heid2

Такая картина ясно показывает нам метафизический ха* рактер сегодняшней исторической эпохи. «Сегодня» — вы* считываемое не по календарю и не в соответствии с миро* выми событиями — определяется из самобытнейшего вре* мени в истории метафизики: речь идет о метафизической определенности исторического человечества в эпоху мета* физики Ницше.

Эта эпоха свидетельствует о своеобразно равнодушном отношении к истине сущего в его целом как о чем*то само собой разумеющемся. Природа бытия или разъясняется по старинке, в контексте унаследованного христианско*бого* словского истолкования мира, или сущее в целом (мир) определяется отсылкой к «идеям» и «ценностям». «Идеи» напоминают о начале западноевропейской метафизики (Платон). «Ценности» намекают на отнесенность этой ме* тафизики к концу (Ницше). Однако ни первое, ни второе не осмысляется в его сущности и сущностном происхожде* нии. Отсылка к «идеям» и «ценностям» и пускание их в оборот являются самыми распространенными и самыми понятными приемами толкования мира и управления жиз* нью. Безразличие по отношению к бытию посреди силь* нейшей страсти по отношению к сущему свидетельствует о глубоко метафизическом характере эпохи. Сущностный результат такого положения дел проявляется в том, что те* перь исторические решения из обособленных сфер преж* них видов культурной деятельности (политики, науки, ис* кусства, обществоведения) сознательно и намеренно пере* местились в область «мировоззрения». «Мировоззрение» есть та форма новоевропейской метафизики, которая ста* новится неизбежной, когда ее свершение начинается дви* жением в безусловное. Следствием становится характер* ное однообразие прежде разнообразной западноевропей* ской истории, которое метафизически заявляет о себе в соединении «идеи» и «ценности», принимая вид норма* тивных приемов мировоззренческого мироистолкования.

В результате этого соединения сущность идеи утрачива* ет характер бытия и его отличия от сущего. Тут и там в уче* ных кругах в соответствии с ученой традицией ведутся раз* говоры о бытии, «онтологии» и метафизике, но это только

223

Гл а в а ш е с т а я

МЕТАФИЗИКА НИЦШЕ (1940)

Введение

В соответствии с характером всего западного мышления начиная с Платона мышление Ницше есть метафизика. Здесь мы предвосхитим понятие сущности метафизики, что на первый взгляд может показаться произвольным, а происхождение этой сущности оставим в тени. Итак, мета* физика есть истина сущего как такового в целом. То, что есть сущее (essentia, сущесть) как существующее в целом, истина приносит в несокрытое идеи, в несокрытое perceptio, в несокрытое пред*ставления, со*знания. Одна* ко несокрытое (Unverborgene) само изменяется сообразно бытию сущего. Будучи таковой несокрытостью, истина оп* ределяется в своей сущности, раскрытости, из самого до* пущенного ею сущего, и в соответствии с так определен* ным бытием запечатлевает те или иные формы своей сущ* ности. Таким образом, истина в своем собственном бытии исторична. Всякий раз она требует присутствия человече* ства, через которое упорядочивается, обосновывается, со* общается и таким образом сохраняется. Истина и ее сохра* нение сущностно, а именно исторически, едины. В соот* ветствии с этим человечество всякий раз берет на себя решение о том, как ему быть в средоточии истины сущего. Истина исторична по своей сущности не потому, что бытие человечества протекает в определенной временной после* довательности, а потому, что человечество остается вверг* нутым (посланным) в метафизику, и только она может обосновать эпоху, поскольку она удерживает человечество в истине о сущем как таковом в целом и тем самым привя* зывает к нему.

225

Сущесть (то, что есть сущее как таковое) и целое сущего (то есть то, как сущее в целом есть), затем сущностная структура истины, история истины и, наконец, человече* ство, так сказать, помещенное в истину, чтобы хранить ее, характеризуют то пятигранное единство, в котором рас* крывается единая сущность метафизики и куда она вновь и вновь улавливает человека.

Метафизика как принадлежащая бытию истина сущего никогда не представляет собой какого*то человеческого мнения и суждения, никогда не является одной лишь уче* ной системой и выражением эпохи. Она, конечно, есть и все это, но только как нечто последующее и внешнее. Спо* соб же, посредством которого человек, призванный хра* нить истину в мышлении, в предвосхищающем экзистен* циально*экстатическом проекте воспринимает редкое уст* роение, обоснование, сообщение и сохранение истины и таким образом указывает человечеству его место в истории истины и предуготовляет это место, итак, этот способ ха* рактеризует то, что называется основной метафизической позицией мыслителя. Поэтому когда метафизику, принад* лежащую истории самого бытия, называют именем како* го*нибудь мыслителя (метафизика Платона, метафизика Канта), это в данном случае не означает, что метафизика в том или ином случае является свершением, собственно* стью или даже отличием этих мыслителей как личностей некоего культурного созидания. Теперь такое именование означает, что эти мыслители суть то, что они суть, посколь* ку истина бытия вверила себя им, дабы они выражали бы* тие, то есть внутри метафизики выражали бытие сущего.

С написанием «Утренней зари» (1881 г.) метафизический путь Ницше становится более ясным. В том же году он прозревает («6000 футов над уровнем моря и гораздо выше всего человеческого!») «вечное возвращение того же само* го» (XII, 425), и с тех пор почти на протяжении целого де* сятилетия работа его мысли озаряется ярким светом пере* житого опыта. Слово берет Заратустра. Как учитель «веч* ного возвращения» он учит «сверхчеловека». Проясняется и крепнет знание о том, что основная черта сущего есть «воля к власти» и что всякое истолкование мира исходит из

226

нее, поскольку она выступает как полагание ценностей. Европейская история раскрывает свою основную особен* ность как «нигилизм» и с необходимостью влечет к «пере* оценке всех прежних ценностей». Новое полагание ценно* стей на основе теперь уже решительно исповедующей са* мое себя воли к власти требует в качестве законодательства своего собственного оправдания в контексте новой «спра* ведливости».

В это высшее для Ницше время истина сущего как тако* вого в целом хочет в его мышлении стать словом. Один план сменяется другим, в череде набросков проступает структура того, о чем собирается сказать мыслитель. Заго* ловком становятся то «вечное возвращение», то «воля к власти», то «переоценка всех ценностей». Если что*то пе* рестает быть основным заголовком, оно выносится в каче* стве заглавия для заключительного фрагмента целого или становится подзаголовком основного названия. Однако все сосредоточено на воспитании человека, который «бе* рет на себя переоценку» (XVI, 419). Такие люди суть «но* вые истинные» новой истины (XIV, 322).

Эти планы и наброски не надо воспринимать как знаки чего*то невыполненного и неодолимого, а тот факт, что одни из них сменяются другими, не говорит о некоей пер* воначальной попытке и неуверенности в ее осуществле* нии. Эти наброски — не программы, а записи, в которых сохраняются явно не выраженные, но вполне ясные пути, которыми Ницше предстояло пройти в сфере истины су* щего как такового.

«Воля к власти», «нигилизм», «вечное возвращение того же самого», «сверхчеловек», «справедливость» — таковы пять ключевых слов метафизики Ницше.

«Воля к власти» характеризует бытие сущего как таково* го, essentia этого сущего. «Нигилизм» — это наименование истории истины таким образом определенного сущего. «Вечное возвращение того же самого» означает способ, ка* ким сущее в целом есть, означает existentia этого сущего. «Сверхчеловек» характеризует то человечество, которого требует это целое. «Справедливость» есть сущность истины сущего как воли к власти. Каждое из этих ключевых слов в

227

то же время именует то, о чем говорят другие. Только в том случае, когда сказанное ими в то же время со мыслится в других ключевых словах, сила именования каждого ключе* вого слова выражена полностью.

Предпринимаемую нами попытку можно адекватно со* мыслить только в контексте основного опыта, выраженно* го в «Бытии и времени». Он заключается в постоянно рас* тущей, хотя, быть может, в некоторых местах и разъясняю* щей себя озадаченности тем фактом, что во всей истории западноевропейского мышления, несмотря на поначалу имевшую место попытку осмысления бытия сущего, исти* на бытия как бытия остается неосмысленной, и дело не только в том, что мышлению отказывается в этом как в его возможном опыте, но и в том, что западноевропейское мышление как метафизика намеренно, хотя и не вполне осознанно, скрывает факт такого отказа.

Поэтому в предпринимаемом нами истолковании ниц* шевской метафизики мы должны прежде всего попытаться на основании упомянутого основополагающего опыта ос* мыслить ницшевское мышление именно как метафизику, то есть осмыслить в контексте основных особенностей ис* тории метафизики.

Вэтой связи данная попытка истолкования предполага* ет как близкую, так и далекую цель, которая может откры* ваться мышлению.

В1881–1882 гг. Ницше делает в своей записной книжке такую запись: «Наступает время, когда начнется борьба за господство над Землей,— и она будет вестись от имени ос новных философских учений» (XII, 207). Ко времени появле* ния этой записи Ницше начинает знать и говорить об этих «основных философских учениях». Тот факт, что они появ* ляются в своеобразной последовательности и виде, еще не осмысляется, и поэтому вопрос о том, имеет ли эта после* довательность свое основание в сущностном единстве этих учений, еще не задается. Мысль о том, бросает ли свет на это сущностное единство тот способ, каким они о себе за* являют, требует особого рассмотрения. Скрытое единство «основных философских учений» составляет сущностную структуру ницшевской метафизики. Основываясь на этой

228

метафизике и следуя ее смыслу, Новое время в своем завер* шении начинает свою относительно долгую историю.

Ближайшая цель предпринятого здесь осмысления со* стоит в познании внутреннего единства этих основных философских учений. Для этого каждое из них необходи* мо постичь и представить обособленно, хотя единящая их основа получает свое определение из сущности метафизи* ки вообще. Только тогда, когда начинающаяся эпоха без каких*либо оговорок и недоговоренностей утверждается на этой основе, она может вести «борьбу за мировое гос* подство» из той высшей осознанности, которая соответст* вует бытию, влекущему и властно пронизывающему эту эпоху.

Борьба за господство над Землей и раскрытие метафизи* ки, которая ее направляет, влекут к завершению целую эпоху в существовании Земли и исторического человечест* ва, так как здесь осуществляются максимальные возмож* ности господства над миром и стремления человека только из себя самого решать вопрос о своей сущности.

Однако в то же время благодаря этому завершению вда* ли исторически очерчивается основная позиция, которая после исхода борьбы за господство над Землей сама боль* ше не может открывать и поддерживать область борьбы. Основная позиция, в которой завершается эпоха западно* европейской метафизики, потом, со своей стороны, вовле* кается в спор совершенного иного качества. Это больше не борьба за освоение сущего. Данное освоение сегодня всю* ду истолковывается и направляется «метафизически», но уже без сущностного преодоления метафизики. Данный спор есть противоборствующее взаимо*рас*полагание вла* сти сущего и истины бытия. Подготовка к этому является самой отдаленной целью предпринимаемого здесь раз* мышления.

Этой далекой цели подчинена более близкая цель, а именно осмысление внутреннего единства метафизики Ницше как завершения западноевропейской метафизики вообще. Несмотря на то, что самая отдаленная цель в ра* курсе временной последовательности просматриваемых событий и состояний бесконечно удалена от теперешней

229

эпохи, это говорит лишь о том, что она заявляет о себе в ис* торическом удалении, характерном для иной истории.

Тем не менее это самое далекое оказывается ближе, чем привычно близкое и самое ближайшее, если признать, что исторический человек принадлежит бытию и его истине, если признать, что бытие никогда не нуждается в том, что* бы превзойти близость, которым обладает сущее, если признать, что бытие есть единственная, однако еще не по* ставленная цель сущностного мышления, если, наконец, признать, что такое мышление изначально и в ином нача* ле даже должно предшествовать творчеству в смысле по* эзии.

В предлагаемом тексте собственно изложение и истол* кование взаимопроникают друг друга, так что не везде и не сразу становится ясно, что взято из сказанного самим Ницше, а что туда привнесено. Но ведь любое истолкова* ние должно не просто извлекать предмет рассмотрения из толкуемого текста: оно также должно незаметно, не за* остряя на этом внимания, привносить туда что*то свое, взятое из своего предмета. Такое привнесение представля* ет собой то, что дилетант, соразмеряясь со своим пред* ставлением о содержании текста, неизбежно восприни* мает критически как произвольное привнесение в этот текст чуждых ему мыслей.

Воля к власти

Что такое «воля», каждый может узнать в любое время: воля есть стремление к чему*то. Что означает «власть», ка* ждый знает из своего повседневного опыта: власть есть осуществление силы. Ясно, что в таком случае вряд ли кто* нибудь станет толковать выражение «воля к власти» в ка* ком*то особом смысле: «воля к власти» недвусмысленно означает стремление к обладанию властью. Кроме того, «воля к власти» выражает «чувство недостатка». Воля «к» — еще не сама власть, потому что она еще не является облада нием властью. Потребность в том, чего еще нет, восприни* мается как признак романтического мироощущения, од*

230

нако воля к власти как порыв к захвату власти в то же время является жаждой насилия. Такие представления о «воле к власти», в которых романтическое встречается со злоб* ным, искажают смысл данного ключевого выражения, ха* рактерного для метафизики Ницше, потому что, говоря о «воле к власти», он имеет в виду совсем иное.

Но как понимает Ницше «волю к власти»? Воля считает* ся душевной способностью, которую психология издавна отделяет от разума и чувства. Ницше тоже понимает волю к власти психологически, однако он не очерчивает сущность воли в соответствии с представлениями расхожей психоло* гии, а наоборот, сущность и задачу психологии понимает в соотнесении с сущностью воли к власти. Ницше призывает понимать психологию как «морфологию и учение о разви тии воли к власти» («Jenseits von Gut und Böse», n. 23).

Что такое воля к власти? Это «глубочайшая сущность бытия» («Der Wille zut Macht», n. 693). Сказанное означает, что воля к власти является основной чертой сущего как та* кового. Поэтому сущность воли к власти можно сделать предметом вопрошания и размышления только в перспек* тиве сущего как такового, то есть метафизически. Истина такого проецирования сущего на бытие в смысле воли к власти имеет метафизический характер. Она не терпит ни* какого обоснования, которое ссылается на вид и строение какого*либо отдельного сущего, потому что само это су* щее, призываемое для такого обоснования, как таковое можно засвидетельствовать только в том случае, если су* щее уже спроецировано на основную особенность воли к власти как бытия.

Но, быть может, в таком случае данный проект — порож* дение лишь этого отдельного мыслителя? Кажется, что так оно и есть. Впечатление чего*то произвольного только уси* ливается, когда начинают разъяснять, что Ницше понимает под «волей к власти». Однако надо сказать, что в им самим опубликованных сочинениях он почти не говорил о воле к власти, и это можно расценивать как признак того, что он хотел, чтобы это самое глубочайшее из познанной им исти* ны о сущем как таковом оберегалось им как можно дольше и было поставлено под защиту простого сказывания. О воле

231

к власти (хотя и без того, чтобы это выражение преподноси* лось как ключевое) говорится во второй части «Заратустры» (1883 г.). Заголовок раздела, в котором предпринимается первое сущностно полное осмысление данного выраже* ния, может послужить намеком на его правильное понима* ние. В разделе «О самопреодолении» Ницше говорит: «Всюду, где я находил живое, я находил и волю к власти, и даже в воле служащего я находил волю быть господином». Таким образом, воля к власти является основной особенно* стью жизни. «„Бытие“ — мы не имеем никакого другого представления об этом, кроме „жить“.— Разве может „быть“ что*нибудь мертвое?» («Der Wille zur Macht», n. 582). Однако воление есть воление*к*господству. Эта воля есть уже в воле служащего — и не в том смысле, что он стремится перестать быть рабом, но потому что он есть раб и служа* щий и как таковой вновь и вновь имеет в своем ведении предмет своего труда, которым «повелевает». И поскольку служащий как таковой делает себя незаменимым для своего господина и таким образом привлекает его к себе и обраща* ет на себя (раба), раб властвует над господином. Бытие слу* жащего есть еще один вид воли к власти. В волении*к*гос* подству никогда не было бы воления, если бы воля остава* лась только желанием или стремлением, вместо того чтобы исконно быть только одним — повелением.

Однако в чем заключается сущность такого повеления? Повелевание есть способность распоряжаться возможно* стями, путями, способами и средствами совершающегося действования. То, что повелевается в повелении, представ* ляет собой свершение этого распоряжения. В повелении повелевающий повинуется этому распоряжению и тем са* мым повинуется самому себе. Таким образом, повелеваю* щий превосходит себя самого тем, что он еще отваживает* ся на себя самого. Повелевание есть само*преодоление и порой оно тяжелее послушания. Повелевать дóлжно толь* ко тому, кто не может повиноваться самому себе. Повеле* вающий характер воли проливает первые лучи света на сущность воли к власти.

Однако власть не есть цель, к которой воля устремляется как к чему*то внешнему по отношению к ней. Воля не

232