panchenko-monogr

Таким образом, одна и так же лексика, одно и то же вербальное и невербальное поведение могут быть как экоположительными, так и экоотрицательными в зависимости от мотивов и целей коммуникантов.

К ПРОБЛЕМЕ ЯЗЫКОВОЙ КАТЕГОРИЗАЦИИ «СМЕШАННЫХ ЧУВСТВ»

(ДВУМОДУСНАЯ ЭКОЛОГИЧНОСТЬ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ КОММУНИКАЦИИ)

А.А. Штеба

Определение смешанное онтологически применимо к любому эмоциональному переживанию. Другими словами, каждая эмоция более / менее амбивалентна по причине динамичности мира эмоционального, что находит отражение в языке, который категоризует эту особенность. Проблема заключается в том, что характер подобной категоризации за- частую скрытый, потенциальный, когда средством выявления положительного знака у отрицательной эмоции и наоборот является коммуникативная ситуация вербализации эмоций человеком.

Наглядно показать сущность понятия «смешанные чувства» может следующий пример: смешанные чувства — это когда Ваша теща летит в обрыв на Вашем автомобиле. Данный феномен своими корнями уходит к синкретизму мышления древнего человека. Именно поэтому в терминологическом аппарате лингвистики наряду с традиционным понятием языковой личности наличествует термин амбивалентная языковая личность, под которым понимается принципиальное единство взаимоисключающих начал в говорящем, что реализуется в языке [Котова, 2008, с. 9]. Формулируя концепцию антропологии воображаемого, Ф.И. Гиренок особое внимание обращает на проблему амбивалентной природы человека, являющегося «волкозайцем», научившимся одновременно существовать на двух прямо противоположных эмоциональных полюсах [Гиренок, 2012, с. 27]. Как следствие, лишенная амбивалентности эмоция, которая чужда двойственной сущности человека, есть дезактивированная эмоция, убитая монотонным повторением одного и того же чувства [Там же, с. 56].

М. Мишин пишет о смешанных чувствах в одноименном рассказе следующим образом: Чистую, беспримесную эмоцию последний раз видели в романе Тургенева. Ныне — сплошные оттенки и полутона. Смутные

© Штеба А.А., 2013

401

ощущения стали нормой, двойственные чувства — единственно возможными [Мишин, 1990, с. 40]. В данное понятие автор включает свою обеспокоенность тем, что представители будущего поколения не смогут определять сущность выражаемой эмоции, а это в результате приведет к деэмоционализации человека: Смешиваться их будет все больше, а сами они — делаться все меньше, пока в итоге не образуется одно огромное, необъятное чувство, состоящее из бесконечного количества мельчайших чувствочек, практически равных нулю. Останется лишь придумать этому грандиозному гибриду достойное название [Там же]. Здесь следует вспомнить и сюжет фильма «Эквилибриум», и утопию Дж. Оруэлла «1984». Заметим лишь, что в названных произведениях усилия правящих лиц направлялись на искоренение эмоций, т.е. ни о каком естественном процессе здесь говорить не приходится.

Возникновение смешанного чувства представляет собой процесс конкретизации эмоции посредством выделения в ней множества прагмати- ческих оттенков, которые могут трансформировать оценочный вектор эмоционального переживания, соседствующий с эталонным (норма и отклонение от нее). Мы придерживаемся такого мнения, что вскрытие человеком амбивалентности эмоций есть не более чем движение к качественно новому этапу понимания природы эмоций, т.е. это стало следствием внимательного изучения эмоциональных переживаний: их оценочного знака и его лабильности; множественности лексико-семантических форм объективации того или иного эмоционального переживания, из чего происходит и дифференциация одной и той же эмоции в зависимости от ее «языковой упаковки»; разницы в индивидуально-личностном видении одной и той же эмоции; коммуникативного сбоя, обусловленного неадекватной интерпретацией адресатом эмоций адресанта, и т.д.:

Pour tuer, il faut s’avancer, regarder, йtudier, prйvoir les rйactions de son adversaire. Donc, s’intйresser а lui (Чтобы убить, нужно изучить, рассмотреть, приблизиться, предвидеть реакции своего соперника, то есть интересоваться им) [Werber, 2009, p. 62]. Сказанное соотносится с развитием у homo sentiens эмоциональной компетенции, за конституенты которой принимаются 1) знание своих эмоций; 2) управление эмоциями; 3) мотивирование себя; 4) распознавание эмоций других людей; 5) поддержание отношений [Гоулмен, 2009, с. 541—543].

Неспособность однозначно выразить эмоциональное переживание в большинстве случаев патологично. В психиатрии извращение эмоций именуется как паратимия — инверсия эмоций, когда аффективные проявления не соответствуют стимулу или данной ситуации (попутно заметим, что вопрос вызывает и возможность в принципе установить степень адекватности эмоции для некоторой ситуации). Данный термин образо-

402

ван от греческого корня thymos (настроение, чувство) и приставки para — 1) нахождение, расположение рядом, вблизи, возле чего-либо; 2) отступление, отклонение от чего-либо, ошибочное отождествление с чем-либо, несоответствие внешних проявлений сущности данного явления. Поэтому и неудивительно, что в рамках данного родового понятия рассматриваются проблемы эмоциональной амбивалентности, эмоциональной неадекватности, эмоциональной парадоксальности, аффективного негативизма, парамимии и пр. [Блейлер, 1920, с. 318; Патология эмоциональной сферы: www; Симптомы патологии эмоций: www].

Невозможность и/или нежелание четкой дифференциации и экспликации актуального эмоционального переживания могут не только быть вызваны психическим расстройством, но и создаваться намеренно, например, в эстетических целях, что становится средством канализации лингвокретивных способностей говорящего, или с целью манипуляции. В последнем случае речь идет об имитации эмоции, когда истинное отношение / состояние скрывается и выражается, как правило, противоположное ему. В указанном ранее романе Дж. Оруэлла на двухминутках ненависти последнее эмоциональное переживание именно искусственно культивировалось, когда для многих его форма не зна- чила абсолютно ничего, а у других вызывала радость, происходящую от осознания нелепости поведения кричащих вокруг людей: На двухминутках ненависти громче всех поносила Голдстейна. При этом очень смутно представляла себе, кто такой Голдстейн и в чем состоят его теории. Когда адресату удается декодировать эмотивную ложь адресанта, он понимает, что его, например, облили грязью похвал. Результатом этого становится реализация следующей репликовой схемы: говорящий испытывает эмоцию1, но выражает эмоцию2; слушающий декодирует эмоцию2 и может заподозрить, что говорящий выразил эмоцию1; в последнем случае слушающий начинает испытывать эмоцию3, что способен определить и говорящий, и т.д. Подобная спиралевидная модель предполагает постоянную мену оценочных знаков эмоций, которые варьируют коммуникативные партнеры.

Считается, что эмоции не могут лгать, лживой является их языковая упаковка, которая не способна передать всей голографичности мира эмоционального. Поэтому проблема имитации эмоций интересна вдвойне: во-первых, язык — условен и, соответственно, отражает не реальность, а кажимость действительности, во-вторых, говорящий, который намерен выразить лживую эмоцию, сам того не осознавая, усиливает разрыв между практически недостижимой реальностью и своим местом в ней. Однако ложь обладает свойством континуальности, она закрепляется в семантической памяти языковых знаков и языкового сознания их

403

пользователей [Шаховский, 2005, с. 184]. Этим и опасны как имитация эмоций, так и отсутствие должного внимания к этой сфере, поскольку разрыв между Я и Другим увеличивается за счет конструирования множества потенциальных миров, что, естественно, препятствует процессу взаимопонимания. Кроме того, нельзя забывать, что сам человек являет собой альянс поливалентных личностей (субличностей), тогда как усилия homo mentiens направляются на отказ от собственного Я (ложная субличность вытесняет личность) и это вызывает внутреннюю борьбу человека с самим собой.

Наряду с имитацией, которая может становиться необходимой в определенной ситуации, нужно учитывать и то, что у чувств должны быть границы, которые негласно принимаются обществом. Невнимание к данным ограничениям происходит, например, либо от неадекватной оценки ситуации, «эмоциональной тупости» человека (медвежья услуга), либо от невозможности контролировать свое эмоциональное переживание (l’amour c’est comme une flamme, au début ça vous réchauffe le cœur ensuite ça devient un feu difficile à éteindre et à la fin ça vous brûle le cœur en vous laissant un arrière goût de cendre [http://proverbes-damour.blogspot.com/2008/11/ proverbes-amour-13.html]. — Любовь похожа на пламя: вначале она согревает Вам сердце, затем этот огонь становится трудно потушить. В конечном итоге любовь сжигает Ваше сердце, оставляя лишь послевкусие пепла).

В теории эмоций P. Лазаруса (1991) выделены три смешанные эмоции: надежда, сострадание и благодарность, и в каждой из них наблюдается конфликт между актуальной неудовлетворенностью и потенциальным облег- чением (мне плохо — я надеюсь, что завтра мне будет лучше; тебе плохо,

èÿ сострадаю тебе, как если бы плохо было мне; мне было плохо, и ты помог мне, теперь мне хорошо и я благодарен òåáå). М. Ляриве описывает более обширный ряд смешанных эмоций (les émotions mixtes), к которым относит чувство вины, ревность, отвращение, стыд. Данный автор пишет, что такие эмоции амальгамны по своей природе и направлены не на информирование, а на дезинформирование об актуальном эмоциональном переживании [Larivey: www]. Любовь представляет собой комплексный эмоциональный опыт, включающий множество частных эмоциональных переживаний (радость, желание, нежность, уважение, привязанность

èпр.). Это эмоциональное состояние не исключает и одновременного переживания гнева или злобы. Любовь как преимущественно положительное эмоциональное переживание дифференцируется качественно: можно любить ребенка, место, черту характера, т. е. все то, что дает особое удовлетворение, — это различные «измерения любви» с разной интенсивностью эмоций. Любить можно и слепо, когда знак эмоции уже перестает

404

быть исключительно положительным, т. к. такая любовь способна причи- нять страдания.

Из сказанного видно, что в смешанных чувствах нужно выделять два аспекта: кластерность («пучок» положительно или отрицательно оценоч- ных эмоций) и амбивалентность (одновременное переживание положительных и отрицательных эмоций): il fit deux pas en arriиre, et me regarda avec un curieux mйlange de haine et de pitiй. — Он сделал два шага назад и посмотрел на меня так, как будто в его взгляде была смешана ненависть и жалость. Наш эмпирический материал подтверждает тот факт, что любая эмоция человека амбивалентна как минимум потенциально. За эмотивной моновалентностью скрыты поливалентные эмоции человека, а «одиночная» эмотивность слова/словосочетания есть не более чем теоретический конструкт. Процесс «склеивания» положительно или отрицательно оценочных эмоций обусловлен нагнетанием эмосем [Лукьянова, 1986, с. 187] в семантику слова, происходящим от дистрибуции данной лексической единицы. При этом эмоционально-оценочная составляющая любого слова динамична и подвижна, что приводит к расширению эмотивной рамки применения слова, превращает его из положительного или отрицательного в амбивалентное.

В рассказе Г. де Мопассана «Калека» (G. de Maupassant. L’infirme) описывается встреча двух знакомых, один из которых потерял обе ноги на войне. Другой начинает расспрашивать своего приятеля о том, как сложилась его жизнь, а особенно его интересовали взаимоотношения с женщиной, с которой до войны у офицера были планы пожениться. На фоне внешней сдержанности офицера данный вопрос каузирует неконтролируемые соматические реакции: sa figure pleine, bouffie, que l’afflux constant de sang rendit déjà pourpre, se teinta davantage encore (его раздувшееся лицо, ставшее от внезапного прилива крови пурпурным, окрасилось еще сильнее), которые сопровождают и одновременно выражают его эмоциональное состояние. Особенно это контрастирует с легкостью, с которой он отвечал своему бестактному спутнику: il répondait avec vivacité (он отвечал с живостью). Искалеченный приводит множество аргументов, которые оправдывают его великодушное поведение с позиции коллективной нормы: On a tort de prononcer à côté de mien le nom de Mme de Fleurel. Quand je suis revenu de la guerre, sans mes pieds, hélas! je n’aurais jamais accepté, jamais, qu’elle devînt ma femme. Est-ce que c’était possible? Quand on se marie, ce n’est pas pour faire parade de générosité <...> et, si cet homme est difforme, comme moi, on se condamne, en l’épousant, à une souffrance qui durera jusqu’à la mort ! Croyez-vous qu’on puisse accepter d’une femme de tolérer ce qu’on ne supporte pas soi-même? (Вы заблуждаетесь, когда связываете мое имя с

405

именем мадам де Фл¸рель. Когда я вернулся с войны без ног, увы, Я бы никогда не согласился взять ее в жены, никогда. Возможно ли это? Свадьба — это не парад великодушия <…> выйти замуж за калеку — значит приговорить себя к страданию, которое продлится до смерти. Вы думаете, что можно позволить жене терпеть то, чего не выносишь сам?)

Эмотивная плотность нарратива данного персонажа высока, на что указывают междометия, повторы, риторические вопросы. Помимо разнообразия эмотивов (в статусах аффектива, коннотатива и потенциатива), внимание нужно обратить на связь лексемы ‘pouce’ (‘большой палец’) со всем текстом. К концу рассказа становится понятным, что офицер ехал с подарками к своей бывшей возлюбленной, у которой уже есть семья и трое детей. На перроне его с радостью встретили те, во имя которых главный герой пренебрег своим личным правом на счастье. Рассказ заканчивается тем, как офицер идет по перрону в сопровождении встретившей его семьи из пяти человек, а младшая дочь тайно им обожаемой женщины держит его за большой палец. Это и становится счастьем офицера, который сумел хотя бы опосредованно (как друг) быть ближе к той, кого он любит.

Если речь идет о норме коллективной, то она должна быть привыч- на, обыденна и, значит, не должна вызывать интенсивных эмоциональных реакций. На основе данного контраста между нейтральной нормой и эмоциональной интерпретацией нормы, ее рефлексией в анализируемом примере представлена именно имитация эмоций, форма которой (офицер демонстрирует не более чем уважительное отношение к своей возлюбленной) контрастирует с содержанием.

В рассмотренном примере выражены кластеры положительно и отрицательно оценочных эмоций. Кроме того, своеобразный «эмоциональный микс» (les émotions mixtes) виден на уровне семантики не только текста, но и слова, когда спутниками любви главного героя являются боль и грусть, когда внешнепроявленная сила (возлюбленные расстались по его инициативе) не смогла побороть слабости героя в желании личного счастья, когда радость встречи с дочерью бывшей возлюбленной соседствует с завистью и печалью, происходящими от того, что ситуацию уже невозможно изменить.

Как пишет Ф.И. Гиренок, «эмоция не принадлежит никому и поэтому она может быть у каждого» [Гиренок, 2012, с. 50]. Смешанные чувства представляют собой отклонение от нормы коллективной, от негласно принятой конвенции. Одновременно они являют собой только отдельный феномен, бесспорно, обладающий своими семантическими и лекси- ко-грамматическими признаками, но присущий любому эмоционально-

406

му переживанию в силу того, что эмоции ситуативны, персонализированы, а значит, гибки и флуктуативны (подробнее см.: [Штеба, 2011]).

Проблема смешанных чувств многогранна. Возможно, человек, осознавший ограниченность своего языка в отражении окружающего мира и себя в нем (в том числе и своих эмоций), просто не может найти адекватного средства для экспликации желаемого. Категоризация смешанных чувств на уровне формы может выражаться в столкновении двух слов с противоположной эмоционально-оценочно-образной составляющей в рамках одного высказывания / предложения (l’amour du cœur c’est de la haine (любовь сердца — это ненависть) или путем создания многокомпонентных композитов, типа жена-ушла-с-работой-проблемы- машину-сперли (Вл. Березин). Вяч. Вс. Иванов посвятил проблеме словосложительных атрибутивных образований отдельный параграф своей книги. Широкая распространенность таких композитов, по мнению уче- ного, обусловлена свободой их сочинения по причине отсутствия пределов для языкового творчества [Иванов, 2004, с. 45]. На наш взгляд, одним из факторов, объясняющих широкую экспансию подобных конструкций, является стремление человека к адекватной экспликации своих эмоций средствами «неадекватного языка». Здесь содержится и проблема скрытого желания говорящего быть понятым, т. к. доступ к мотиву лежит че- рез декодирование эмоций человека.

В работе М. Ляриве употребляется термин ‘эмоциональная реальность’ (une réalité émotive). Интересно данное понятие тем, что эмоции ближе к реальности, чем, например, семантика слов, т. к. адекватное понимание мотивов говорящего возможно только посредством изучения его эмоциональной сферы. Эта реальность может быть категоризована на аффективную, коннотативную и потенциативную. Потенциативная — менее объективна, коннотативная — более объективна, но в рамках определенной лингвокультуры, в которой за данным словом закреплено устойчивое эмоциональное созначение, аффективная — наиболее реальна, поскольку сюда относятся разного рода междометные образования или эмоционально окрашенные звуки, «происходящие из сердца» [Пименова, 2007, с. 450]. А как об этом пишет В.И. Шаховский, именно аффективы как онтологически первичные средства экспликации эмоций (эмоциональные выкрики-восклицания) искренни, ибо жизненно важны [Шаховский, 1988, с. 173]. Именно аффективы выражают актуальные, возможно, полностью не осознанные эмоции, переживаемые в данный момент времени в конкретной ситуации. К категории аффективов относятся и инвективы. Но и последним свойственна амбивалентность, что подтверждает многоплановость функций (положительных и отрицательных) бранной лексики.

407

Паратимия (научное определение наивного представления о смешанных чувствах) является одним из симптомов шизофрении. Возникает естественный вопрос: не является ли смешение чувств болезнью, лексикосемантических и грамматических признаков которой становится все больше? Наш ответ: не является, поскольку смешанные чувства воплощают динамичность эмоциональной сферы, подобная двуплановость может быть рассмотрена как эмоционально-смысловая полифония семантики, а с учетом положения об условности языка и его несовершенстве в отражении действительности смешанные чувства есть попытка проникнуть к тому, что скрыто за статикой формы и содержания.

Таким образом, доступ к коммуникативному намерению говорящего опосредован эмоциями, которые являются мотивационной основой сознания. Исходя из этого, интенцию адресанта можно адекватно декодировать только путем анализа эксплицируемых им эмоциональных переживаний, для чего он выбирает подходящую форму. Последняя скрывает в себе не столько желание говорящего выразить эмоции, сколько побудить адресата понять его. Положение о том, что любое эмоциональное переживание является амбивалентным, во-первых, соотносится с проблемой эмоционально-смысловой динамичности семантики, во-вторых, не противоречит положению о неконгруэнтности семиотики и семантики. Поэтому любая коммуникативная эмоциональная ситуация имеет двумодусную структуру, т.е. может быть и экологичной, и неэкологич- ной, а вскрытие амбивалентности эмоций есть не более чем движение к качественно новому этапу понимания структуры эмоций и их функционального аспекта.

Ë è ò å ð à ò ó ð à

Арнольд И.В. Стилистика: современный английский язык. — М.: Флинта : Наука, 2004.

Áèáè Ñ.À. Обучение ценностям через содержание предмета «Коммуникативные исследования» // Сибирь. Философия. Образование: науч.-публ. альманах. — Новокузнецк: Ин-т повышения квалификации, 2001. — С. 77—94.

Блейлер Э. Руководство по психиатрии. — Берлин: Изд-во т-ва «Врач», 1920. Бодрийар Ж. Система вещей [Электронный ресурс]. — URL: http://

socioline.ru/_seminar/library/books/sv.php (дата обращения: 11.10.2010). Большая Советская энциклопедия [Электронный ресурс]. — URL: http://

slovari.yandex.ru (ÁÑÝ).

Большой толковый словарь русского языка (БТС) / сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов. — СПб.: Норинт, 1998.

Буряковская В.А. Гламур как концепт и ценность массовой культуры. — Saarbrьken: Lambert Academic Publishing, 2012.

408

Вежбицкая А. Русские культурные скрипты и их отражение в языке // Русский язык в научном освещении. — 2002. — ¹ 2 (4). — С. 6—34.

Вилюнас В.К. Основные проблемы психологической теории эмоций // Психология эмоций: тексты. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. — С. 3—28.

Волкова Я.А. Агрессивный катарсис в концептуальном пространстве агрессии // Изв. ВГПУ. Сер.: Филологические науки / Волгогр. гос. пед. ун-т. — 2009а. — ¹ 7(41). — С. 8 — 12.

Волкова Я.А. Типология ситуаций агрессивного общения в художественном тексте // Вестн. НГУ. Сер.: История. Филология / Новосибир. гос. ун-т. — 2009б. — Вып. 2. Филология. — С. 73—77.

Волкова Я.А. Агрессивность vs деструктивность в неэкологичной коммуникации // Язык. Текст. Дискурс: науч. альманах Ставроп. отд. РАЛК / под ред. проф. Г.Н. Манаенко. — Вып. 10. — Ставрополь: Изд-во СГПИ, 2012а. — С. 185—191.

Волкова Я.А. Деструктивное общение: к определению понятия // Вестн. Волгогр. гос. ун-та. Сер. 2 «Языкознание». — 2012б. — ¹ 2 (16). — С. 205—209.

Волкова Я.А. Коммуникативный садизм как тактика неэкологичного общения // Вестн. Орл. гос. ун-та. Сер.: Нов. гуманит. исследования. — 2012в. — ¹ 9 (29). — С. 95—99.

Всемирная энциклопедия. Религия. / гл. ред. М.В. Адамчик. — Минск: Совр. литератор, 2003.

Гиренок Ф.И. Абсурд и речь. Антропология воображаемого. — М.: Академ. проект, 2012.

Гоулман Д. Эмоциональный интеллект. — М.: АСТ: ХРАНИТЕЛЬ, 2008. Гоулмен Д. Эмоциональная компетентность // Психология мотивации и эмоций /

под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, М.В. Фаликман. — М.: АСТ: Астрель, 2009. — С. 541—545.

Дементьев В.В. Непрямая коммуникация. — М.: Гнозис, 2006.

Дженкова Е.А. Концепты «стыд» и «вина» в русской и немецкой лингвокультурах: дис. …канд. филол. наук. — Волгоград, 2005.

Дженкова Е.А. Стыд и вина // Антология концептов / под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. — Волгоград: Парадигма, 2006. — Т. 3. — С. 230—247.

Долгова И.А. Концептуальное поле «терпение» в английской и русской лингвокультурах: автореф. дис. … канд. филол. наук. — Волгоград : Перемена, 2006.

Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Зарубежная лингвистика. I. — М.: Изд. гр. «Прогресс», 1999. — С. 131—256.

Ефремова Т.Ф. Современный толковый словарь русского языка: в 3 т. — М.: АСТ: Астрель, 2006.

Знаков В.В. Психология понимания правды. — СПб.: Алетейя, 1999. Иванов Вяч. Вс. Лингвистика третьего тысячелетия: вопросы к будущему. —

М.: Яз. слав. культуры, 2004.

Иванова Е.В. К проблеме исследования экологического дискурса // Полити- ческая лингвистика. — 2007. — ¹ 23. — С. 134—137.

409

Изард К. Психология эмоций. — СПб.: Питер, 1999.

Ильинова Е.Ю. Вымысел в языковом сознании и тексте. — Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2008.

Ильинова Е.Ю. Эколингвистический модус событийности в пространстве медийного дискурса // Вестн. Волгогр. гос. ун-та. Сер. 2. Языкознание. — 2010. — ¹ 2 (12). — С. 17—21.

Ионова С.В. Основные направления эколингвистических исследований: зарубежный опыт // Вестн. Волгогр.гос. ун-та. Сер. 2. Языкознание. — 2010. ¹ 1(11). — С. 86—93.

Ионова С.В. Эколингвистические проблемы современной текстовой коммуникации // Коммуникативные аспекты современной лингвистики и лингводидактики: материалы Междунар. науч. конф. / ВолГУ, ВГСПУ. — Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2012. — С. 57—61.

Звегинцев В.А. Мысли о лингвистике. — М.: Наука, 1996.

Кара-Мурза Å.Ñ. «Дева обида» политического дискурса: речевые преступления в парадигме лингвистической эмотиологии // Современная политическая лингвистика: проблемы, концепции, перспективы: сб.науч.тр. — Волгоград: Изд-во ВГПУ «Перемена», 2009. — С. 253—272.

Карасик В.И. Язык социального статуса. — М.: Ин-т языкознания РАН; Волгогр. гос. пед. ин-т, 1992.

Карасик В.И. Концепт как категория лингвокультурологии // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Сер.: Филол. науки. — 2002а. — ¹1 (01). — С. 14—23.

Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. — Волгоград: Перемена, 2002б.

Карасик В.И. Языковая кристаллизация смысла. — Волгоград: Парадигма, 2010.

Корнеева И.Н. Словарь чувств. Стыд и вина [Электронный ресурс].— URL: http://www.spp.org.ru.

Котова Н.С. Амбивалентная языковая личность: лексика, грамматика, прагматика: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. — Краснодар, 2008.

Лейбин В.М. Словарь-справочник по психоанализу [Электронный ресурс].— URL: http://lib.rus.ec/b/197546 (12.06.2012) (ССП).

Литневская Е. И. Письменная разговорная речь: миф или реальность? // Вестник МГУ. Сер. 9 «Филология». — 2011. — ¹ 5. — С. 67—82.

Лукьянова Н.А. Экспрессивная лексика разговорного употребления (проблемы семантики). — Новосибирск: Наука, 1986.

Маслоу А. Психология личности: тексты. — М.: МГУ, 1982.

Матвеев М. Абсолютная откровенность разрушает отношения // Еженедельник 2000. — 2008 [Электронный ресурс]. — URL: http://2000.net.ua/ weekend/dlja-vas/dlja-vzroslykh/61754.

Матьяш О.И. Межличностная коммуникация: теория и жизнь: учебник для вузов / О. И. Матьяш и др.; под ред. О.И. Матьяш. — СПб.: Речь, 2011.

Мелехова Н.А. Исповедальное телевизионное интервью как жанр масс-ме- диального дискурса: автореф. дис. ... канд. филол. наук. — Ярославль, 2010.

410