heid2

стью пред*ставление являет собой заранее просчитываю* щее, охранительное вымеривание горизонтов, которые по* лагают пределы всему воспринимаемому, а также его объ* яснимости и полезности.

Сущее предается возможностям становления, в которых оно, обладая качествами упомянутой оборотистой и дель* ной соделываемости, совершает опостоянивание. Истина как охранительное встроение в сущее отдает полное пред* почтение этой соделываемости, и там, где достоверность становится чем*то единственным, остается только сущее и больше никогда не бывает самой сущести, не говоря уже о ее просвете. Бес просветное (Lichtung lose) бытия и есть бессмысленность сущего в его целом.

Субъективность subiectum’а, которая уже не имеет ни* чего общего с той обособленностью, где царствовало прежнее «Я», совершается в просчитываемости и устрояе* мости всего живого, в рациональности (rationalitas) жи* вотного начала (animalitas), где «сверхчеловек» обретает свою сущность. Своего предельного выражения такая субъективность достигает тогда, когда складывается впе* чатление, что «субъекты» вообще исчезли ради какой*то чрезмерной услужливости сущему. С завершением Нового времени история (Geschichte) вверит себя истории (Historie), которая единосущна технике. Единство этих сил оборотистого властвования утверждает властную по* зицию человека, принципиально насильственный харак* тер которой может упрочивать свое постоянство только в горизонте бессмысленности и в ней же, непрестанно по* гоняя себя, оставаться подвластным все новым свершени* ям во всей чрезмерности их даяний.

6

В вечном возвращении того же самого сущность завер* шающего эпоху последнего метафизического истолкова* ния сущести как воли к власти понимается таким образом, что сущности истины так и не дается никакой возможно* сти стать чем*то самым вопрошаемым, и вступившая в

23

свои права бессмысленность безусловно определяет ново* европейский горизонт и приводит к завершению этого ис* торического периода. Однако самому себе, то есть истори* ческо*техническому сознанию, которое его принципиаль* но осуществляет и упрочивает, это сознание ни в коем случае не представляется окостенением и завершением уже достигнутого: напротив, оно предстает как освобожде* ние, позволяющее совершать непрестанное прочь*от*се* бя*отступление, направленное на возрастание всего во всем. Лишенное меры приняло форму себя подавляющей власти как единственно постоянного, и в таком обличье само может стать мерой. Из такой меры (безмерность сверхдаяния) начинают вырисовываться те вехи и крите* рии, в соответствии с которыми каждый может отмеривать

иоценивать по самой низкой цене, но при этом произво* дить впечатление на прочих и тем самым подтверждать свою значимость. Такое подтверждение одновременно расценивается как обоснование значимости целей, путей и областей уже утвержденной сферы деятельности. Всякое соделываемое подтверждает всякое сделанное, все сделан* ное сообразуется с соделываемостью, всякое действие и мышление устремляются к тому, чтобы выделать это соде* лываемое. Деловитая оборотистость, всюду и всегда при* нимая обличье преисполненного меры устрояющего по* рядка, настойчиво превращает сущее в нечто единственное

ипредает забвению бытие. В результате то, что на самом деле происходит, представляет собой оставляемость бытия сущего: бытие предоставляет сущее ему самому и отказы вается в нем присутствовать.

Но коль скоро этот отказ постигается, тем самым уже возникает просвет бытия, ибо такой отказ не есть ничто, не есть даже нечто негативное: это вовсе не изъян и не от*тор* жение. Это начальное, первое раскрытие бытия в его во* прошаемости — как бытия.

Все зависит от того, насколько мы влечемся в этот про* свет, возникший в результате самого проблеска и никогда не соделываемый и не выдумываемый нами. Мы должны побороть нашу страсть к обладаемому и усвоить, что гряду* щие требуют необычайного и неповторимого.

24

Истина возвещает господство своей сущности: просвет себя*утаивания. История есть история бытия, и те, кто, ощутив этот просвет отказа, глядят на него в растерянно* сти — те так и продолжают бежать от его осмысления, так и остаются беглецами, которые, столь долго одурачиваясь сущим, становятся настолько чуждыми бытию, что даже не могут с основанием ему не доверять. По*прежнему остава* ясь в полном порабощении у якобы издавна гонимой мета* физики, они ищут пути к чему*то сокрытому в глубине и сверхчувственному. Они бегут в мистику (всего лишь про* тивоположение метафизики) или (потому что продолжают просчитывать) обращаются к «ценностям». «Ценности» же представляют собой идеалы, окончательно превращенные в нечто просчитываемое и годные к употреблению для од* ной только оборотистости: культура и культурные ценно* сти как средства пропаганды, произведения искусства как предметы, пригодные для демонстрации успеха, и как ма* териал для декораций на парадных каретах во время каких* либо торжественных шествий.

Люди не знают об ином и не отваживаются на иное, ко* торое в будущем станет единым, потому что оно, хотя и ли* шенное основы, уже бытийствует в первоначале нашей ис* тории: истина бытия — устояние в ней, из которой (и толь* ко из нее) мир и земля отвоевывают для человека их сущность, а он в борении постигает ответ своей сущности Богу бытия. Прежние боги суть боги от*существовавшие.

Завершение метафизики как исполнение сущности Но* вого времени только потому представляет собой конец, что его историческая основа уже есть переход к иному началу. Однако это начало не бежит от истории первого начала, не отвергает бывшее, но возвращается в глубину первоначала и благодаря этому возврату обретает иное постоянство. Это постоянство определяется не из удержания настоящего. Оно вплетается в сохранение будущего, и благодаря этому бывшее первого начала вынуждено само покоиться на без* основности своего доныне необоснованного основания, и только таким образом оно становится историей.

Этот переход не есть про*движение и не есть скольжение бывшего в новое. Этот переход есть непереходное, потому

25

Гл а в а п я т а я

ЕВРОПЕЙСКИЙ НИГИЛИЗМ (1940)

Пять основных положений в мышлении Ницше

Впервые в философском смысле слова «нигилизм», по* видимому, употребил Фр. Якоби. В его открытом письме Фихте слово «ничто» встречается довольно часто, а потом говорится:

«Поистине, мой дорогой Фихте, мне не стоит досадо* вать, если Вы или кто бы там ни был, захотят назвать химе ризмом то, что я противопоставил идеализму, которого бра* ню нигилизмом…» (Fr. H. Jacobi’s Werke, 3. Bd., Leipzig, 1816. S. 44; из: Якоби — Фихте, впервые появилось осенью 1799 г.)**.

Позднее слово «нигилизм» в обиход ввел Тургенев, обо* значив им мировоззрение, согласно которому действи* тельно существует только доступное чувственному воспри* ятию, то есть самопостигаемое сущее, и больше ничего. Тем самым отрицается все, основанное на предании, авто* ритете и как*либо еще определенной значимости. Однако в большинстве случаев такой взгляд на мир называют «по* зитивизмом». Слово «нигилизм» употребляет Жан Поль («Подготовительная наука по эстетике», 1–2), говоря о ро* мантической поэзии как поэтическом нигилизме. Уместно вспомнить и предисловие Достоевского к его пушкинской речи. Отрывок, который я имею в виду, гласит:

«Собственно же в речи моей я хотел обозначить лишь следующие четыре пункта в значении Пушкина для Рос* сии.

1)То, что Пушкин первым своим глубоко прозорливым

игениальным умом и чисто русским сердцем отыскал и от* метил главнейшее и болезненное явление нашего интелли*

27

гентного, исторически оторванного от почвы общества, возвысившегося над народом. Он отметил и выпукло по* ставил перед нами отрицательный тип наш, человека, бес* покоящегося и не примиряющегося, в родную почву и в родные силы ее не верующего, Россию и себя самого (то есть свое же общество, свой же интеллигентный слой, воз* никший над родной почвой нашей) в конце концов отри* цающего, делать с другими не желающего и искренно стра* дающего. Алеко и Онегин породили потом множество по* добных себе в нашей художественной литературе».

Однако для Ницше термин «нигилизм» означает нечто существенно «большее». Под ним он подразумевает не по* являющийся в середине XIX в. позитивизм и его географи* ческое распространение по Европе (в данном случае «евро* пейское» имеет историческое содержание и означает то же, что и «западное» в смысле западноевропейской истории). Слово «нигилизм» Ницше употребляет как наименование для впервые им познанного исторического движения, уже властно пронизавшего собой предшествующие века и оп* ределяющего следующее столетие, того движения, суть ко* торого он излагает в двух словах: «Бог мертв». Это означает, что «христианский Бог» утратил свою власть над сущим и определением природы человека. В то же время «христиан* ский Бог» является ведущим представлением для «сверх* чувственного» вообще и его различных истолкований, для «идеалов» и «норм», для «принципов» и «правил», для «це* лей» и «ценностей», которые воздвигаются «над» сущим, чтобы наделять это сущее целью, придавать ему порядок и, коротко говоря, наделять его «смыслом». Нигилизм — это исторический процесс, в ходе которого «сверхчувствен* ное» ослабевает в своем господстве и становится недейст* вительным, так что само сущее утрачивает свою ценность и смысл. Нигилизм есть история самого сущего, через кото* рую медленно, но неудержимо дает о себе знать смерть христианского Бога. Вполне возможно, что в этого Бога еще продолжают верить и считают его мир «действитель* ным», «действенным» и «полагающим меру». Это похоже на давно погасшую звезду, в льющемся свете которой уже нет жизни. Таким образом, для Ницше нигилизм никоим

28

образом не представляет собой кем*то «представляемого» воззрения, равно как не является какой*то расхожей исто* рической «данностью» среди многих других, которые мож* но найти в истории. Нигилизм — это, скорее, продолжаю* щееся совершаться событие, в котором истина о сущем принципиально меняется и устремляется к определенному ею концу.

Издавна истина о сущем в его целом означает «метафи* зику». С давних пор каждая эпоха, каждое поколение вле* комо метафизикой и через нее вступает в определенное от* ношение к сущему в целом и тем самым к самому себе. Ко* нец метафизики выражается в крушении сверхчувственно* го и его «идеалов». Тем не менее конец метафизики ни в коей мере не означает прекращения истории. Он является началом серьезного отношения к упомянутому «событию»: «Бог мертв». Это начало уже дает о себе знать. Сам Ницше понимает свою философию как ознаменование нового времени. В наступающем, то есть XX веке он уже прозре* вает начало той эпохи, перипетии которой нельзя срав* нить с уже известными. Кулисы мирового театра какое*то время еще могут оставаться прежними, но пьеса уже иная. Исчезновение прежних целей и обесценение прежних ценностей больше не воспринимается как одно лишь уничтожение, их отсутствие и утрата не оплакиваются, но приветствуются как освобождение, всему этому содейст* вуют как окончательному успеху и постигают его как за вершение.

«Нигилизм» — это овладевающая сознанием истина о том, что все прежние цели сущего утратили свою силу. Од* нако, изменяя прежнее отношение к ведущим ценностям, нигилизм созревает для свободной и действенной задачи утверждения новых ценностей. Нигилизм, достигший сво* его завершения и полагающий меру будущему, можно на* звать «классическим нигилизмом». Ницше характеризует этим наименованием свою собственную «метафизику» и понимает ее как «противодвижение» (Gegenbewegung) всей предыдущей. Тем самым термин «нигилизм» утрачи* вает одно лишь нигилистическое значение в смысле разру* шения и уничтожения прежних ценностей, простой ни*

29

чтожности сущего и бесперспективности человеческой ис* тории.

Нигилизм в его классическом варианте теперь означает освобождение от прежних ценностей как свободу для их переоценки. Наряду с ведущим словом «нигилизм» фраза о «переоценке всех прежних ценностей» является для Ниц* ше еще одним основным положением, через которое его ос* новная метафизическая позиция получает свое место и оп* ределение в истории западной метафизики.

Говоря о «переоценке ценностей», мы имеем в виду, что место прежних ценностей занимают какие*то другие, од* нако для Ницше «переоценка» означает, что не только прежние ценности утрачивают силу, но и само «место» для них исчезает. Это значит, что изменяются вид и направле* ние утверждения новых ценностей, а также определение их сущности. Впервые в вопросе о переоценке речь заходит о бытии как ценности, и вместе с тем метафизика становит* ся размышлением о ней. Это изменение помимо прочего означает, что не только обесцениваются прежние ценно* сти, но и, прежде всего, искореняется потребность в ценно* стях прежнего вида, находящихся на прежнем месте, а именно в области сверхчувственного. Надежнее всего ис* коренение прежних потребностей достигается воспитани* ем, заставляющим все сильнее забывать прежние ценно* сти, а также упразднением прежней истории путем пере писывания ее основных черт. «Переоценка прежних цен* ностей» — это прежде всего изменение прежнего принци* па утверждения этих ценностей и «взращивание» потреб* ностей в новых ценностях.

Если такую переоценку необходимо не только совер* шить, но и обосновать, тогда для этого необходим «новый принцип», то есть установление того, откуда сущее в его целом вновь определяется как полагающее меру. Если же истолкование сущего в целом не должно совершаться на основании заранее утвержденного над ним сверхчувствен* ного мира, тогда новые ценности и их нормативный харак* тер можно черпать только из самого сущего, а оно, таким образом, требует нового истолкования, через которое его основная особенность претерпевает определение, делаю*

30

щее эту особенность способной выступать «принципом» составления перечня новых ценностей и мерилом вы* страивания соответствующей иерархии.

Если обоснование истины о сущем в целом составляет сущность метафизики, тогда переоценка всех ценностей как обоснование принципа нового их утверждения есть метафизика в себе. В качестве основной особенности су* щего в целом Ницше постигает и утверждает то, что он на* зывает «волей к власти». Это понятие не только очерчивает то, что есть сущее в его бытии: словосочетание «воля к власти», которое со времен Ницше не раз входило в оби* ход, для него самого содержит в себе истолкование сущно сти власти. Всякая власть является властью только в той мере, в какой она стремится стать еще большей, и до тех пор, пока она к этому (то есть к самовозрастанию) устрем* ляется. Власть может удерживаться в себе самой, то есть в своей сущности, только благодаря тому что она идет выше уже достигнутых ступеней власти, то есть превозмогает и превосходит себя самое или, как мы говорим, сверхвласт вует (übermächtigt) над собою же. Как только власть засты* вает на какой*то ступени своего возрастания, она сразу же превращается в безвластие. «Воля к власти» никогда не оз* начает «романтического» желания безвластного заполу* чить власть, не означает устремления безвластного к захва* ту власти — она означает самополномочие власти к сверх* властвованию над самой собой.

«Воля к власти» одновременно характеризует основную особенность сущего и сущность власти. Вместо «воли к власти» Ницше часто говорит о «силе», и это легко может привести к недоразумению. Тот факт, что основную осо* бенность сущего он понимает как волю к власти, не явля* ется выдумкой и произволом фантазера, гоняющегося за своими химерами. Это глубинный опыт мыслителя, то есть опыт одного из тех одиночек, у которых нет выбора, кто должен выразить, что есть сущее в истории его бытия. Все сущее, поскольку оно есть и есть так, как оно есть,— «воля к власти». Этим наименованием обозначается об* ласть, из которой исходит и куда возвращается всякое по* лагание новых ценностей. Однако согласно сказанному их

31

утверждение не только потому является «переоценкой всех прежних ценностей», что на место этих ценностей в каче* стве высшей оно ставит власть, а прежде всего потому, что сама власть, и только она, полагает новые ценности, сохра* няет их значимость и решает вопрос о возможном оправда* нии такого полагания. Если все сущее есть воля к власти, тогда «имеет» ценность и «есть» ценность как таковая толь* ко то, что власть совершает в своей сущности. Однако власть есть власть только как возрастание власти. Чем глу* биннее власть является властью и чем сильнее все сущее определяет только она одна, тем решительнее она не при* знает ничего вне себя самой как ценное и значимое. Это означает, что воля к власти как принцип полагания новых ценностей не терпит никакой иной цели, кроме сущего в целом. Но поскольку все сущее как воля к власти, то есть как никогда не прекращающееся сверхвластвование над собой, должно быть постоянным «становлением», а это по* следнее никогда не может иметь никакой «цели», кроме своего «вперед» и «дальше», и постоянно, будучи вовле* ченным в возрастание власти, возвращается только к нему, сущее в целом как это властное становление тоже должно вновь и вновь возвращаться и приносить с собой то же са* мое.

Поэтому основная особенность сущего как воли к вла* сти одновременно определяется как «вечное возвращение того же самого». Так мы приходим к еще одному основно* му положению ницшевской метафизики и к тому же от* мечаем важный момент: только из достаточно глубоко по* нятой сущности воли к власти становится ясно, почему бытие сущего в целом должно быть вечным возвращени* ем того же самого. И наоборот: только из сущности веч* ного возвращения того же самого можно постичь сокро* венную глубину и необходимость воли к власти. «Воля к власти» говорит о том, что есть сущее согласно своей «сущности» (состоянию). «Вечное возвращение того же самого» говорит о том, как должно быть сущее такой сущ* ности в целом.

Остается обратить внимание на один решающий мо* мент, а именно на то, что вечное возвращение того же са*

32