panchenko-monogr

бой» [цит. по: Литвак, 2002, c. 305]. Мы назвали бы этот процесс эмоциональной проекцией экологичного общения. Из этого тонкого наблюдения, которое должно быть введено в эмоциональную коммуникативную компетенцию [Shakhovsky, 2003] толерантного/экологичного общения, следует, что мы изначально всегда несправедливы в своих эмоциональных суждениях о других. Отсюда и библейское «Не судите, да не судимы будете», «Не лжесвидетельствуй», «Не возжелай …» (т.е. не завидуй). Получается, что уже в Нагорной Проповеди Христа изложены основные принципы толерантного общения людей друг с другом. Да и вся христианская религия призывает терпеть и прощать как образец эмоциональной толерантности.

9. Злоба и зависть — главные источники вербальной эмоциональной нетолерантности людей. Светская мораль их не осуждает, а религиозная мораль призывает изгонять их из своей души и, следовательно, из речи своей.

Сложность заключается в том, что стрелки этих эмоций трудно перевести на вежливость, которую А. Шопенгауэр считал молчаливым соглашением игнорирования и неподчеркивания друг в друге моральной и духовной нищеты. Тем более что правила вежливости в КЭС злобы и зависти нарушает другое правило — «Будь искренен». А неискренняя вежливость, комплимент, лесть все равно нарушают равновесие эмоциональной толерантности речевых партн¸ров. Это временная, сиюминутная толерантность по обоюдному умолчанию. В то же время неискренняя вежливость может и поработать на принцип амортизации конфликта, и обострить его. Вс¸ зависит от конкретной КЭС. Как же в курсе практической вежливости обу- чать людей общению в КЭС?

Думаем, что в лабораторных условиях все типы КЭС предусмотреть невозможно: реальное эмоциональное общение людей намного разнообразнее типичных ситуаций, особенно в сфере конфликтного общения, в котором как раз и требуется эмоциональная толерантность. Но основные принципы толерантного балансирования все же необходимо закрепить в коммуникативной (эмоциональной) компетенции обучаемых. В любом случае обучаемые должны знать, что «побороть свой аффект — значит в большинстве случаев воспрепятствовать его (временному? — Â.Ø.) излиянию и образовать затор, стало быть, сделать его опасным» (А. Шопенгауэр) (цит. по: [Литвак, 2002, c. 33]). Выхода, кажется, нет: и так плохо, и так. Но в любом случае техника амортизации как отказ от ответной вербальной агрессии будет проявлением эмоциональной толерантности комму-

41

никантов. Считаем эту технику главнейшей речевой стратегией экологич- ного общения в условиях негативных КЭС.

Тактики и стратегии речевого общения в условиях КЭС, в частности принципы эмоциональной толерантности (терпимости) как технические рациональные приемы амортизации, считаем ядром коммуникативной компетенции как монолингвов, так и искусственных билингвов. Формирование такой компетенции в общеобразовательной и высшей школе актуально и значимо, т. к. она представляет собой единственный психологи- ческий механизм снятия или осознанного сокрытия раздражения (всего кластера эмоций группы гнева) и коммуникативный механизм смягчения речевой агрессии. Другими словами, одной из лингводидактических проблем современной коммуникативистики является разработка методики рационализации эмоций в условиях КЭС.

И.А. Стернин прав, когда пишет: «Обучение толерантному коммуникативному поведению — вполне реальная задача, связанная с формированием вежливости, навыков речевого этикета и культуры общения» [Стернин, 2003]. Коммуникативные аспекты толерантности, к сожалению, ни в одном из госстандартов высшего образования не предусмотрены. А лингвисты уже давно и настойчиво предлагают свои разработки по этой проблеме и привлекают к ним внимание авторов национальной программы по образованию [Вепрева, 2002; Культурные практики… , 2004; Купина, 1995; Шаронов, 2004 и др.]. Воспитанию толерантности при обучении родному и иностранному языкам в школе и вузе, коммуникативным качествам речи в аспекте толерантности, категориальным ситуациям эмоционального (вызывающего, манипулятивного и т.п.) диалога, принципам толерантности в конфронтационном дискурсе, способам создания семантики сотрудничества в детских и взрослых коллективах, тактикам и стратегиям толерантности в научной коммуникации, т.е. везде, где коммуниканты находятся в одной из КЭС, необходимо уделять специальное внимание в курсах коммуникативистики. Считаем необходимым обучить будущих специалистов хотя бы правилам речевой вежливости через эвфемизацию как способ эмоционально-речевого сдерживания и гармонизации общения.

Толерантность в действительности многопланова, и всем ее коммуникативным механизмам обучить невозможно. Но какой-то минимум ее постулатов для актуальных КЭС должен быть введ¸н в содержание коммуникативной компетенции языковой личности. Решению проблем коммуникативной толерантности могли бы послужить специальные практические пособия по речевому преодолению эмоциональной нетер-

42

пимости к Другому, к инакости и по повышению эмоционального интеллекта коммуникантов [Goleman, 1997]. В социальных условиях, активно способствующих развитию и распространению агрессивного речевого взаимодействия, проблема эмоциональной толерантности к разнообразным эмоциональным речевым актам представляется актуальной для современной коммуникативной парадигмы языкознания.

Из вышесказанного очевидно, что толерантность становится важнейшим параметром экологичного общения.

СОДЕРЖАНИЕ НАУЧНОГО НАПРАВЛЕНИЯ «ЭМОТИВНАЯ ЛИНГВОЭКОЛОГИЯ»:

ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Н.Г. Солодовникова

Every act is an ecological act.

G. Schaller

Эмотивная лингвистика и лингвоэкология, служащие источником формирования нового научного направления — эмотивной лингвоэкологии, с энтузиазмом разрабатываются уже не одним поколением российских и зарубежных ученых, что свидетельствует об их актуальности для современного общества (обзор см.: [Леонтович; Солодовникова, 2010 и др.]). У этих областей научного знания разный возраст и неодинаковые истории развития. Однако плодотворность их обеих проявилась, в частности, в том, что они породили эмотивную лингвоэкологию как самостоятельное науко¸мкое исследовательское направление.

Как уже неоднократно отмечалось в целом ряде публикаций, современное научное знание характеризуется тенденцией к «экологизации». Это означает распространение идей и терминопонятий первоначально исключительно биологической экологии как науки об охране окружающей среды (по Э. Геккелю) на другие естественнонаучные и даже гуманитарные науки. Неудивительно, что постепенно «экологизируются» и лингвистика, и эмотиология. Над предметной, методологической и терминологической областями лингвистической экологии (варианты: экология языка, языковая экология, лингвоэкология, эколингвистика) работают уже целые группы ученых. Об интересе, проявляемом исследователями к вопросам связи экологии, языка, эмоций, свидетельствуют по-

© Солодовникова Н.Г., 2013

43

явление различных лингвоэкологических объединений в разных регионах России (напр., Лаборатория лингвоэкологии и речевой культуры Сибирского федерального университета, Центр экологии русского языка Пензенского государственного педагогического университета, Лаборатория экологии языка и речи Тамбовского государственного университета и др.) и проведение различных семинаров, дискуссий и конференций [Экология русского языка, 2008—2012; Экология языка и речи, 2012; Русский язык…, 2001, 2004, 2007, 2010 и др.]. Однако общепринятая точка зрения на статус эмотивной лингвоэкологии все ещ¸ отсутствует, ведь не закончилось и становление одной из двух «родительских» наук — лингвистической экологии. Высокий индекс цитирования трактовки понятия лингвоэкологии, предложенной А.П. Сковородниковым, позволяет предположить, что именно она в достаточной степени удовлетворяет запросам исследователей, работающих в данной области науки. Уч¸ный определяет лингвоэкологию как «исследование проблематики языковой и речевой деградации (исследование факторов, негативно влияющих на развитие языка и его речевую реализацию) и проблематики языковой и речевой реабилитации (исследование путей и способов обогащения языка и совершенствования системы этических и прагматических постулатов речевого общения)» [Сковородников, 2000, с. 70].

Проблеме разработки собственной понятийно-терминологической системы, без которой не могут произойти становление и признание лингвоэкологии как самостоятельной научной дисциплины, уже посвящено внушительное число специальных научных публикаций (обзор см.: [Шаховский, Солодовникова, 2010 и др.]). Сейчас можно наблюдать, что авторы лингвоэкологических по тематике публикаций широко пользуются не только общелингвистическими терминами и понятиями близкородственных дисциплин (культуры речи, стилистики, социолингвистики и др.), но и терминологическим аппаратом биологической экологии, разумеется, в соответствующем лингвоэкологическом переосмыслении. Широко употребляются, например, такие термины, как языковая (речевая) среда (оби-

тания, существования), загрязнение языковой (речевой) среды, чистота (очищение) языковой (речевой) среды, болезни языка, оздоровление языка и др. [Сковородников, 2000, с. 71].

Мы считаем, что наибольший интерес для лингвоэкологии представляют такие биоэкологические термины, которые можно использовать, соответствующим образом трансформировав их семантически и формально, в случаях, когда отсутствует само понятие и, следовательно, его терминоло-

44

гическое обозначение. Привед¸м примеры предложенных А.П. Сковородниковым лингвоэкологических терминопонятий.

Лингвонекроз (по Фр. Данешу и С. Чмейрковой, исчезновение отдельных языковых категорий, типов текстов и коммуникативных функций) нас интересует в связи с возможностью исчезновения языковых категорий эмотивной этичности, эмотивно безопасных, «здоровых» текстов и терапевтической (возвышающей) функции языка [Шаховский, 2007].

Исследовать предел толерантности языка (Л.В. Савельева вслед за В.В. Колесовым оперирует понятием критической массы негативных явлений в развитии всех составляющих русского языка) мы считаем необходимым в связи с безраздельным доминированием мата во всех сферах функционирования русского языка, повышением плотности негативных эмотивов разной семиотической природы в текстовом коммуникативном пространстве России, ростом агрессии как вида деструктивного общения во всех без исключения сферах человеческой коммуникации [Солодовникова, 2010]. Очевидно, что предложенные А.П. Сковородниковым термины могут успешно применяться в рамках эмотивной лингвоэкологии.

Известно, что эмоциональная сфера человека является проводником, через который слово воздействует на физиологические механизмы регулирования его жизнедеятельности. Поскольку у эмоций и языка человека биологическая природа, становится ясным, что негативные эмоции в языке могут являться разрушающим здоровье фактором и причиной конфликтов в эмоциональных коммуникативных ситуациях (см.: [Кара-Мурза, 2011]).

Из сказанного очевидно, что в коммуникативной парадигме лингвоэкология и эмотивная лингвистика объединяются общностью базовой проблематики и понятийной системы через изучение эмоций в человеческом общении. Эмотивная лингвоэкология, таким образом, изучает этику, культуру выражения эмоций в языке.

В настоящее время в значительном количестве публикаций высказывается явная тревога лингвистов-экологов за здоровье как языка, так и его пользователей. Уч¸ные обращают внимание на негативное влияние информационной среды на человека и сдвиг баланса эмоций в современном глобальном коммуникативном пространстве в сторону негатива: отрицательные эмоции реже скрываются и меньше подавляются. Исследователи причин экспансии негативно окрашенной эмоциональной коммуникации призывают государственные институты заняться проблемой повышения уровня терпимости в коммуникативном сообществе и предлагают свою

45

помощь в просвещении всех желающих через формирование эмоциональной/эмотивной компетенции коммуникантов и интеллектуализацию эмоций. И с этим нельзя медлить, ведь распространение агрессивных эмоций, как неоднократно отмечалось многими исследователями, вредно для здоровья — неэкологично с позиций общественного поведения [Волкова, 2012; Шаховский, 2010; Шаховский, Солодовникова, 2010 и др.].

Эмотивная лингвоэкология рекомендует коммуникативному сообществу пересмотреть свою языковую политику и более или менее выдерживать основной параметр экологичности — этичность в трансляции эмотивных смыслов (через баланс отрицательного и положительного модусов эмотивности). Уч¸ные призывают общающихся быть более милосердными, бережными друг к другу, не провоцировать только отрицательные эмоции, тем самым негативно влияя на здоровье друг друга [Шаховский, 2007; Шаховский, Ионова, 2012 и др.].

В экологичной коммуникации адресант в идеале должен превыше всего ставить коммуникативное благополучие адресата. Этого можно достичь через этичное обращение с его эмоциями и реализующими их семиотическими знаками. Человек «упаковывает» свои эмоции в систему эмотивных средств языка и воспроизводит их в эмоциональных коммуникативных ситуациях. Лингвистикой эмоций установлена следующая взаимозависимость: ситуации формируют эмоции, которые влияют на выбор реализующих их семиотических знаков, и наоборот. Экологичности коммуникации способствует баланс позитивно- и негативно-оценочных эмотивов.

Эмотивная лингвоэкология развивает достижения лингвоэкологии и эмотиологии и широко использует их терминологию. Так, например, загрязнители языка/речи позволяют определить коэффициент загрязн¸нности текста (можно подсчитать количество отрицательно оценочных эмотивов в конкретном тексте, фиксирующем определ¸нный фрагмент общения). В ряде случаев в коммуникативном пространстве можно выявлять

зоны лингвоэкологической чрезвычайной ситуации. Когда оскорбление осуществляется через использование инвектив, можно говорить о лингвотоксикологии. Советы экспертов по вопросам окружающей языковой (речевой) среды (лингвоэкологические советы) осуществляют лингвоэкологический мониторинг, à лингвоконфликтологи è юрислингвисты проводят лингвоэкологические экспертизы. Одной из перспективных и требующих своего решения задач эмотивной лингвоэкологии является проблема формирования лингвоэкологической резолюции и лингвоэкологических императивов.

46

Перефразируя Дж. Шеллера, высказывание которого представлено в эпиграфе («Каждый поступок оставляет свой след в экологии»), хочется добавить, что каждое слово оставляет свой след в коммуникации. А поскольку общение является доминантной формой человеческого существования, можно предположить, что каждое слово оставляет свой след в экологии и языка, и человека, ведь язык биологичен по своей сути.

Понимание того, что неправильное пользование языком может привести к его болезням и даже гибели, выливается в многочисленные тревожные призывы лингвоэкологов обращаться с ним бережно. А через язык —

èс самим человеком. В этой связи вспомним, например, как В.А. Сухомлинский призывал беречь, щадить неприкосновенность, уязвимость, ранимость другого человека, не причинять людям зла, обиды, боли, тревог и беспокойства.

Иногда общество ставит под сомнение саму целесообразность работы лингвистов и их усилий. Часто можно слышать упр¸ки в «переливании из пустого в порожнее», «раздувании проблемы на пустом месте» и пр. Авторитетно в этой связи звучит рассуждение академика Д.С. Лихач¸ва о том, что филология — «это высшая форма гуманитарного образования, форма, соединительная для всех гуманитарных наук, связь всех связей. <...> Она нужна всем, кто пользуется языком, словом; слово связано с любыми формами бытия, с любым познанием бытия: слово, а еще точнее, сочетания слов. Отсюда ясно, что филология лежит в основе не только науки, но

èвсей человеческой культуры. Знание и творчество оформляются через слово, и через преодоление косности слова рождается культура» [Лиха- ч¸в, 1989, с. 111—112].

Появившиеся в России лингвоэкологические организации можно назвать инфраструктурой этой науки. А инфраструктура созда¸тся для того, чтобы каждый человек мог разобраться в положении вещей и внести свой вклад в изменение волнующей его ситуации. Лингвоэкологические объединения призваны помочь любому желающему получить необходимые знания по проблеме, понять и поделиться своими знаниями с другими. Функция создаваемых организаций — образовательная, просветительная, информативная. То есть они призваны развивать экологическую компетенцию каждого человека как часть его общей коммуникативной компетенции.

Многочисленные публикации свидетельствуют, что целью эмотивной лингвоэкологии как науки, «дочерней» для эмотивной лингвистики, является «укрощение» эмоций. По мнению ученых, эмоции должны выпол-

47

нять функцию возвышения чувств, способствовать достижению гармонии в общении. От умения правильно выражать эмоциональные интенции в нужной ситуации зависит характер всей коммуникативной ситуации. И этика эмоций объясняет назначение эмотивной лингвоэкологии как новой отрасли гуманитарной науки, показывая роль эмотивного языка в различ- ных сферах человеческой коммуникации.

Эмотивная лингвоэкология предлагает рассматривать традиционные проблемы эмотиологии в аспекте экологичности эмоций:

типология эмотивных знаков различной семиотической природы, служащих для фиксации экологичных и неэкологичных проявлений эмоций;

влияние эмоционального интеллекта и эмоциональной/эмотивной компетенции на экологичность прагматики описания и выражения сиюминутных и прошлых эмоциональных переживаний, сокрытия, имитации, симуляции своих и чужих эмоций, т.е. на коммуникацию эмоций;

эмотивное семантическое пространство языка и эмотивное смысловое пространство языковой личности;

проблема эмансипации эмоций и их экологичное / неэкологичное влияние на языковые процессы;

критерии экологичности эмоций, языка и его знаков;

национально-культурная специфика этики эмоций;

экология человека и экологичность коммуникации и текста и др. Из привед¸нного перечня становится ясным, что проблемы и задачи

эмотивной лингвоэкологии во многом получены ею «по наследству» от эмотиологии.

Приоритетные направления исследований в рамках эмотивной лингвоэкологии, рассматриваемые в качестве ближайшей перспективы для научного поиска: 1) формулирование понимания экологичности эмоциональной / эмотивной коммуникации; 2) доказательство, что эмотивность — главный фактор экологичности; 3) определение соотношения модуса эмотивности с видом экологичности; 4) разработка моделей анализа экологичности; 5) развитие собственной терминосистемы и методов исследования; 6) апробация лингвоэкологических методов в коммуникативной стилистике и межкультурной коммуникации; 7) исследование связи здоровья языка, культуры, человека.

Как показывает анализ теоретических источников, в работах по эмотивной лингвоэкологии можно наблюдать динамику понимания ее объекта, предмета, цели и задач. Понимание экологичности коммуникации только через индекс эмотивности сменилось фокусом на этике эмоций. Экологичность коммуникации, таким образом, заключается в

48

соблюдении коммуникативных этических и эмотивных норм пользования языком.

Сейчас можно констатировать, что до сих пор ещ¸ нет ч¸ткого понимания того, что же такое этическая эмотивная норма пользования языком. На наш взгляд, методика эмотивной лингвоэкологии опирается на достижения эмотивной лингвистики и пользуется ее основным методом — категоризацией эмоций в лексико-семантической системе языка. Пока этот метод является ведущим. В работах по эмотивной лингвоэкологии подсчитываются отрицательно и положительно-оценочные эмотивы. От их баланса зависят экологичность/неэкологичность коммуникации. Этого метода недостаточно в тех случаях, когда нет ч¸ткого критерия определения модуса эмотивности. Это некоторые случаи оксюморонимов, языковой игры, абсурда, парадоксов, а также праведного гнева, благородной ярости и т.п.

Одним из примеров неопредел¸нности модуса экологичности можно считать парадокс. Данное явление подробно иллюстрирует художественное произведение Е.В. Клюева «Между двух стульев», где главному герою Петропавлу приходится постоянно сталкиваться с произвольным обращением со словами (отчасти это напоминает сказки Л. Кэрролла). Все персонажи этого произведения — Шармен, Бон Жуан, Всадник-с-Двумя-Голо- вами, Ой ли-Лукой ли, Муравей-Разбойник, Белое Безмозглое, Гном Небесный, Пластилин Мира, Мясной Царь, Гуллипут, Дитя-без-Глаза, Тридевятая Цаца, Спящая Уродина, Летучий Нидерландец, Смежная Королева, Слономоська, Шпрот-в-Сапогах, Дама-с-Каменьями и др. — «обманывают его на каждом шагу, морочат голову, заводят его в тупик, крушат все его надежды и иллюзии, попирают Жизненный Опыт и Здравый смысл», т.е. неэкологично обращаются с его эмоциями. Он «обескуражен и растерян, не понимает, как вести себя, тщетно пытается сориентироваться и, наконец, в недоумении разводит руками или просто обижается: да ему просто морочат голову, сбивают с толку!» [Клюев, 1989, с. 1]. Привед¸м одну из неэкологичных ситуаций.

…Петропавел уходил от моря. <…> Внимание его привл¸к какой-то предмет впереди. Петропавел двинулся к нему и издалека ещ¸ различил табличку вроде тех, что ставятся на газонах.

На табличке было написано КАТОК СОЗНАНИЯ, а под этой надписью три стрелки указывали разные направления. Против каждой стрелки значилось:

направо — «Получишь, что захочешь, но не удержишь»; налево — «Удержишь то, что получишь, но не захочешь»; прямо — «Захочешь то, что удержишь, но не получишь».

49

Петропавел просто обомлел от такого выбора: сначала ему показалось, что учтены все возможные выходы из ситуации, в которую он попал, — и дело только за тем, чтобы правильно определить направление будущего движения. Глаза разбегались от предложений. Однако, поразмыслив, он понял, что по существу выбора никакого и не предлагается, потому как в конце концов все равно ничего не приобретаешь. В первом случае — приобретенного не удерживаешь, то есть как бы и не получаешь, во втором — сам же от приобретенного отказываешься за ненадобностью, а в третьем — цепляешься за то, чего тем не менее не имеешь. Иными словами, все одинаково плохо — и куда ни идти, результат тот же… Это был очевидный тупик. Петропавел уставился на табличку в полном замешательстве» [Клюев, 1989, с. 35].

Данный персонаж испытывает целый кластер негативных эмоций, разрушительных для его самочувствия, — он сбит с толку и обескуражен. Привед¸нный текст эмоциогенен по своей сути и смешивает реальность с нереальностью.

Подводя итоги вышесказанного, отметим, что сейчас эмотивная лингвоэкология находится в начале своего пути и ее будущее зависит от того, насколько успешно будут разрабатываться уже перечисленные выше проблемы и задачи.

Ë è ò å ð à ò ó ð à

Вепрева И.Т. Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху. — Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2002.

Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание / пер. с англ. — М.: Рус. словари, 1996.

Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. — М.: Яз. слав. культуры, 1999.

Волкова Я.А. Неэкологичность деструктивного общения // Экология языка и речи: материалы Междунар. науч. конф. (17—18 нояб. 2011 г.) / отв. ред. А.С. Щербак. — Тамбов, 2012. — С. 52—55.

Гетте Е.Ю. Гендерный аспект современных коммуникативных процессов: автореф. дис. ... канд. филол. наук. — М., 2002.

Æóðà Â.Â. Дискурсивная компетенция врача в устном медицинском общении: моногр. — Волгоград: ВолГМУ ООО «ДарКо», 2008.

Иванов Вяч. Вс. Лингвистика третьего тысячелетия: вопросы к будущему. — М.: Яз. слав. культуры, 2004.

Кара-Мурза Å.Ñ. Лингвоконфликтология: основные понятия и вузовские варианты // Журналистика и культура русской речи. — 2011. — ¹ 2 (58). —

Ñ.64—79; Продолжение. — ¹ 3 (59). — С. 54—73; Заключение. — ¹ 4 (60). —

Ñ.64—79.

50