§ 3. Научные направления в философии права

4. Этот потенциал использовали К. Маркс и Ф. Энгельс для обоснова­ния исторического материализма⁶. Но если для Гегеля, рассматриваю­щего действительность как саморазвитие разума (духа), в тождестве должного и сущего должное играет определяющую, активную, дея­тельную, а сущее - подчиненную, пассивную роль и служит лишь внеш­ним проявлением должного, то в историческом материализме должное, или, по выражению К. Маркса, сознание, определяется сущим, или бытием. «Тем самым гегелевская диалектика вновь стано­вится с головы... на ноги» (Ф. Энгельс). Экономическая теория явля­ется, с одной стороны, наукой идеологической, а с другой - наукой объективно необходимой. Марксисты постулируют положение об «экономическом базисе и политико-правовой надстройке, в которой в конечном счете находят отражение исторически обусловленные ре­лигиозные, философские и прочие взгляды и интеллектуальные тече­ния каждого определенного общества». В то же время она содержит политический прогноз: логика экономического развития с объективной необходимостью приводит к формированию социалистического обще­ства и соответственно к созданию социалистического правопорядка.

Марксисты, исходя из своей гипотезы об объективном причинно-следственном характере исторического процесса, не ограничиваются телеологическим обоснованием своих теоретических выводов, а ут­верждают грядущую неизбежность перехода социализма «от утопии к науке». И таким образом постулируются два принципа: согласно первому принципу философия права рассматривается, по-видимому, сторонниками исторического материализма как несамостоятельная составная часть социальной философии. Согласно второму принципу социальная философия в свою очередь является составной частью эм­пирической социологии.

Но эти два принципа следует толковать ограничительно. С одной сторо­ны, на более поздних этапах развития исторического материализма был признан самостоятельный характер идеологии и права. Уже К. Маркс считал, что идеальное - это преобразованное, измененное в челове­ческом сознании материальное. Но при этом он не уточнял, в какой форме материальное отражается в сознании людей. В дальнейшем Ф. Энгельс признает, что они оба «...из-за содержания пренебрегали вопросом формы»⁷. Вот наглядный пример той роли, которую играет

Гораздо более важным, чем необозримая литература об историческом материа­лизме, является его применение к историческому опыту. О праве см. К. Кеппег, О1е КесЬ15Ш8Й1и1е йез Рпуа(гесп15 ипс! 1Ьге 5ог1а1е Рипк(юп, 1929: РснсНиКапгз, А11§. КесЬЫеЬге ипс! Матзтш, 1927. ВпеГ ап МеЬгт§ v. 14 1и11 1893.

31

Философия права

§ 3. Научные направления в философии права

форма при преобразовании материального в идеальное. Требование свободы и ее осуществление отвечало интересам и возросшему влия­нию нарождающейся буржуазии. Однако свобода, которую она имела в виду, была свободой не только для нее, но свободой для всех, и имен­но потому, что она боролась за эту свободу как за собственное право.

Право же по своей сути направлено на достижение справедливости. Справедливость требует всеобщности закона, равенства всех перед за­коном. Требование, предъявляемое в форме закона, означает также признание за другими права на то, что каждый требует для себя. По­скольку буржуазия требовала предоставления ей свободы в форме за­кона, постольку эта свобода была для всех, постольку она могла также быть свободой пролетариата, использующего ее в качестве инстру­мента борьбы против той самой буржуазии, интересам которой эта свобода призвана была служить.

Этот пример показывает, во-первых, что подобная трансформация экономических интересов и сил в форме права означает его самостоя­тельное развитие независимо от материальных народно-хозяйственных факторов, лежащих в основе данной правовой формы. И во-вторых, что самостоятельно развивающееся право способно со своей стороны воздействовать на экономические отношения. И как следствие этого, экономический базис и политико-правовая надстройка взаимодей­ствуют друг с другом⁸.

И если тем самым подтверждается самостоятельность философии права среди других общественных наук, то как следствие этого следу­ет критически относиться к отождествлению социальной философии и социологии, сущего и должного, предопределенной объективной тенденцией к прогрессивному развитию и целесообразности. Несом­ненная притягательность Коммунистического манифеста заключалась в том, что в противоположность своим предшественникам-утопис­там, взгляды которых опирались на зыбкую почву желаний и надежд, благих намерений, прекраснодушной, но далекой от реальности метафи­зической идеологии, основоположники научного социализма, убежден­ные во всепобеждающей силе разума, строили свое учение на прочном фундаменте доказуемых и неопровержимых расчетов. Для них социа­лизм - объективная закономерность развития человеческого обще­ства. Его наступление неизбежно, как если бы это было предписано судьбой, которой бесполезно оказывать сопротивление и которая ок-

Р. Еп$еЬ. ВпеГ ап Сопгас! 5сЬгш<11 v. 27 Ок1оЪег 1890 (со ссылкой на право); КааЪтсН. Юаззепгесп! ипс! КесЬшёее, 2е1(5сЬг. {. зо21а1ез Я. 1Ьг§ 1, 1929, 5. 75 {{.

рыляет Надежду. Однако совершенно очевидно и то, что учение о не­избежном социалистическом будущем человечества способно скорее убеждать его сторонников, нежели обеспечивать его правоту. И в са­мом деле, социалисты провозглашают свою приверженность социа­лизму. Но не в силу их убежденности в его окончательной победе, а потому, что видят несправедливость современного им общества, по­строенного на «ограблении» и «угнетении» трудящихся. Установление же социалистического строя продиктовано с их точки зрения требова­ниями справедливости. Социализм в действительности не только прогноз, но и лозунг, не только пророчество, но и Программа, не толь­ко фатализм, но и политика. С тех пор, как идея социализма более не является мечтой отдаленного будущего, а служит руководством к действию, ее осуществлению на практике все чаще стремятся дать теоретическое обоснование. Материалистическое понимание истории, рассматривающее процесс общественного развития с позиций диалек­тически трактуемого эмпиризма и причинно-следственных связей, вольно или невольно становится теоретической базой для телеоло­гической (в антропоцентристском смысле) социальной философии и философии права социализма⁹.

5. Итак, пламя философии вновь и вновь освещало пути развития ис­торической науки, как в гегелевской, так и в материалистической (мар­ксистской) интерпретации, вопреки позитивизму, который угрожал потушить его, и благодаря ценностному подходу к опосредствованию мира действительного бытия. Ныне, увы, это пламя угасло. Мы всту­паем в десятилетия юридического позитивизма. Правовая ценность уже более не служит критерием правовой действительности. Ее объяв­ляют лишенной научной значимости и сознательно ограничивают эмпирическими исследованиями права. Место философии права за­нимает «Всеобщая теория права», которая представляет собой самый верхний этаж позитивной правовой науки. Перед ней в свою очередь стоит задача сперва изучить правовые понятия, общие для различных правовых дисциплин, может быть, даже выходящие за рамки нацио­нального правопорядка. Затем рассмотреть родственные правовые понятия различных правопорядков в сравнительном плане. И нако­нец, выходя за рамки сферы права, исследовать их взаимосвязи с дру­гими областями культуры¹⁰.

Наиболее ярким примером данного направления теоретической мысли являет ся Непйпк <1е Мал, Рзуспо1о§1е с!е$ 5о21аКзти5, 1926; КаЛгисН, иЪеттйипд с!е$ Матзтиз? СеаеИзсЬаЙ 1926, II, 5. 368 ((.

Программу всеобщей истории права разработал К. Вег$ЪоЪт, 1ипзргш1еп2 и. Кесп1зрЫ1о8орЫе, 1892. Основные представители этого направления -Р. Бирлинг, А. Меркель, К. Биндинг.

32

33

2-301

Философия права

Эта чисто эмпирическая всеобщая теория права заслуживала бы здесь упоминания лишь исключительно в связи с «эвтаназией» философии права, если бы в ней самой почти помимо ее воли не пробудился фи­лософский инстинкт. Развиваемые ею правовые понятия - это по большей части не только те понятия, общность которых для всех ис­следуемых правопорядков доказана индуктивным методом, но скорее даже такие, которые могут быть априорно принципами, действующи­ми в любом мыслимом правопорядке. Ниже будет показано, что такие понятия, как субъект и объект права, правоотношения и противо­правность, равно как и само понятие права, не случайные понятия правопорядков, но служат необходимым условием для определения правопорядка в собственном смысле этого слова. Такого рода понятия не являются предметом эмпирической «Всеобщей теории права», но уже относятся к философии права - правда, лишь позитивного права. Полученные в результате критического анализа позитивного права, они не могут быть использованы вне его рамок, для его оценки. И хотя к этим понятиям применим критерий ценности, они представляют собой не предмет права, а инструмент его познания. И потому вопрос, на который они отвечают, звучит следующим образом: «Какова суть правильного понимания права?» Но отнюдь не вопрос: «В каких случа­ях право правильно применяется?» Все эти понятия относятся к юри­дической теории познания, то есть к философии как к науке, но не к философии права как одной из отраслей практической философии.

6. Всеобщая теория права была бы немыслима без Рудольфа фон Иеринга, вклад которого в развитие права выходит далеко за рамки позитивизма. И потому его нельзя оценивать только с позиций этого направления юридической мысли. Он вобрал в себя все упомянутые выше идеи. Благодаря ему из сплава этих идей возродилась филосо­фия права и были пересмотрены юридические методы.

Иеринг реализовал программу исторической школы и пошел дальше. Реализовал, поскольку в своей работе «Дух римского права» (полное название - «Дух римского права на различных ступенях его развития». -Ред.) гениально выявил связь права с «народным духом». Но и пошел дальше. Вместо расплывчатого «стремления» он поставил целенаправ­ленную «волю» в качестве движущей силы развития права: «Цель -творец права в целом» и «В борьбе обретешь ты право свое» - вот лейтмотив обеих его работ «Цель в праве» и «Борьба за право». Ирра­ционализму «исторической школы» он вновь противопоставляет ра­циональность. Но, в отличие от Гегеля, не как «логическую диалектику понятия», а как «практическую императивность цели», не как фило-