panchenko-monogr

ологии, словообразованию и синтаксису). Наши высказывания, тексты, насыщенные эмотивами, способны вызывать определенные (положительные или отрицательные) реакции у адресата. Если адресант преследует цель вызвать отрицательные эмоции у получателя текста, спровоцировать его некомфортное самочувствие, то он (адресант), по определению, пользуется соответствующими языковыми ресурсами (как правило, эмотиконом).

Заметим, что лингвоэкологами уже разработаны параметры (критерии) экологичного и неэкологичного общения. Так, в частности к параметрам неэкологичного общения относятся оскорбления, формирование и расширение антагонистического круга, диффамация, грубость, негативная вежливость, излишняя категоричность, злоупотребление снижением порога восприятия, коммуникативное преследование, перебивы, немотивированное «ты-общение», давление словом, стилистические нарушения [Шаховский, Солодовникова, 2009, с. 5—16]. Экологичным общением, следовательно, можно считать речь и коммуникативное поведение с противоположными характеристиками.

Следует сказать, что уже есть выполненные на значительной эмпирической базе работы, ставящие акцент на изучении лингвоэкологи- ческого аспекта коммуникации, в частности исследования материалов российских СМИ (см.: [Сковородников; Солодовникова, 2010; Шаховский, Солодовникова, 2009, с. 5—16]).

Для нас представляет интерес интерпретация в лингвоэкологическом аспекте повести «Сиддхартха. Индийская поэма» («Siddhartha. Eine indische Dichtung», 1922 г.) известного швейцарско-немецкого писателя Г. Гессе (1877—1962 гг.). Выбор этого произведения для анализа обусловлен, с одной стороны, масштабом личности писателя, глубиной и зрелостью его рассуждений, с другой — оригинальной манерой повествования, неповторимым индивидуальным стилем крупнейшего писателя XX в., повлиявшего своим творчеством и публичной деятельностью на европейскую культуру и, в особенности, на литературу. Интеллектуал Г. Гессе на протяжении всей своей жизни обращался к проблеме становления человека в социуме, анализу поступков людей, выявлению мотивов их действий. Будучи тонким психологом, обладая колоссальными знаниями о культуре разных народов, их религии, обычаях, глубоко разбираясь в истории формирования цивилизации, законах ее функционирования, писатель находился в постоянном мучительном поиске причин человеческого обезличивания (в его терминологии — Entselbstung), потери индивидом своей «самости» (Selbstheit), пытался найти пути, ведущие к ее реконструкции, умело приглашая читателя к диалогу, выстроенному с соблюдением всех лингвоэкологичных параметров.

351

Сама по себе экзистенциальная проблематика произведений швей- царско-немецкого писателя, их сюжеты, часто посвященные трагиче- ским судьбам персонажей, равно как и наполненный символами и метафорами язык, раскрывающий авторские образы, эмотивно «уплотняют» художественные тексты Г. Гессе. Его тексты в высшей степени эмоциогенны (термин В.И. Шаховского) в силу самих сюжетов и образноязыковых средств. Примечательно, что частотное употребление раскрывающих сюжеты и образы протагонистов эмотивов и параэмотивов в произведениях Г. Гессе, в особенности в «Сиддхартхе», не нарушает постулатов коммуникативной экологичности. Читатель не испытывает психологического давления, вербального диктата со стороны писателя, не чувствует себя психологически и ментально ущемленным. Показательны строки Г. Гессе из его «Послесловия» к роману «Степной волк» («Der Steppenwolf»): Ich kann und mag natürlich den Lesern nicht vorschreiben, wie sie meine Erzählung zu verstehen haben. Möge jeder aus ihr machen, was ihm entspricht und dienlich ist! — Я, естественно, не могу и не хочу давать советы читателю, как ему следует понимать мой рассказ. Пусть каждый возьмет из него то, что посчитает для себя нужным! (перевод наш. — Í.Ê.). Г. Гессе, обращаясь к читателю, отдает себе отчет в том, что понимание его произведения, истолкование писательского творчества всегда индивидуальны.

Повесть «Сиддхартха. Индийская поэма» занимает концептуальное место в творчестве писателя, живо интересовавшегося на протяжении всей своей жизни философией, культурой и религией Востока. Увлече- ние писателя культурой восточных стран объясняется многими причи- нами. Одной из них является сама система культурных ценностей Востока, привлекавшая его внимание, более того, выполнявшая для него на разных этапах жизни своеобразную терапевтическую функцию.

Само по себе название повести «Сиддхартха. Индийская поэма» аллюзивно. В нем указано имя человека, реально жившего с 563-го по 483 г. до н. э. в пограничных областях Непала и Индии. Сиддхартха — это исторический Будда [Всемирная энциклопедия… 2003, с. 406—407]. В переводе с санскрита cиддхартха значит «стремящийся к совершенству».

В своей повести Г. Гессе изображает основные этапы жизни Сиддхартхи, опираясь на исторические данные — занятия йогой, медитация с детских лет, затем уход из дома со странствующими аскетами, обуче- ние у них, годы жизни в аскезе, наступление Просветления. Прежде чем стать Буддой, исторический Сиддхартха должен был овладеть 10 парамитами (великими совершенствами): нравственностью, мудростью, щедростью, самоотречением, настойчивостью, целеустремленностью,

352

терпением, невозмутимостью, искренностью, неизбирательной любовью [Всемирная энциклопедия… 2003, с. 409]. Слово «парамита» в переводе с санскрита значит «переправа, средство спасения» [Парамита: www]. Названные выше понятия, как можно видеть, представляют собой в совокупности систему морального регулирования жизни челове- ческого общества. Лингвоконцептолог рассматривает их как концепты. Охарактеризуем индивидуально-авторские концепты «мудрость», «самоотречение», «терпение», «невозмутимость» и «неизбирательная любовь» с позиций лингвоэкологии.

Уже в самом начале повести читатель видит юношу Сиддхартху, занятого поиском смысла жизни, сомневающегося в мудрости старших и знании ими (в том числе и учителями-брахманами) истины: Deine Seele ist die ganze Welt, stand da geschrieben <…>. Wunderbare Weisheit stand in diesen Versen, alles Wissen der Weisesten stand hier in magischen Worten gesammelt, rein wie von Bienen gesammelter Honig. Nein, nicht gering zu achten war das Ungeheure an Erkenntnis, das hier von unzählbaren Geschlechterfolgen weiser Brahmanen gesammelt und bewahrt lag. — Aber wo waren die Brahmanen, wo die Priester, wo die Weisen oder Büßer, denen es gelungen war, dieses tiefste Wissen nicht bloß zu wissen, sondern zu leben? Быть мудрым брахманом значит, в понимании Сиддхартхи, не просто обладать знаниями, а личностно пережить их. Обращает на себя внимание способ выражения Сиддхартхой критического отношения к мудрости старших учителей: dieses tiefste Wissen nicht bloß zu wissen, sondern zu leben? В форме риторического вопроса высказано сомнение в их учености, однако здесь и следа нет нарушения экологич- ности коммуникации. Более того, в приведенном отрывке выражено чувство глубочайшего уважения к тем, кто стремится стать мудрым, познать истину. Сравнительный оборот rein wie von Bienen gesammelter Honig, метафорически характеризующий человеческое познание, вызывает у читателя ассоциации с духовной чистотой людей (rein), стремящихся к поиску истины, с их трудолюбием (die Biene — пчела) — обязательными условиями открытия загадки мироздания.

Мудрость человеческая заключается в поиске самого себя. Если че- ловек находит себя в мире, понимает, кто он есть, то он в таком случае знает путь к самосовершенствованию, созданию вокруг себя гармонии, единения с окружающим миром. К такому умозаключению Сиддхартха приходит уже в зрелом возрасте: Langsam blühte, langsam reifte in Siddhartha die Erkenntnis, das Wissen darum, was eigentlich Weisheit sei, was seines langen Suchens Ziel sei. Es war nichts als eine Bereitschaft der Seele, eine Fähigkeit, eine geheime Kunst, jeden Augenblick, mitten im Leben, den Gedanken der Einheit denken, die Einheit fühlen und

353

einatmen zu können. Langsam <…> strahlte ihm aus Vasudevas altem Kindergesicht wider: Harmonie, Wissen um die ewige Vollkommenheit der Welt, Lächeln, Einheit.

Непрямые (метафорические) обозначения концепта «мудрость» — der Strahlende, der Erleuchtete, die Erleuchtung (производные от основ strahl, leucht), в отличие от его прямых номинаций, экспрессивно-об- разны. Данные лексемы благодаря их ассоциативному компоненту ставят в один ассоциативный ряд человеческое познание и лучи света — символ Добра. Приведем еще один пример. Перевозчик Васудева, увидев однажды в глазах Сиддхартхи сияние мудрости и глубокого знания, понимает, что ему, Васудеве, пора уходить с берега реки, оставив свое ремесло-призвание (переправу через реку, символизирующую деление мира на духовный и чувственный, переход из одного мира в другой) младшему товарищу: Als Vasudeva sich von dem Sitz am Ufer erhob, als er in Siddharthas Augen blickte und die Heiterkeit des Wissens darin strahlen sah, berührte er dessen Schulter leise mit der Hand, in seiner behutsamen und zarten Weise, und sagte: «Ich habe auf diese Stunde gewartet, Lieber. Nun sie gekommen ist, lass mich gehen». Генитивная метафора die Heiterkeit des Wissens образно эксплицирует процесс и результат человеческого познания. Познание мира ассоциировано с радостью. Употребление оценочного глагола strahlen в его метафори- ческом значении, равно как и выступающих в функции позитивно оценочных эпитетов прилагательных behutsam è zart, служит способом экспрессивизации приведенного отрывка текста, способствует расширению его «экологической зоны».

Концепт «мудрость» ценностно ориентирован. В этом концепте заключена ярко выраженная позитивная ценность, о чем свидетельствуют контексты употребления слов, его обозначающих и выражающих. Ряд лексем, контекстуально эксплицирующих данный концепт, обладает положительной коннотацией: die Heiterkeit, strahlen, ausstrahlen, die Harmonie, die ewige Vollkommenheit, das Lächeln è äð.

Мудрость есть залог человеческой гармонии. В свою очередь, залогом мудрости выступают такие качества характера человека, как самоотречение, смирение, терпение, целеустремленность, настойчивость.

Концепт «самоотречение» (die Selbstverleugnung) номинируется преимущественно корневыми морфемами opfer, leid, schmerz, qual, selbst и их производными — opfern, opfernd, die Opfergesänge, die Opferregel; leiden, leidend, das Leid, das Erleiden; der Schmerz, schmerzen, schmerzlich, schmerzvoll; die Qual, quälen, das Sichquälen; das Selbst, die Entselbstung, entselbstet. Обращает на себя внимание отсутствие в тексте повести субстантивного номинанта die Selbstver-

354

leugnung, равно как и его производных. Самоотречение, граничащее с жертвенностью, выражено, как можно видеть, лексическими единицами, обозначающими сам способ его осуществления. Самоотречение сопряжено со страданием, душевной и физической болью, с определенными психологическими усилиями человека, направленными на преодоление себя. Самоотречение как важнейший регулятор моральных поступков и интенций человека служит, как полагает Г. Гессе, необходимым условием постижения им истины человеческого бытия. Без этой парамиты, предполагающей испытание духа человека, нельзя понять человеческое мироздание. Самоотречение — это состояние души и духа человека. Свое самоотречение, психологическую подготовку к нему Сиддхартха описывает следующим образом: Als Knabe habe ich nur mit Göttern und Opfern zu tun gehabt. Als Jüngling habe ich nur mit Askese, mit Denken und Versenkung zu tun gehabt, war auf der Suche nach Brahman, verehrte das Ewige im Atman. Als junger Mann aber zog ich den Büßern nach, lebte im Walde, litt Hitze und Frost, lernte hungern, lehrte meinen Leib absterben. Данный концепт, как видим, выражается и непрямыми номинациями — hungern, absterben, имеющими «в норме» отрицательные коннотации. Однако в приведенном примере эти глаголы ими не обладают, что обусловлено контекстом их употребления. Свой уход из родительского дома юный Сиддхартха объясняет самому себе стремлением к самостоятельному поиску смысла жизни. Уже в молодые годы он интуитивно чувствует, что никто — даже ученые брахманы — не могут ему помочь в этом поиске. Их интерпретация челове- ческого мироздания — это чужое понимание жизни, не им пережитое. Сиддхартха изначально, на уровне догадки, в часы медитации понимает: только пройдя автономно очередной круг жизни, он сам разгадает ее главную загадку. Пытливый ум, большие природные способности вызывают в нем страстное желание понять смысл бытия, предназначе- ние человека: Musste er nicht immer und immer wieder an heiligen Quellen, ein Durstender, trinken, am Opfer, an den Büchern, an der Wechselrede der Brahmanen? Эпитеты heilig è durstend оценочно эксплицируют жизненную установку протагониста. К истинам, открытым другими людьми, истинам и мудрости, отраженным в «Упанишадах», следует прийти самостоятельно, непременно пережить èõ: Oft sprach er aus einem Chandogya-Upanishad sich die Worte vor: «Fürwahr, der Name des Brahman ist Satyam — wahrlich, wer solches weiß, der geht täglich ein in die himmlische Welt». Oft schien sie nahe, die himmlische Welt, aber niemals hatte er sie ganz erreicht, nie den letzten Durst gelöscht. Жажда познания не дает покоя молодому Сиддхартхе. Будучи юношей, он на-

355

слаждается учением мудрецов, но при этом в нем созревает сомнение в том, что они сами, пройдя собственный путь, постигли истину (ее метафорическое / символическое выражение die himmlische Welt).

Уход из дома с группой аскетов меняет образ жизни Сиддхартхи. Он многому учится у них — с достоинством переносить лишения и тяготы жизни странника, обходиться подаяниями светских людей, скудно питаться, спать под открытым небом. Главный персонаж повести стремится избавиться от всяких мирских желаний, освободиться от мыслей, опустошить и духовно изжить свое Я, поскольку только в этом случае, как ему представляется, в его душе вызреет новая субстанция, откроется большая тайна, некое таинство жизни (das große Geheimnis): Ein Ziel stand vor Siddhartha, ein einziges: leer werden, leer von Durst, leer von Wunsch, leer von Traum, leer von Freude und Leid. Von sich selbst wegsterben, nicht mehr Ich sein, entleerten Herzens Ruhe zu finden, im entselbsteten Denken dem Wunder offen zu stehen, das war sein Ziel. Wenn alles Ich überwunden und gestorben war …, dann musste das Letzte erwachen, das Innerste im Wesen, das nicht mehr Ich ist, das große Geheimnis.

Самоотречение посредством умерщвления своего Я происходит че- рез боль, страдания и медитацию — единственный способ превращения себя в иную субстанцию, переход в нее, в новое качество: Er ging den Weg der Entselbstung durch den Schmerz, durch das freiwillige Erleiden und Ü berwinden des Schmerzes, des Hungers, des Dursts, der Müdigkeit. Er ging den Weg der Entselbstung durch Meditation. Самоотречение Сиддхартхи автору повести видится как стремление к совершенству челове- ческого духа, как одна из обязательных буддистских парамит в сложно структурированной аксиологической системе восточной философии и религии.

Концепт «самоотречение» позитивно ценностен в индивидуальноавторской картине мира Г. Гессе. Языковыми средствами, воплощающими данный концепт, часто служат такие его обозначения, как die Entselbstung, das freiwillige Erleiden, das Ü berwinden des Schmerzes, das Ü berwinden des Hungers, des Dursts, der Müdigkeit. Использование метафор (meinen Leib absterben lehren, leer von Wunsch, leer von Traum, leer von Freude und Leid, den Weg der Entselbstung gehen), эпитетов (freiwillig)

и символов (die himmlische Welt) служит эмотивному уплотнению художественных контекстов. Их эмотивность не нарушает при этом постулатов экологичности общения.

Аскетический образ жизни (по сути, полное отречение от светского мира) формирует в герое произведения важнейшее его качество — терпение. Концепт «терпение», как показывает материал, вербализован корневыми морфемами wart, duld, harr и их производными.

356

Сиддхартха в полной мере обладает терпением, завидным терпением. Он, будучи уже зрелым, считает это качество человека необходимым условием выстраивания гармоничных отношений внутри общества. Терпение — это условие обладания мудростью и в то же время производное самой мудрости. Показателен факт неоднократного употребления в речи протагониста высказывания, ставшего его своеобразным девизом: Ich kann denken. Ich kann warten. Ich kann fasten (Я умею мыслить. Я умею ждать. Я умею поститься) (перевод мой. — Í.Ê.). Одним из своих совершенств он, таким образом, наряду с мудростью полагает и терпение, выдержку. Приведем два пассажа из повести. Купец Камасвами, прежде чем взять Сиддхартху на работу, решил проверить, умеет ли тот писать. Последний взял лист бумаги и написал следующее: Schreiben ist gut, Denken ist besser. Klugheit ist gut, Geduld ist besser. (Уметь писать — это хорошо, уметь мыслить — еще лучше. Ум — это хорошо, терпение — еще лучше) (перевод мой. — Í.Ê.). В этом эпизоде общения Сиддхартхи с купцом мы обнаруживаем четко оформленную систему ценностных приоритетов главного персонажа повести. Приведем еще один заслуживающий внимания пример, иллюстрирующий важность обладания терпением для мудрого, умеющего достойно себя вести человека. На второй день своего пребывания в городе странствующий аскет Сиддхартха встречает красавицу-куртизанку Камалу, окруженную многочисленными слугами и почитателями. Она спрашивает Сиддхартху о его способностях и талантах. Аскет достойно отвечает богатой, знатной Камале: Ich kann denken. Ich kann warten. Ich kann fasten. Женщина умная, но приходит в полное недоумение, услышав эти слова. Впоследствии Камала становится любовницей Сиддхартхи, сумевшего ее покорить своей мудростью, знаниями, умом, выдержкой и целеустремленностью. О релевантности терпения для протагониста свидетельствует и его отношение к сыну, которого родит Камала. Она трагиче- ски погибает, и сын остается жить у Сиддхартхи, поселившегося незадолго до этого печального события в доме перевозчика. Привыкший к роскоши, ребенок игнорирует отца, презирает условия его однообразной и скудной жизни. Сиддхартха терпеливо пытается наладить с ним отношения: Langsam hoffte er ihn zu gewinnen, durch freundliche Geduld. Только любовь и терпение, как считает Сиддхартха, могут быть эффективными в воспитании ребенка: <…> er konnte den Sohn nicht hergeben. Er ließ sich von dem Knaben befehlen, er ließ sich von ihm missachten. Er schwieg und wartete, begann täglich den stummen Kampf der Freundlichkeit, den lautlosen Krieg der Geduld.

Концепт «терпение» в индивидуально-авторской картине мира Г. Гессе имеет ярко выраженную позитивную ценностную ориентированность, о чем красноречиво говорят читателю контексты употребления слов, его

357

обозначающих и выражающих. Некоторые лексемы, выступающие в функции оценочных эпитетов, обладают яркой положительной коннотацией (например, freundliche (Geduld)). В терпеливом отношении к другому че- ловеку, в толерантности легко обнаруживается, по Г. Гессе, радость общения.

Парамита «невозмутимость» содержательно близка парамите «терпение». На лингвоконцептологическом уровне это не идентичные феномены. Концепт «невозмутимость» (die Gelassenheit), судя по лексикографическим источникам, в немецком языке имеет достаточно разветвленную систему обозначения: die Ausgeglichenheit, die Beherrschtheit, die Beherrschung, die Fassung, die Gefasstheit, die Gelassenheit, die Gemütsruhe, der Gleichmut, die Gleichmütigkeit, die Kaltblütigkeit, die Seelenruhe, die Selbstbeherrschung, die Unerschütterlichkeit, ausgeglichen, behäbig, beherrscht, gefasst, geruhsam, gelassen, gezügelt, gleichmütig, locker, lässig, ruhig [DWDS; Woxikon]. Однако в самой повести он слабо актуализирован, по крайней мере, на уровне прямых обозначений — lass, (gleich)mut, ruh.

Данный концепт, как и рассмотренные выше, позитивно ценностен. Его индивидуально-авторское воплощение осуществляется в контексте употребления с положительной коннотативной лексикой (например, strahlen, glücklich). Приведем пример. Сиддхартха в беседе с Готамой (Буддой) высказал в мягкой форме свое суждение об Учении великого мудреца. Оно сводится к тому, что все верующие, все паломники, окружающие Готаму, верят в его великое Учение, но они при этом не испытали — в отличие от своего Учителя — тайны Просветления. Верующие не пережили всего того, что испытал на пути поиска истины сам Будда. Эта мысль постоянно тревожила Сиддхартху. Заслуживает внимания лингвоэколога описание в повести реакции на эти суждения Будды, высоко ценившего умного Сиддхартху: Die Augen des Buddha blickten still zu Boden, still in vollkommenem Gleichmut strahlte sein unerforschliches Gesicht. Мудрый учитель остается невозмутимым: <…> glaubst du, dass es diesen allen besser wдre, die Lehre zu verlassen und in das Leben der Welt und der Lьste zurьckzukehren? (Ты думаешь, что для всех них [паломников, учеников Будды] было бы лучше отвернуться от моего уче- ния и вернуться в мир грехов и соблазнов?) (перевод мой. — Í.Ê.). Через употребление в этом фрагменте текста коннотативного глагола strahlen читателю становится понятной оценка автора повести буддистской парамиты «невозмутимость». Обращает на себя внимание высокая степень экологичности приведенного выше диалога, выражающаяся в глубоком взаимном уважении оппонентов. Это показывает, в частности, реакция Будды (метафора — still in vollkommenem Gleichmut

358

strahlte), применение им риторического вопроса: <…> und in das Leben der Welt und der Lüste zurückzukehren? Умение контролировать свои эмоции, невозмутимость, выдержка, спокойствие обоих оппонентов в ситуации полемики — индикатор их социально-нравственной зрелости. В возникшей дискуссии (заметим — дискуссии мировоззренческого характера) Сиддхартха и Будда уважительны друг к другу, сохраняют свое достоинство и — что не менее важно — позволяют сохранить лицо своему оппоненту.

Невозмутимость, которой обладает Сиддхартха, не только укрепляет его дух, помогает адекватно и глубоко интерпретировать мир, но и оказывается крайне полезной и в практической жизни, в быту. Служивший некоторое время у купца Камасвами, Сиддхартха был успешен в заклю- чении договоров по поставкам риса и шерсти. Дела купца процветали благодаря умеющему строить отношения с людьми Сиддхартхе, обладающего терпением, выдержкой и уравновешенностью. Камасвами считал его просто счастливчиком (glückliche Hand) и не мог понять, почему его подчиненному, мало понимающему в сельском хозяйстве, в торговле, постоянно везет: Der Kaufmann <…> sah bald, dass Siddhartha von Reis und Wolle … wenig verstand, dass aber seine Hand eine glückliche war, und dass Siddhartha ihn, den Kaufmann, übertraf an Ruhe und Gleichmut. Успех в деловых переговорах Сиддхартхи объясняется как раз соблюдением им «лингвоэкологических» правил. Использование позитивно-оценочной лексики, спокойная интонация, выражающая дружелюбие, жестикуляция и мимика, эмоционально настраивающие собеседника на открытый, искренний разговор — это в высшей степени экологичные, а следовательно, и действенные коммуникативные средства.

Концепт «невозмутимость», вербализация которого прямыми номинациями в повести по сравнению с некоторыми из рассмотренных ранее концептов сведена к минимуму, активно актуализируется иным способом — экспликативным. В следующем примере мы видим невозмутимое поведение Сиддхартхи во время приступа гнева у его сына, упрекающего отца в его добродетелях, бедности и набожности: Der Sohn indessen <…> ließ ihn täglich sich vor seinen Launen demütigen. <…> Langweilig war ihm dieser Vater, <...> , langweilig war er ihm, und dass er jede Unart mit Lächeln, jeden Schimpf mit Freundlichkeit, jede Bosheit mit Güte beantwortete… . Как следует из приведенного примера, на всякие агрессивные выпады своего неуравновешенного сына, не желающего признавать отцовских добродетелей, желающего уйти из его бедной лачуги в город, в замок, унаследованный от матери, Сиддхартха

359

отвечает поразительной выдержкой, остается внешне невозмутимым, реагируя на грубости улыбкой, дружелюбием, душевностью (mit Lächeln, mit Freundlichkeit, mit Güte). В другом (хронологически более раннем) эпизоде произведения мы видим невозмутимого Сиддхартху-сына, просящего благословения у своего отца-брахмана уйти из дома странствовать с аскетами. Отец отказывает сыну в его просьбе. По сути, здесь мы имеем дело с конфликтогенной ситуацией — слишком полярны намерения и желания отца и сына. Однако поразительна экологичность их краткого диалога: Da sprach der Vater: «Nicht ziemt es dem Brahmanen, heftige und zornige Worte zu reden. Aber Unwille bewegt mein Herz». Langsam erhob sich der Brahmane, Siddhartha stand stumm mit gekreuzten Armen. Отецбрахман свое недовольство просьбой сына высказывает косвенно. Дадим дословный перевод: «Не подобает брахману говорить крепкие и гневные слова». В столь дипломатичной форме дан отказ сыну (заметим, сын — еще подросток). Реакция Сиддхартхи не менее достойна — молчание, скрещенные на груди руки как знак покорности, а значит, и уважения. Здесь перед нами умеющий управлять эмоциями, невозмутимый (stumm mit gekreuzten Armen), смиренный, спокойный и в то же время настойчивый в своем желании еще совсем юный Сиддхартха. На следующее утро он все же оставит родительский дом, добившись молчаливого согласия отца, принявшего решение сына, всю ночь простоявшего в комнате в смиренной позе. Приведенный эпизод повести показывает релевантность невербального поведения ее персонажей — молчание, поза, мимика оказываются действенными и наиболее паралингвоэкологичными средствами достижения коммуникативной цели.

Концепт «невозмутимость» оязыковляется в повести необязательно его прямыми номинантами. Полагаем, что не самая высокая частотность актуализации данного концепта объясняется его пограничным статусом — он содержательно коррелирует с концептом «терпение». По сути, здесь можно вести речь о концептуальном поле «терпение — выдержка — невозмутимость — смирение».

Концепт «неизбирательная любовь» обозначается в повести преимущественно корневой морфемой lieb и ее многочисленными производными (индекс их частотности употребления в произведении составляет 101 единицу).

Путь Сиддхартхи к осознанию истины, тайного смысла бытия сложен. На пути постижения великой тайны он осваивает человеческие совершенства, в числе которых и неизбирательная любовь — одна из буддистских парамит, регулирующих психическую организацию человека, нормирующих его поведение в обществе.

360