heid2

и культура действительны как ценности, поскольку они яв* ляются теми условиями, в силу которых совершается поря* док становления как чего*то единственно истинного. Со своей стороны, эти ценности как структуры власти снова полагают определенные условия своего собственного по* стоянства и развития. Однако само становление, то есть действительное в целом, «не имеет никакой ценности», и это становится ясно из только что приведенного сущност* ного определения ценности, так как вне сущего в целом больше нет ничего, что могло бы быть для него условием. Отсутствует то, с чем можно было бы его (становление в целом) соразмерять. «Общая ценность мира не поддается оценке, следовательно, философский пессимизм надо от* нести к числу явлений комического свойства» (n. 708; 1887–1888).

Когда Ницше говорит, что сущее в целом «не имеет ни* какой ценности», он вовсе не хочет пренебрежительно ото* зваться об этом мире. Он лишь хочет, чтобы никакая оцен* ка целого не применялась к нему, потому что она является непониманием его сущности. Тезис о том, что сущее в це* лом не имеет никакой ценности (продуманный в смысле метафизики воли к власти) является резким отрицанием веры в то, что «ценности» существуют как нечто в себе, возвышаясь над сущим в целом и являясь значимым для него. Мысль о том, что сущее в целом бес*ценно (wert*los) означает, что оно находится вне всякой оценки, потому что такая оценка достигает только одного: делает зависимым целое и безусловное этого сущего от частей и условий, ко* торые есть то, что они есть только из целого. Становящий* ся мир как воля к власти есть без*условное. Условия, то есть точки зрения сохранения и возрастания того или ино* го количества власти, а вместе с ними и ценности — все это существует только внутри становления, существует в соот* ношении с отдельными властными структурами, через ко* торые и для которых они и полагаются. Но в таком случае ценности возникают из воли к власти? Да, но мы снова впадем в ошибку, если решим, что ценности существуют как нечто, находящееся «рядом» с волей к власти, что пре* жде всего существует воля, которая потом вдобавок пола*

93

гает некие «ценности», при случае ею и используемые. Ценности как условия сохранения и возрастания власти существуют только как нечто обусловленное единым безус* ловным, волей к власти. Ценности по существу есть обу* словленные условия.

Однако, по*видимому, ценности могут только тогда быть условиями воли к власти, когда они сами обладают характером власти и таким образом представляют опреде* ленные количества власти в расчете на ее возрастание из осознанного осуществления этой воли. Поэтому ценности как условия возрастания и сохранения власти принципи* альным образом соотнесены с человеком. Как точки зре* ния они вовлечены в человеческую перспективу. Поэтому Ницше говорит: «Ценность есть наивысшее количество власти, которое человек может себе усвоить,— человек, а не человечество! Человечество, несомненно, скорее сред* ство, чем цель. Речь идет о типе: человечество просто мате* риал для опыта, огромный излишек неудавшегося: поле обломков» (n. 713; 1888).

В каждом случае ценность предстает как определенное количество власти, утвержденное и определенное волей к власти.

Воля к власти и утверждение ценности есть одно и то же, поскольку воля к власти ориентирует себя в ракурсе сохранения и возрастания, и, таким образом, утвержде* ние ценности нельзя представлять как нечто отличное от воли к власти, что впоследствии якобы можно свести к этой воле. Разъясняя сущность ценности и природу ее ут* верждения, мы лишь характеризуем волю к власти. Одна* ко на вопрос о происхождении мысли о ценности и сущ* ности ценности ни в коем случае нельзя ответить одним только уяснением внутренней принадлежности ценност* ного утверждения воли к власти. Этот вопрос возвращает к другому, а именно к вопросу о происхождении сущности воли к власти. Почему эта воля является в себе ценност* но*полагающей? Почему вместе с мыслью о воле к власти в метафизике начинает господствовать и мысль о ценно* сти? Как и почему метафизика становится метафизикой воли к власти?

94

Субъективность в ницшевском истолковании истории

Для того чтобы уяснить всю значимость этих вопросов, мы должны поразмыслить над тем, что означает господ* ство мысли о ценности в метафизике. Прежде всего оно дает понять, что задачу будущей метафизики Ницше пони* мает как переоценку всех ценностей. В то же время без дальнейшего рассуждения и обоснования предполагается как нечто само собой разумеющееся, что вся прежняя ме* тафизика, исторически предшествовавшая воле к власти, являлась, хотя и невыраженным образом, метафизикой воли к власти. Всю западноевропейскую философию Ниц* ше понимает как мышление, осуществляющееся в контек* сте ценностей, как их акцентирование, то есть как ценно* стное полагание. Бытие, сущесть сущего, истолковывается как воля к власти. Неожиданным образом, причем вполне убедительным для каждого, во всех сочинениях и записях Ницше история предстает как история метафизики, рас* смотренная в свете мысли о ценностях.

Мы склонны не замечать этого факта или воспринимать такое истолкование истории метафизики как тот взгляд на историю философии, который просто был этому филосо* фу ближе всяких других. При таком подходе мы получаем лишь еще один взгляд на историю и не более того. Так, на* пример, в XIX и XX вв. ученая историография излагала ис* торию философии то в горизонте философии Канта или Гегеля, то в горизонте философии Средних веков, однако чаще в таком горизонте, который, смешивая самые разные философские учения, создал видимость некоей всеохват* ности и общезначимости, изгоняющую из истории мыш* ления всякую загадку.

Тот факт, что Ницше истолковывает историю метафизи* ки в горизонте воли к власти, вытекает из его метафизиче* ского мышления и ни в коем случае не является одним лишь (с исторической точки зрения) последующим прив* несением его собственных «взглядов» в учения более ран* них мыслителей. Скорее дело обстоит так, что метафизика воли к власти, переоценивая всю прежнюю метафизику, за* ранее определяет последнюю в смысле установления цен*

95

ности и мысли о ценности. Все разбирательство соверша* ется на основе четко выраженного истолкования, не пред* полагающего никаких разъяснений. Метафизика воли к власти не исчерпывается тем, что на смену прежним цен* ностям приходят новые: все, что прежде в метафизике было продумано и высказано о сущем как таковом в его це* лом, она представляет в свете мысли о ценности, так как даже сущность истории она определяет по*новому, что мы и постигаем из ницшевского учения о вечном возвраще* нии того же самого и его глубочайшей связи с волей к вла* сти. Тот или иной вид истории (Historie) всегда является лишь следствием уже утвержденного сущностного опреде* ления истории (Geschichte).

Поэтому Ницше и говорит о единстве, цельности, исти* не как о «высших ценностях», причем говорит так, словно все это является совершенно очевидным. Тот факт, что эти «ценности» должны быть,— не просто последующее тол* кование Ницше: это первый решающий шаг в самой «пе* реоценке», ибо, основательно поразмыслив, мы должны признать, что совершенная Ницше переоценка состоит не в том, что он на место прежних высших ценностей ставит новые, а в том, что само «бытие», «цель», «истину» он уже понимает как ценности и только как ценности. По сущест* ву, его «пере*оценка» является переосмыслением всех оп* ределений сущего в ракурсе ценности. В 12 отрывке «цель», «единство», «целостность», «истину», «бытие» он называет «категориями разума». Таковы они, во всяком случае, для Канта и Фихте, Шеллинга и Гегеля. Также и для Аристотеля, и прежде всего для него, определения су* щего как такового являются категориями, хотя и не «кате* гориями разума», если мы имеем в виду, что здесь «разум» (как у Канта и в немецком идеализме) понимается как сущность субъективности. Итак, когда Ницше говорит об определениях сущего, которые он познает как «космоло* гические ценности», в его словах слышится метафизиче* ское истолкование определений бытия сущего как катего* рий разума, характерное для Нового времени. Однако у Ницше это истолкование претерпевает дальнейшее изме* нение, в результате чего упомянутые категории предстают

96

как высшие ценности. Это истолкование определения бы* тия сущего, берущее свое начало в Новейшем времени и в последней метафизике, возвращается в греческую филосо* фию, потому что вся история западноевропейской мета* физики предстает как история утверждения ценностей. В результате более ранние основные метафизические по* зиции получают слово, не отвечающее их собственной ис* тине: они говорят языком философии воли к власти, поня* той как утверждение ценностей.

Если к тому же мы примем во внимание сущностную взаимосвязь утверждения ценностей и воли к власти, то* гда нам станет ясно, что ницшевское истолкование всей метафизики в контексте мысли о ценности коренится в ключевом определении сущего в целом как воли к власти. Эта формула является основной в метафизике Ницше. Кант и Гегель, Лейбниц и Декарт, средневековые мысли* тели, а также мыслители периода эллинизма, греческие философы Аристотель и Платон, Парменид и Гераклит — все они просто ничего не знали о воле к власти как основ* ной особенности сущего. Поэтому когда Ницше воспри* нимает метафизику как таковую и всю ее историю в кон* тексте утверждения ценностей, он тем самым наделяет эту историю односторонней перспективой, и направляе* мое ею историческое рассмотрение становится невер* ным.

Но разве существует какое*либо всестороннее рассмот* рение истории, которое было бы лишено всякой односто* ронности? Разве не должна любая современность воспри* нимать и истолковывать прошедшее именно в своем гори* зонте? Разве ее историческое познание не становится тем «живее», чем решительнее горизонт тот или иной эпохи оказывает свое направляющее влияние? Разве сам Ницше в одном из своих ранних сочинений, а именно во втором отрывке «Несвоевременных размышлений» («О пользе и вреде истории для жизни») не призывал со всей настойчи* востью к тому, чтобы история служила «жизни», разве не утверждал, что это станет возможным только в том случае, когда история освободится от мнимой исторической «объ* ективности в себе»?

97

Если дело обстоит именно так, тогда наши слова о том, что Ницше истолковывает историю метафизики в ракурсе своей собственной постановки вопроса как историю цен* ностного полагания, вряд ли вызовут какие*либо возраже* ния и опасения, потому что они только подтверждают под* линность его исторического мышления. Быть может, бла* годаря ницшевскому истолкованию метафизики в контексте мысли о ценности прежняя метафизика даже «понимается лучше», чем она понимала и когда*либо мог* ла понять самое себя, потому что данное истолкование впервые дает ей возможность сказать то, что она хотела сказать, но еще не могла. Если бы так и было на самом деле, тогда ницшевское понимание категорий разума как высших ценностей, и вообще как «ценностей», являлось бы не искажением исторической действительности, а на* делением прежних метафизических ценностей возможно* стью обрести свое подлинно творческое содержание или же обогатить его. Если бы основание для ницшевского по* нимания метафизики, если бы его истолкование сущего в целом как воли к власти находились исключительно в ор* бите прежнего метафизического мышления, основную мысль которого они домысливали бы до конца, тогда та «картина истории», которую имеет в виду Ницше, во всех отношениях предстала бы оправданной, а также единст* венно возможной и необходимой. Но в таком случае боль* ше не было бы возможности уклониться от мысли, что ис* тория западноевропейского мышления развивается как обесценение высших ценностей и что в соответствии с этим оничтожествлением (Nichtigwerden) ценностей и кру* шением целей должен утверждаться и формироваться «ни* гилизм».

Из таких соображений вытекает одно: указание на то, что Ницше как бы задним числом навязывает свою собст* венную метафизическую позицию (воля к власти как ос* новная черта сущего, утверждение ценностей, происхож* дение этого утверждения из воли к власти) прежней исто* рии метафизики, нельзя использовать как повод для того, чтобы обвинить философа в искажении исторической кар* тины или даже в неправомерности его обращения к мысли

98

о ценности. Даже если мы вынуждены признать, что ниц* шевское истолкование метафизики не вбирает в себя всего того, чему учит более ранняя метафизика, это признание требует такого обоснования, которое выходит за пределы одного только исторического подтверждения отличия ме* тафизики Ницше от более ранней метафизики.

Надо доказать, что ранней метафизике мысль о ценно* сти была чуждой и должна была оставаться таковой, по* тому что эта метафизика еще не могла осмыслять сущее как волю к власти. Если мы сумеем это доказать, мы не* пременно затронем более глубокую причину возникнове* ния мысли о ценности, потому что исчезнет видимость того, что во все времена метафизика мыслила сущее по образцу ценностного полагания. Если бы мы показали, в какой мере толкование сущего как воли к власти возмож но лишь в контексте основной метафизической позиции, характерной для Нового времени, тогда в вопросе о про* исхождении мысли о ценности мы пришли бы к одному важному соображению, а именно к тому, что Ницше еще не дает и не может дать ответа на вопрос об этом происхо* ждении.

Ссылка на второй раздел 12 отрывка, в котором Ницше рассматривает происхождение нашей веры в прежние выс* шие ценности, не дает нам возможности продвинуться вперед, так как данное рассмотрение уже предполагает, что утверждение ценностей берет начало в воле к власти. Эту волю он воспринимает как последний факт, к которому мы нисходим. Однако то, что для Ницше является бесспор* ным, для нас превращается в вопрос, а потому и его дедук* ция мысли о ценности с нашей точки зрения все еще заслу* живает рассмотрения.

Ницше на свой лад лишь показывает, что ценности по своей сути представляют собой условия воли к власти, ко* торые эта воля полагает себе самой для своего сохранения и возрастания, то есть для сущностного свершения власти. Утверждение ценности является неотъемлемым компо* нентом воли к власти. Но что касается самой воли: откуда берется проект сущего в целом, который показывает это сущее именно как волю к власти? Только задав этот вопрос,

99

мы начинаем размышлять над происхождением ценностного полагания в метафизике.

Но когда мы начинаем доказывать, что до Ницше мета* физика толковала сущее не как волю к власти и, следова* тельно, мысль о ценности была ей чуждой, мы сталкиваем* ся с теми же самыми опасениями, которые высказывались по отношению к ницшевскому истолкованию истории. Дело в том, что предыдущее мышление нам тоже прихо* дится рассматривать и истолковывать в горизонте опреде* ленного, а именно нашего собственного мышления. Так же как Ницше и Гегель, мы не можем выйти за пределы своей истории и «эпохи» и, утвердившись на некоем возвыше* нии, рассматривать бывшее в себе, не впадая в зависимость от какой*то определенной и, следовательно, неизбежно односторонней оптики. Для нас имеет силу то же самое, что имеет силу для Ницше и Гегеля, и вдобавок в своей по* становке вопроса горизонт нашего мышления, наверное, даже не обладает той глубиной и тем более величием, кото* рое отличает этих мыслителей, так что в лучшем случае наше истолкование истории остается где*то позади уже сделанных.

Размышляя таким образом, мы входим в круг подлин* ных решений. Вопрос об истинности «исторической кар* тины» перетекает в вопрос об исторической правильности и точности использования и толкования источников. Он затрагивает вопрос об истине исторического местоположе* ния и заключенного в нем отношения к истории. Если ев* ропейский нигилизм не является лишь каким*то одним ис* торическим движением среди прочих, если он представля* ет собой основное движение нашей истории, тогда истолко* вание нигилизма и отношение к нему зависят от того, ка* ким образом и откуда определяется историчность челове* ческого вот*бытия.

Размышляя над этим вопросом, можно идти различны* ми путями. Мы выбираем тот, который определяется зада* чей данной лекции. Прежде чем разрабатывать «историю философии», мы следуем ходу исторического размышле* ния, и, быть может, этот ход сделает ее просто излишней. Путь, которым мы вынуждены идти, ведет нас (независимо

100

от того, насколько он оказывается успешным или неус* пешным в деталях) в направлении подтверждения того факта, что до Ницше мысль о ценности была чуждой мета* физике и должна была быть таковой, но в то же время по* явление этой мысли подготавливалось метафизикой в эпо* хи, предшествовавшие Ницше. Ни перед этим ходом, ни после него нет нужды высчитывать, насколько мы, совер* шая этот исторический ход, тонем в одном только прошед* шем или пытаемся сосредоточиться на одном лишь буду* щем — в этом нет нужды лишь при одном условии: если мы действительно идем. Тем не менее на этом пути нам не раз может встретиться препятствие, вытекающее из уже упо* мянутых опасений, а именно из мысли о том, что всякое рассмотрение истории определяется настоящим, соотно* сится с ним и, таким образом, оказывается «относитель* ным», никогда, следовательно, не становится «объектив* ным» и постоянно грешит «субъективизмом»; что нам надо смириться с этой субъективностью и потом постараться изо всех сил сделать добродетель из этой нужды в так назы* ваемой «реальности», а довольство упомянутой субъектив* ностью поставить в заслугу тому, кто все прошедшее ставит на службу тому или иному настоящему.

Однако для того чтобы история метафизики (как ее еще предстоит постигнуть) должным образом противостала ницшевскому ее пониманию, нам надо сначала, основыва* ясь на уже сказанном, представить его толкование этой ис* тории в понятном для нас виде. До сих пор мы знаем толь* ко одно: для Ницше полагание ценностей имеет свою ос* нову и необходимость в воле к власти, и таким образом, согласно Ницше, уже в самом первом полагании прежних высших ценностей, то есть в начале метафизики, опреде* ленная форма воли к власти должна была являться мери* лом. Своеобразие первого полагания высших ценностей в том, что, согласно Ницше, такие ценности, как «цель», «единство», «истина» ошибочно «проецировались» в «сущ* ность вещей». Как дело дошло до такой проекции? В кон* тексте ницшевского истолкования истории этот вопрос звучит так: какая форма воли к власти была здесь задейст* вована?

101

Ницшевское «моральное» истолкование метафизики

Если «истина», то есть истинное и действительное, пере* мещается и возносится в некий мир в себе, тогда подлинно сущее предстает как то, чему должна подчиниться вся че* ловеческая жизнь. Истинное предстает как в себе должное

ижеланное. В таком случае человеческая жизнь лишь тогда на что*то годится, лишь в том случае определяется настоя* щими добродетелями, если эти добродетели влекут только к тому, чтобы осуществить это желанное и должное (и на* деляют способностями для этого), чтобы следовать ему и таким образом подчинить себя «идеалам».

Человек, который отрекается от себя во имя этих идеа* лов и старательно стремится их достичь, является челове* ком добродетельным, в своем роде добротным, то есть «до* брым человеком». С точки зрения Ницше это означает, что человек, который желает сделать из себя такого «доброго человека», воздвигает над собой некие сверхчувственные идеалы, предлагающие ему то, чему он может подчинить* ся, дабы в осуществлении этих идеалов обеспечить себя са* мого жизненной целью.

Воля, которая волит этого «доброго человека», есть воля к подчинению идеалам как чему*то такому, что существует в самом себе и над чем человек больше не имеет никакой власти. Воля, которая волит «доброго человека» и его идеа* лы, есть воля к власти этих идеалов и тем самым воля к бес* силию человека. Воля, которая волит доброго человека, хотя и является волей к власти, однако она выступает в форме бессилия на власть со стороны человека. В результа* те этого бессилия к власти, проявляемого с его стороны, прежние высшие ценности проецируются в область сверх* чувственного и возносятся в мир «в себе» как мир единст* венно истинный. Воля, которая волит «доброго человека»

ив этом смысле волит «добро», есть «моральная» воля.

Под моралью Ницше почти всегда понимает систему та* ких ценностных полаганий, в которых сверхчувственный мир утверждается как желанный и определяющий меру. «Мораль» Ницше всегда понимает «метафизически», то есть с учетом того, что в ней принимается решение о сущем

102