нечто такое, на чем данный тезис должен сначала утвер* диться вместе со всем тем, что он полагает. Все дело в том, что только этот тезис и только он устанавливает, каким должно быть notissimum (то есть самое знаемое и постигае* мое).

Здесь надо обратить внимание на предшествующее су* щественно важное замечание Декарта, которое звучит со* всем как у Аристотеля («Физика» B 1), но тем не менее со* храняет своеобразную новоевропейскую тональность:

«Et saepe adverti Philosophos in hoc errare, quod ea, quae simplicissima erant ac per se nota, Logicis definitionibus explicare conarentur; ita enim ipsa obscuriora reddebant».

«И я часто замечал, что философы заблуждаются в том, что простейшее и само по себе известное они посредством логических понятийных определений пытаются сделать

155

более ясным; ведь тем самым они лишь делают само по себе понятное более темным».

Здесь Декарт говорит о том, что «логика» и ее определе* ния — не высший суд ясности и истины. Они покоятся на каком*то другом основании; для Декарта — на том, кото* рое полагается его собственным осново*положением. Пре* имущество перед всем остальным имеет обеспеченное и достоверное, которое, конечно же, вбирает в себя самые общие определения бытия, мышления, истины, достовер* ности.

Декарта можно было бы упрекнуть только в одном: он не слишком ясно говорит о том, что (и в какой мере) со* мыслящиеся в его тезисе общие понятия получают свое определение через этот тезис и что предварительное их оп* ределение невозможно, если оно не утверждается на его основополагающей достоверности. Но этот упрек, проду* манный во всей его значимости, оказался бы упреком, за* трагивающим всякую основополагающую метафизиче* скую позицию, поскольку ведущий способ метафизиче* ского мышления характеризуется тем, что понятие и сущ* ность бытия признаются за самое известное, а потом сразу ставится вопрос, какое сущее надо познавать и как это надо делать, чтобы так*то и так*то истолковать его в отно* шении его бытия. То, что Декарт хочет сказать в своем от* вете на высказанные ему критические соображения, мы можем более основательно и к тому же предвосхищая по* следующее, представить и так: сначала нужно зафиксиро* вать то или иное сущее в его истине, откуда затем уже в по* нятиях очерчиваются бытие и истина. Тезис Декарта та ков, что одновременно высказывает и определяет внутрен* ние соотношения бытия, достоверности и мысли. В этом заключается его сущность как «первоначала».

Если к тому же мы вспомним, что в соответствии с пред* ложенными самим Декартом решающими разъяснениями этого тезиса его нельзя считать умозаключением, тогда тем более станет ясно, каким образом обеспечиваемое им су* щее — представление во всей полноте своей сущности — в соответствии с основополагающим характером этого тези* са в то же время дает уверенность относительно бытия, ис*

156

тины и мышления. То, что сам Декарт опять*таки, как ка жется, недостаточно заостряет внимание на том моменте, что его тезис как «первоначало» надо и мыслить «первона* чально», то есть философски,— на это он все*таки намекает не раз употребляемым оборотом: ordine philosophanti, то есть «ведущий упорядоченное философское рассуждение». Этот тезис только в том случае может быть осуществлен и полностью исчерпан, если мысль движется в единствен* ном направлении, в котором осуществляется поиск «абсо* лютного неколебимого основания истины» (fundamentum absolutum inconcussum veritatis). Этот поиск неизбежно мыслит в направлении fundamentum, absolutum, inconcus* sum, в направлении veritas; мыслит все это в определенном смысле вместе с тем, что удовлетворяет его как достовер* ное сущее, и потому стоит неколебимо. В смысле этого достоверного и самого известного представляются и пред* варительные понятия бытия, познания и пред*ставления. Тезис cogito sum говорит лишь о том, что они так уже пред* ставлены. Когда Ницше упрекает Декарта в том, что его те* зис утверждается на недоказанных предпосылках и потому не является основополагающим, он промахивается в двух отношениях:

1)данный тезис — вообще не умозаключение, зависящее от своих посылок;

2)все дело в том, что сам декартовский тезис по своей сути как раз и является тем пред посыланием, которого не* достает Ницше; в нем предпосылается то, на что ссылается всякое положение и всякое познание как на свое сущност* ное основание.

Более существенным, по*видимому, является другое со* ображение, которое Ницше выдвигает против декартов* ского тезиса и которое, правда, тоже покоится на том же предвзятом мнении, будто данный тезис является умозак* лючением. Однако если не принимать во внимание несо* стоятельность этого мнения, станет ясно, что Ницше все* таки касается чего*то существенного. Тем не менее в ре* шающих моментах его спор с Декартом остается смутным, потому что там, где его упреки при их достаточном осмыс* лении могли бы привести к каким*либо серьезным резуль*

157

татам, они оборачиваются как раз против самого Ницше. Заранее можно предположить, что в действительно ре* шающем пункте Ницше воспринимает основную позицию Декарта в ракурсе своей собственной позиции, что, истол* ковывая ее, он отталкивается от воли к власти, то есть со* гласно сказанному ранее, ведет ее «психологический пере* счет». Поэтому не стоит удивляться, если, анализируя это психологическое истолкование данной позиции, которая в себе уже «субъективна», мы запутываемся в оценках, в ко* торых на первый взгляд сразу нельзя разобраться. Тем не менее мы должны это сделать, ибо все сводится к тому, чтобы понять философию Ницше как метафизику, то есть в сущностной связи истории метафизики.

Ницше полагает, что тезис Декарта должен обосновать и обеспечить «Я» и «субъекта» как условие «мысли». Он счи* тает, что вопреки такому замыслу теперь, вследствие скеп* тического движения новейшей философии, более правдо* подобной стала такая ситуация, при которой мысль есть условие «субъекта», то есть таких понятий, как «субъект», «объект» и «субстанция». Здесь Ницше указывает на «скеп* тическое движение» новейшей философии и при этом ду* мает об «английском эмпиризме», согласно которому «сущностные понятия» (категории) складываются из ассо* циаций и мыслительных привычек.

Ницше, конечно, понимал, что учения Локка и Юма — лишь огрубление основополагающей позиции Декарта, ве* дущее к разрушению философской мысли, и что они воз* никают из непонимания того начала новоевропейской фи* лософии, которое знаменовал Декарт. Приведенное заме* чание Декарта об общих понятиях, которые со*мыслятся в cogito sum, предполагает и то, что самые общие и самые из* вестные понятия не только порождаются мыслью, как это происходит со всяким понятием, но и добываются и содер* жательно определяются в соответствии с ведущим направле нием мысли и высказывания. Для Декарта решено, что су* щесть сущего означает представленность, что истина как достоверность означает упроченность в представлении.

То, что Ницше считает возможным противопоставить Декарту как якобы новую перспективу, то есть то его сооб*

158

ражение, согласно которому «категории» возникают из «мышления», все*таки является решающим тезисом само* го Декарта. Декарт, правда, еще трудился над единым мета* физическим обоснованием сущности мышления как cogito me cogitare, в то время как Ницше на помочах английского эмпиризма впадает в «психологическое разъяснение». В то же время, объясняя возникновение категорий из «мысли», Ницше оказывается согласным с Декартом как раз в том, в чем, как он полагает, он должен ему противостоять. Дру* гим является один лишь способ объяснения того, как бы* тие и истина возникают из мысли: Ницше по*другому ис* толковывает тезис cogito sum.

Сам этого как следует не замечая, Ницше един с Декар* том в том, что бытие означает «представленность», упро* ченность в мышлении; что истина означает «достовер* ность». В этом отношении Ницше мыслит совершенно в новоевропейском духе. Тем не менее он считает, что высту* пает против Декарта, когда не соглашается с тем, что тезис последнего есть непосредственная достоверность, то есть та, которая добывается и обеспечивается одним лишь при* нятием к сведению. Ницше говорит о том, что стремление Декарта отыскать неколебимую достоверность есть «воля к истине»: «„Воля к истине“ как „я не хочу обманываться“ или „я не хочу обманывать“ или „я хочу убедиться и утвер* диться“ — как формы воли к власти» (XIV, 2. Hälfte, n. 160).

Что здесь происходит? Ницше переводит ego cogiro в ego volo (я хочу) и истолковывает это volo как воление в смысле воли к власти, каковая мыслится им как основная особен* ность сущего. Но что если полагание этой основной особенно сти стало возможным только на почве основополагающей ме тафизической позиции Декарта? В таком случае, критикуя Декарта, Ницше выдает свое непонимание сущности мета* физики, которое может изумить только того, кто еще не за* метил, что эта неспособность метафизики увидеть самое себя на стадии ее завершения стала необходимостью. О том, насколько далеко Ницше выброшен за пределы исконного метафизического осмысления, свидетельствует следующее положение: «Понятие субстанции есть следствие понятия субъекта: не наоборот!» («Der Wille zur Macht», n. 485; 1887).

159

Здесь Ницше понимает «субъект» в новоевропейском смыс* ле. Субъект есть человеческое Я. На самом деле понятие субстанции никогда не является следствием понятия субъ* екта, как думает Ницше. В то же время понятие субъекта не является следствием понятия субстанции. Понятие субъек* та возникает из нового истолкования истины сущего, кото* рая, согласно традиции, мыслится как oÙs…a, Øpoke…menon и subiectum — возникает благодаря тому, что на основании cogito sum человек становится собственно «лежащим в ос* новании» (Zugrunde*liegenden), quod substat, субстанцией. Понятие субъекта — это просто сужение изменившегося по* нятия субстанции до человека как представляющего, в чьем представлении у*стаивается представленное и представ* ляющий в их взаимопринадлежности. Ницше не улавлива* ет, откуда взялось «понятие субстанции», и не улавливает, потому что несмотря на всю свою критику Декарта он, не имея достаточного знания о сущности основополагающей ме тафизической позиции, считает новоевропейскую основопо* лагающую позицию безусловно обеспеченной и все кладет в подножье человеку как субъекту. Субъект, правда, теперь понимается как воля к власти, и в соответствии с этим иначе истолковывается cogitatio, мышление.

Об этом свидетельствует его высказывание о сущности «мышления», записанное не где попало, а в связи с истол* кованием декартовской достоверности как формы воли к власти (XIII, n. 123).

«Мышление для нас — средство не „познавать“, а обо* значать все происходящее, упорядочивать его, делать доступным для нашего употребления: так мы мыслим о мышлении сегодня; завтра, возможно, будем мыслить иначе».

Здесь мышление истолковывается чисто «экономиче* ски», в смысле «механической экономии». То, что мы мыс* лим как помысленное «истинно» лишь в той мере, в какой служит поддержанию воли к власти. Однако то, как мы мыслим о мышлении, тоже измеряется лишь этой мерой. От такого понимания мышления Ницше с необходимо* стью приходит к утверждению о том, что Декарт обманы* вается, полагая, будто достоверность его тезису обеспечи*

160

вается усмотрением его ясной очевидности. Согласно Ниц* ше, тезис ego cogito, ergo sum — лишь «гипотеза», которую Декарт принял потому, что она «в наибольшей степени да* вала ему ощущение силы и уверенности» («Wille zur Macht», n. 533; 1887).

Теперь тезис Декарта неожиданно оказывается гипоте* зой, предвзятостью, даже не умозаключением, как следо* вало из упреков, упомянутых ранее! Позиция Ницше по отношению к Декарту не является цельной и законченной. Однозначной она становится только там, где Ницше боль* ше не вдается в предметное рассмотрение декартовского тезиса, но воспринимает его в «психологическом» пересче* те, то есть осмысляет его как способ самообеспечения че* ловека, влекомого волей к власти.

Мы бы, наверное, слишком поторопились в своих пред* положениях, если бы, анализируя позицию Ницше, при* шли к выводу, что он хоть в малой степени оставил или даже преодолел декартовское истолкование бытия как представленности, его определение человека как «субъек* та». Ницше воспринимает декартовское истолкование бы* тия в контексте своего собственного учения о воле к вла* сти. Это восприятие заходит так далеко, что Ницше, не за* даваясь вопросом об обоснованности своего шага, отождествляет бытие с «представленностью», а ее — с «ис* тиной». Уже в том отождествлении «бытия» и «истины», которое мы обнаруживаем в 12 отрывке, Ницше яснее все* го выдает, что его основополагающая метафизическая по* зиция коренится в cogito sum. Для него «истина» и «бы* тие» — одно и то же, а именно то, что зафиксировано и уп* рочено в представлении.

Однако отождествление «бытия» и «истины» Ницше не признает за основополагающую истину, то есть в его ис* толковании — за «высшую» ценность; он терпит истину только как ценность, которая необходима для сохранения воли к власти. Сомнительно, даже неверно, что представ* ленное в пред*ставлении показывает что*либо из действи* тельного: ведь это действительное есть становление. Вся* кое пред*ставление как у*станавливание связывает ста* новление и показывает становящееся в бездействии, то

161

есть таковым, каково оно не «есть». Представление пре* доставляет только видимость действительного. Поэтому истинное и то, что в представлении принимается за сущее, в их соотнесении с действительным как становящимся есть не что иное, как заблуждение. Истина есть заблужде* ние, но заблуждение необходимое. «Истина есть вид за блуждения, без которого не мог бы существовать опреде* ленный род живых существ. Ценность для жизни является последним основанием» («Der Wille zur Macht», n. 493; ср. Паскаль, «Мысли», № 18).

Итак, Ницше полностью принимает основополагаю* щую метафизическую позицию Декарта, но толкует ее пси* хологически, то есть утверждает достоверность как «волю к власти» на воле к власти. Но разве он не оспаривает поня* тие «субъекта», как его мыслит Декарт? Да, он говорит: по* нятие «Я» как субъекта — это выдумка «логики».

Но что такое «логика»? Логика есть «императив, не для познания истины, но для полагания и упорядочения тако* го мира, который должен считаться для нас истинным»

(«Wille zur Macht», n. 516; 1887). Здесь логика понимается как повеление и повелительная форма, то есть как «ору* дие» воли к власти. В другом отрывке говорится еще реши* тельнее: «Логика вырастает не из воли к истине» («Wille zur Macht», n. 512; 1885). Мы изумлены. Мы ведь знаем, что, по самому исконному убеждению Ницше, истина есть прочное и упроченное, но получается так, что логика воз* никает не из этой воли к упрочению и опостояниванию? Согласно глубинной мысли самого Ницше, она может вы* растать только из воли к истине. Когда же он говорит, что «логика вырастает не из воли к истине», он неожиданно по* нимает истину в другом смысле: не в своем, согласно кото* рому истина есть вид заблуждения, а в традиционном, со* гласно которому истина означает согласованность позна* ния с вещами и действительностью. Такое понятие истины является предпосылкой, смысловым контекстом для ее ис* толкования как видимости и заблуждения. Но в таком слу* чае не становится ли видимостью само ницшевское истол* кование истины как видимости? Оно становится даже не просто видимостью: ницшевское истолкование «истины»

162