heid2

Впечатать в становление черты бытия — вот в чем выс шая воля к власти.

Двойная фальсификация, со стороны чувств и со сторо* ны разума, ради того чтобы сохранить мир сущего, непре* ложного, равноценного и т. д.

Что все возвращается, это есть предельная степень при* ближения мира становления к миру бытия — вершина со* зерцания». («Der Wille zur Macht», n. 617).

На высоте своего мышления Ницше вынужден макси* мально полно прослеживать его основную особенность и определять мир в отношении его бытия. Поэтому истину су* щего он проецирует и устрояет в смысле метафизики. Одна* ко в то же время на «вершине созерцания» говорится, что для того, чтобы сохранить мир сущего, то есть коснеющее присутствие, необходима «двойная фальсификация». Чувства придают впечатлениям упроченность, разум, пред*ставляя, устанавливает предметное. Каждый раз совершается та или иная фиксация подвижного и становящегося. Тогда получа* ется так, что «высшая воля к власти», будучи таким опостоя* ниванием становления, предстает как фальсификация. В таком случае на «вершине созерцания», где решается во* прос об истине как таковой в целом, утверждаются лживое и кажущееся. Получается так, что истина есть заблуждение.

И это действительно так. Для Ницше истина является даже существенным заблуждением, а именно тем опреде* ленным «видом заблуждения», характер которого только тогда определяется в достаточной мере, когда происхожде* ние сущности истины намеренно постигается из сущности бытия, то есть (в данном случае) — из воли к власти. Веч* ное возвращение того же самого говорит о том, каким об* разом сущее (которое, будучи всем, не имеет в себе ника* кой ценности и никакой цели) в целом есть. Бес*ценность сущего в целом, определение, которое на первый взгляд кажется только отрицательным, коренится в положитель* ном определении, через которое сущее заранее наделяется целостностью вечного возвращения того же самого. Эта основополагающая особенность сущего в целом не позво* ляет мыслить мир как некий «организм», потому что он не упорядочивается никакой целесообразностью и не соотно*

253

сится ни с какой целью. «Осмысляя его [все] как целое, мы должны максимально удаляться от представления об орга* ническом» (XII, 60). Только тогда, когда сущее в целом предстает как хаос, ему как воле к власти открывается по* стоянная возможность «органически» формировать себя во властные образования с относительной продолжитель* ностью жизни. Однако хаос раскрывается не как слепое и беспорядочное неистовство, а как стремящееся к властно* му упорядочению, намечающее пределы властвования многообразие сущего в целом, постоянно чреватое приня* тием какого*то решения в своей борьбе за установление этих пределов.

Мысль о том, что этот хаос в целом является вечным воз* вращением того же самого, поначалу поражает и пугает, особенно когда понимаешь и всерьез воспринимаешь по* ложение о том, что осмысление этой мысли должно стать метафизическим проектом. Истина о сущем как таковом в его целом получает свое определение только от самого бы* тия сущего. Она не предстает как одно лишь личное пере* живание мыслителя и не уходит целиком в личную точку зрения, равно как не позволяет доказать себя «научно», то есть путем исследования отдельных областей сущего, на* пример природы или истории.

Тот факт, что сам Ницше, испытывая страстное желание возвести своих современников на «вершину» метафизиче* ского «созерцания», прибегает к таким доказательствам, намекает лишь на то, как трудно и нечасто человеку как мыслителю удается удерживаться на пути требуемого мета* физикой проекта и его обоснования. Ницше имеет ясное представление о том, на чем утверждается истина проекта, в котором сущее в целом мыслится как вечное возвраще* ние того же самого. Он говорит, что «сама жизнь создала эту тяжелейшую для жизни мысль, она хочет одолеть свое высшее препятствие» (XII, 369). «Сама жизнь», то есть воля к власти, которая, властно одолевая соответствующие сту* пени власти, возвышается до самой себя в свое наивысшее.

Воля к власти должна поставлять себя самое как волю к власти перед самой собою, причем так, чтобы перед ней предстояло высшее условие чистого полномочия к макси*

254

мальному сверхвластвованию: величайшее препятствие. Это происходит там, где ей противостоит чистейшее опо* стоянивание и противостоит не однажды, но постоянно, причем как непрестанно одно и то же. Чтобы обеспечить это высшее условие (ценность), воля к власти должна быть намеренно являющимся «принципом оценки». Она наде* ляет именно эту жизнь, а не какую*то потустороннюю, единственным в своем роде весом. «Переучивать в этом на* правлении — теперь все еще остается главной задачей: быть может, остается, если метафизика делает свое тяже лейшее ударение именно на этой жизни,— согласно моему учению (XII, 68).

Это учение, которому научает учитель вечного возвраще* ния того же самого. Сама воля к власти, основная черта су* щего как такового, а не некий «господин Ницше», полагает эту мысль о вечном возвращении того же самого. Высшее опостоянивание непостоянного — величайшее препятст* вие для становления. Этим препятствием воля к власти ут* верждает глубочайшую необходимость своей сущности, а вечное возвращение, напротив, привносит в мировую игру свою обусловливающую власть. Там, где отнесенность к су* щему как таковому в целом существенным образом опреде* ляет сущее, под давлением этой тяжести совершается опыт, говорящий о том, что бытие сущего должно быть волей к власти. Однако сущее, определяемое в результате такой от* несенности, есть человек. Данный опыт перемещает чело* вечество в пространство новой истины о сущем как тако* вом в его целом. Так как отношение к сущему как таковому в его целом характерно для человека, он, пребывая в этом отношении, обретает свою сущность и становится перед лицом истории, призванный к ее свершению.

Сверхчеловек

Истина о сущем как таковом в его целом воспринимает* ся, упорядочивается и сохраняется человечеством. Почему это так, метафизика не может помыслить, не может даже об этом спросить. Тот факт, что человек хранит сущее, ни в

255

коей мере не основывается на том, что в новоевропейской метафизике все сущее предстает как объект для субъекта. Такое истолкование сущего, то есть истолкование на осно* ве принципа субъективности, само метафизично и уже яв* ляется скрытым следствием завуалированной отнесенно* сти самого бытия к сущности человека. Эту отнесенность нельзя мыслить в ракурсе отношения субъекта*объекта, так как данное отношение необходимым образом не при* знает и постоянно скрывает эту отнесенность, а также воз* можность ее пережить. Поэтому сущностное происхожде* ние антропоморфии и ее следствий, непременно присутст* вующих в совершении метафизики, причина господства антропологизма остается для метафизики загадкой, кото* рую она даже не может заметить как таковую. Так как чело* век принадлежит сущности бытия и эта принадлежность по*прежнему определяет его понимание бытия, сущее в его различных сферах и ступенях можно исследовать через человека и через него же им овладевать.

Однако человек, который, пребывая в средоточии суще* го, устанавливает свое отношение к этому сущему, которое как таковое есть воля к власти и в целом — вечное возвра* щение того же самого, является сверхчеловеком. Его осу* ществление предполагает, что сущее в своем становлении воли к власти появляется из пронзительной ясности мысли о вечном возвращении того же самого. «Создав сверхчело* века, я окутал его огромной пеленой становления и возвел над ним полуденное солнце» (XII, 362). Поскольку воля к власти как принцип переоценки раскрывает историю в ее главной черте, а именно в классическом нигилизме, чело* вечество, живущее в этой истории, также должно в ней ут* верждать себя перед самим собой.

Приставка «сверх» в существительном «сверхчеловек» содержит отрицание и означает восхождение «над» преж* ним человеком и уход от него. «Нет», заявленное в этом от* рицании, безусловно в том смысле, что оно исходит из «да», характерного для воли к власти, и полностью поража* ет платоновское, морально*христианское истолкование мира во всех его явных и скрытых превращениях. Отри* цающее приятие выносит решение, в метафизическом ра*

256

курсе, о направлении истории человечества к новой исто* рии. Общее, но не исчерпывающее понятие «сверхчело* век» прежде всего подразумевает эту нигилистическо* историческую сущность человечества, которое по*новому мыслит себя самого, то есть в данном случае как человече* ство, желающее именно себя. Поэтому возвещающий уче* ние о сверхчеловеке носит имя Заратустры. «Я должен был почтить Заратустру, перса: персы первыми широко, всеох* ватно осмыслили историю» (XIV, 303). В своем «Предисло* вии», которое предвосхищает все последующее, Заратустра говорит: «Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке! Сверхчело* век — смысл земли. Пусть же ваша воля говорит: да будет сверхчеловек смыслом земли!» («Also sprach Zarathustra», Vorrede, n. 3). Сверхчеловек есть намеренно воспринятое волей безусловное отрицание прежней сущности человека. В метафизике человек определяется как разумное живот* ное (animal rationale), но «метафизическое» происхожде* ние этого определения человека, на котором зиждется вся западноевропейская история, до сего дня не постигнуто, не вынесено на суд мысли. Это означает, что мышление еще не возникает из разделения метафизического вопроса о бытии сущего и того вопроса, который оказывается более изначальным, вопроса об истине бытия и тем самым — о сущностной отнесенности бытия к сущности человека. Метафизика сама препятствует вопрошанию об этой сущ* ностной отнесенности.

Сверхчеловек отвергает прежнюю сущность человека, но делает это нигилистически. Его отрицание затрагивает прежнюю отличительную черту человека, разум, метафи* зическая сущность которого состоит в том, что сущее в его целом проецируется и как таковое истолковывается в ра* курсе представляющего мышления.

Мышление, понятое метафизически, есть опрашиваю* щее представление того, в чем сущее есть сущее. Нигилизм же понимает мышление (рассудок) как принадлежащий воле к власти расчет на обеспечение постоянства и вместе с тем как полагание ценностей. Таким образом в истолкова* нии метафизики и ее истории появляется мышление, то есть разум, как основание и мера полагания ценностей.

257

Существующее «в себе» «единство» всего сущего, «в себе» действенное истинное для всего сущего выступают как ут* вержденные разумом ценности. Однако нигилистическое отрицание разума не исключает мышления (ratio), но берет его на службу животного начала (animalitas).

В то же время и животное начало выглядит совсем по* другому. Теперь оно воспринимается не просто как чувст* венность и нечто низменное в человеке. Животность есть плотствующее (leibende), то есть наделенное избытком на* пора тело, которое попирает все вокруг. Под этим словом подразумевается отличительное единство властного обра* зования всех инстинктов, порывов, страстей, желающих самой жизни как таковой. Живя по законам своего плотст* вования, животность таким образом предстает как воля к власти.

Поскольку воля к власти является основной чертой все* го сущего, только животное начало делает человека истин* но сущим. Разум представляет собой нечто живое только как плотствующий разум. Все способности человека мета* физически предопределены как способы распоряжения власти над ее властвованием. «Пробудившийся, знающий говорит: я — тело, лишь тело и больше ничего, а душа — это только слово для чего*то в теле.

Тело — это большой разум, множество с одним сознани* ем, война и мир, стадо и пастырь.

Орудием твоего тела является и твой маленький разум, брат мой; ты называешь „духом“ это малое орудие, эту иг* рушку твоего большого разума» («Also sprach Zarathustra», I. Teil: «Von dem Verächtern des Leibes»). Прежнее сущност* ное отличие человека, разумность, перемещается в живот* ность в смысле плотствующей воли к власти.

Однако западноевропейская метафизика не вообще и не всегда определяет человека как разумное существо. Только в метафизическом начинании, характерном для Нового времени, раскрывается история того, как разум обретает всю полноту своей метафизической значимости, и только в соотнесении с этой значимостью можно понять всю значи* мость того, что происходит в низведении разума до уровня переиначенной животности. Только разум, раскрытый в

258

качестве новоевропейской метафизики как нечто безус* ловное, проясняет метафизическое происхождение сущ* ности сверхчеловека.

Метафизическое начинание Нового времени представ* ляет собой изменение сущности истины, основание кото* рой остается сокрытым. Истина становится достоверно* стью, и только она одна определяет совершаемое в самом представлении обеспечение представленного сущего. Вме* сте с изменением сущности истины смещается и сущност* ная структура представления. С началом метафизики пред* ставление (noe‹n) предстает как опрашивание, которое ни* где не принимает сущего страдательно, но, напротив, дея* тельно взирая на него, поставляет перед собой присутст* вующее как таковое в его виде (eúdo~).

Теперь это опрашивание превращается в допрос в юри* дическом (безапелляционном и категорическом) смысле. Пред*ставление как бы допрашивает из себя и по отноше* нию к себе все встречающееся, желая узнать, может ли это встречающееся устоять, и как оно устаивает перед тем, что это пред*ставление как перед*собой*поставление требует в отношении обеспечения его собственной надежности. Те* перь представление больше не является одним лишь на* правляющим руслом для опрашивания сущего как таково* го, то есть присутствующего постоянства. Представление превращается в судебную инстанцию, которая выносит ре* шение о сущести сущего и говорит, что впредь сущим будет только то, что пред*ставление поставляет перед самим со* бой и таким образом обеспечивает себе. Однако в таком перед*собой*поставлении представление необходимым образом со*представляет и себя самого, причем не задним числом и не в качестве некоего предмета, а с самого начала и в качестве того, чему все должно быть предоставлено и в чьей сфере только и возможно каждому быть обеспечен* ным.

Правда, представляющее себя представление лишь по* тому может таким образом выносить решение о сущести сущего, что оно не просто является судом, судящим в соот* ветствии с законом, но само уже определяет закон бытия. И далее: представление только потому может определять

259

этот закон, что оно уже обладает им, заранее сделав самое себя законом. Смещение сущностной структуры прежнего представления состоит в том, что пред*ставляющее перед* собой*поставление всего встречающегося утверждает са* мое себя в качестве бытия сущего. Постоянство присутст* вия, то есть сущести, теперь состоит в представленности через это пред*ставление и для него, то есть состоит в нем самом.

Перед ним всякое сущее предстает как subiectum, то есть как нечто предлежащее из себя самого. Только поэтому оно находится в основании всего (Øpoke…menon, substans), что возникает и проходит, то есть приходит в бытие (в присут* ствие по способу предлежания) и уходит из него. Во всей метафизике сущесть (oÙóßá) сущего есть субъективность в изначальном смысле. Можно употребить более распро* страненное слово «субстанциальность», которое означает то же самое. В средневековой мистике (Таулер и Сузо) subiectum переводится как «подстояние» и соответственно obiectum буквально как «предброшенное».

В начинании, характерном для новоевропейского пе* риода, сущесть сущего изменяется, и в этом изменении за* ключается сущность данного исторического начинания. Теперь субъективность субъекта (субстанциальность) оп* ределяется как себя представляющее представление. Те* перь человек как существо разумное предстает в означен* ном смысле как себя представляющее представление. Та* ким образом, человек становится четко очерченным сущим (subiectum), то есть «определенным» «субъектом». Благодаря упомянутому изменению метафизической сущ* ности субъективности термин «субъективность» получает и впредь сохраняет то единственное значение, согласно которому бытие сущего состоит в представлении. Субъек* тивность начинает заявлять о себе в новоевропейском смысле в противовес субстанциальности и наконец утвер* ждается окончательно. Поэтому решающее требование ме* тафизики Гегеля звучит так: «Согласно моему представле* нию, которое должно оправдать себя только через изложе* ние самой системы, все сводится к тому, чтобы постичь и выразить истинное не как субстанцию, но как субъект»

260

(«System der Wissenschaft. Erster Teil, die Phänomenologie des Geistes», 1807, S. XX; WW II, 1832, S. 14). Метафизическая сущность субъективности исполняется не в «яйности» (Ichheit) или даже эгоизме человеке. «Я» предстает лишь как возможный и при определенном положении ближай* ший случай, в котором сущность субъективности возвеща* ет о себе и ищет пристанища для этого возвещения. Субъ* ективность как бытие всякого сущего никогда не является только «субъективной» в простом смысле чего*то случайно помысленного каким*то отдельным «Я».

Поэтому когда в ракурсе таким образом понятой субъек* тивности заходит речь о субъективизме новоевропейского мышления, необходимо сразу отбросить мысль о том, что здесь говорится об «одном только субъективном», эгоисти* ческом и солипсическом мнении и поведении, так как на самом деле сущность субъективизма — объективизм, по* скольку для субъекта все становится объектом. В контексте объективного, через соотнесенность с ним по*прежнему определяется и необъективное, непредметное. Так как представление поставляет встречающееся и себя*обнару* живающее в представленность, таким образом предостав* ленное сущее становится «объектом».

Всякая объективность «субъективна». Это не означает, что сущее низводится до уровня одного лишь воззрения и мнения, свойственного любому случайному «Я». Мысль о том, что всякая объективность «субъективна», означает, что встречающееся соотносится с наличествующим в са* мом себе предметом. Сказать, что «сущесть есть субъектив* ность» и что «сущесть есть предметность», значит сказать одно и то же.

Сразу стремясь к тому, чтобы обеспечить все встречаю* щееся как пред*ставленное, пред*ставление постоянно ох* ватывает представляемое, и таким образом снова и снова, охватывая самое себя, выходит за свои пределы. Следова* тельно, представление в себе, еще не вне себя, есть стрем* ление. Стремление устремлено к тому, чтобы исполнить свою сущность, выражающуюся в том, чтобы все встре* чающееся и движущее себя определяло свою сущесть из представления как представления. Лейбниц определяет

261

субъективность как стремящееся представление, и только благодаря такому взгляду новоевропейская метафизика обретает полноту своего начинания (ср. «Monadologie», 14–15). Monas, то есть субъективность субъекта есть perceptio и appetitus (ср. также «Principes de la Nature et de la Grace, fondés en raison», n. 2). Субъективность как бытие сущего означает: не должно «быть» и не может «быть» ни* чего такого, что могло бы обусловливать устремляющееся представление откуда*то со стороны, вне его собственного законодательства.

Теперь сущность субъективности напирает из себя са* мой и с необходимостью влечется к безусловной субъек* тивности. Метафизика Канта противостоит этому напору сущности бытия, чтобы, однако, в то же время заложить основу для его совершения, так как впервые сокрытую сущность субъективности она выражает в понятии как сущность метафизически понятого бытия вообще: бытие есть сущесть в смысле условия возможности сущего.

Однако бытие (как такое условие) может быть обуслов* лено только самим собой, а не сущим, которое само обу* словлено. Представление, то есть разум во властной, пол* ностью раскрытой полноте своей сущности, может быть бытием всего сущего только как безусловное самозаконо* дательство. Однако это самозаконодательство характери* зует «волю», насколько ее сущность определяется в гори* зонте чистого разума. Разум как устремляющееся пред* ставление в себе есть в то же время и воля. Безусловная субъективность разума есть проникнутое волей знание о самом себе. Это означает, что разум есть абсолютный дух. Как абсолютный дух разум есть абсолютная действитель* ность действительного, бытие сущего. Он сам есть только как призванное через него бытие, когда он сам проявляет* ся во всех существенных для него ступенях себя устрем* ляющего представления.

«Феноменология», как ее понимает Гегель, есть приве* дение*себя*к*понятию как безусловное самопроявление, совершаемое бытием. Здесь под «феноменологией» подра* зумевается не способ мышления какого*то мыслителя, а то, каким образом безусловная субъективность как безус*

262