§ 23. Смертная казнь

Лишь правовые воззрения надындивидуалистического характера мо­гут оправдать смертную казнь, лишь они в основном признают за го­сударством право на человеческую жизнь. Вот слова Бисмарка из речи 1 марта 1870 г.: «Не во власти человека без оправдания государства распоряжаться карающим мечом». Отказ от индивидуалистических воззрений на государство, послуживший основанием для возврата к смертной казни, наглядно иллюстрирует меморандум к новому фашистскому Уголовному кодексу Италии, в котором этот шаг вос­хваляется как триумф надындивидуалистических государственно-правовых воззрений: «Данная реформа еще одно подтверждение изменившегося духа итальянской нации, обретения мужественности и энергии нашим народом, полное освобождение нашей правовой и политической культуры от влияния чуждых идеологий, с которыми непосредственно была связана отмена смертной казни». Под этими идеологиями понимали прямо выраженные «индивидуалистические идеи, победившие по ту сторону Альп». Их рассматривали как оши­бочное утверждение Канта, что индивид - самоцель, и его нельзя ис­пользовать в качестве средства. Наоборот, истина заключается в том, что общество, рассматриваемое как единый организм и включающее в себя бесчисленные поколения, и государство, которое представляет собой его правовую структуру, имеют собственные цели, живут во имя этих целей, в то время как индивид - бесконечно малый и прехо­дящий элемент социального организма. И его действия, все его суще­ство должны подчиняться государственным целям».

Индивидуалистические идеи, столь ненавистные фашистской Италии, основаны на взглядах великого итальянца, до сих пор составлявшего славу этой страны, - Чезаре Беккариа, первого мыслителя, выступив­шего за отмену смертной казни (Ое1 с1е11Ш е с!е11е репе, § 16). Он дока­зывал несовместимость смертной казни с индивидуалистическими взглядами на государство, исходя из теории общественного договора. С его точки зрения, смертная казнь противоречит общественному договору, так как жизнь - неотъемлемое правовое благо; самоубийство -предосудительно и недостойно, потому право на самоубийство, воп­лощенное в смертной казни в общественном договоре, также проти-

185

Философия права

воречит добрым нравам, и соответственно - ничтожно^(ш). Убедитель­ной эта аргументация была бы лишь в том случае, если бы согласно теории общественного договора смертная казнь зависила бы от того, что она была бы действительно, а не мысленно желаемой преступни­ком, то есть если он разумом не мог не хотеть ее, если она продиктована его собственными интересами. В той мере, в какой распоряжение соб­ственной жизнью признается лишь как образ в интересах собственной смерти, недопустимость смертной казни не может более служить ар­гументом. И вопрос о правомерности смертной казни не может бо­лее звучать: было ли дозволено (сЬггЧе) преступнику, но лишь так: мог ли преступник согласиться на смертную казнь?

Противник Беккариа Руссо совершает ту же самую ошибку в своих рассуждениях. Руссо признает правомерность согласия на смертную казнь в общественном договоре лишь для крайнего случая - убийства, потому что согласие дается не на смерть, а на вполне отдаленную опас­ность смерти и потому что отнюдь не безнравственно подчинять себя угрозе смерти во имя сохранения жизни: «...чтобы не стать жертвой убийцы, человек соглашается умереть в том случае, если сам должен стать убийцей. Согласно этому договору, далекие от права распо­ряжаться собственной жизнью люди думают лишь о том, чтобы ее обезопасить; и не следует предполагать, что кто-либо из договариваю­щихся при этом заранее решил дать себя повесить». (Об общественном договоре. II, 5). Для Руссо становится возможным сконструировать фикцию согласия убийцы на смертную казнь, которое он переносит на тот момент, когда он еще и не думал стать убийцей. И разве из ска­занного не следует, что Руссо превращает договор, создающий госу­дарство, в фиксированный во времени, а потому и исторический факт и одновременно непроизвольно возвращается к столь решительно от­вергнутой им в начале «общественного договора» историчности дого­ворной теории. Если договор, лежащий в основе государства, считают фикцией, то этот договор следует мыслить не как заключенный еди­ножды и вне времени, а как вновь и вновь заключаемый каждое мгнове­ние. Справедливое государство, всякий раз предпринимая иное свое действие, должно задаваться вопросом, явилось ли оно результатом со­гласия всех участников договора даже в момент, когда убийца кладет голову на плаху. И лишь в том случае смертная казнь в договорной тео-

⁽¹³²⁾ Французский писатель Сенанкур выводит право на убийство из права госу­дарства распоряжаться жизнью и смертью индивида (Беккариа приводит диаметрально противоположный аргумент тот, кто может передать го­сударству право на свою жизнь, должен сперва сам иметь право на собствен­ную жизнь). С. Вгапаез. ЬгН. ае$ 19 ]Ъ. 1-1882, 5. 71 ^

186