panchenko-monogr

поскольку речевой этикет связан с вежливостью [Формановская, 2003, с. 12]. Нарушения же этикета фиксируются сознанием адресата и учи- тываются в дальнейшем. Сказанное позволяет сделать вывод, что этикетные формулы служат основой для поддержания баланса в общении и признаком экологичности романтического общения.

Значимым языковым средством, подчеркивающим факт экологич- ности общения, являются обращения в романтическом дискурсе. Прежде всего, следует указать, что обращения в косвенной форме «информируют» адресата об уровне отношений между интерактантами. Так, общепринятые формы типа Miss Brown, Mr. Clark, Rupert, Fenella Maxwell и другие широко применяются интерактантами в коммуникативных ситуациях знакомства. Такого рода обращения употребляются для социальной регуляции и подчеркивают официальный / полуофициальный характер общения, уважение к собеседнику через реализацию принципа Вежливости: Daniel. Daniel Clark. I’m Liz Paulson. I’m pleased to meet you, Miss Paulson. Pleased to meet you too, Mr. Clark (M. White. Spring Song).

Закрытая разновидность речи романтических партнеров — речь интимная, предназначенная только для партнера. Наблюдения за языковым материалом показывают, что участники взаимодействия в меньшей степени озабочены качеством речи, что обусловлено заповедной областью интимно-личностных отношений. Закрытая речь, однако, не означает неэкологичная. Напротив, интерактантам далеко не безразлично, что и как они говорят. Так, особую значимость в романтиче- ском дискурсе приобретают эмотивно-экспрессивные имена партнеров, «заряженные» экспрессией восторга, обожания, ласки, имеющие для романтических партнеров особый смысл: angel face, duckie, pet, angel, Honeybee, Funny Hunny и другие, а также имена, данные партнерам для идентификации их отношений как «эксклюзивных»: Little Dove, Lady of the Lake и др. Как считают исследователи, чем чаще используются такие прозвища, тем более позитивным, игривым, жизнерадостным будет общение. Большинство создаваемых коммуникантами номинаций друг друга индивидуальны для каждой пары и служат вполне определенным прагматическим целям. Несомненно, такие обращения соотносятся с позитивными эмоциями и являются признаком экологичности рассматриваемого типа общения. Вместе с тем следует заметить, что такого рода обращения при первой встрече свидетельствуют о нарушении этикетных правил и вполне могут вызвать негативные эмоции адресата, т. е. быть неэкологичными.

К закрытым можно отнести также и ситуации признания в любви, в которых высказывания говорящего предназначены конкретному адреса-

391

ту. Многообразие коммуникативных ситуаций признания в любви в рамках романтического общения сводится, в конечном итоге, к двум типам. Ситуации первого типа характеризуются спонтанностью, которая исходит из глубин сознания, неподготовленностью высказываний, когда говорящий сообщает слушающему о своих чувствах неожиданно, под влиянием внутреннего импульса, эмоционального порыва, собственных побуждений. Спонтанность является движущим началом твор- чества индивида. Ситуации второго типа, напротив, представляют собой осознанные, подготовленные сообщения о переживаемых чувствах, когда человек продумывал и давно хотел сказать об этом. Последнее, однако, не означает, что собственно признание будет грамматически и стилистически правильным, без каких-либо нарушений общепринятых правил или действующих в данном обществе языковых норм. Эмоциональное состояние говорящего в момент признания становится причи- ной нарушений речевой грамотности, редукции вербальных знаков, которые, тем не менее, не являются, на наш взгляд, показателями неэкологичности романтического общения, а свидетельствуют лишь о высокой степени эмоциональности говорящего, экспрессивности и психологической напряженности. Подтвердим сказанное примерами:

—Oh Dino, Dino, — she cried, and tumbled off Hardy into his arms. He kissed her fiercely she had no doubt of his feelings towards her.

—Oh, I love you,’ — she bleated incoherently. — ‘I’ve missed you. I’ve been so so miserable.

—Me too,’ he groaned. — ‘Oh, Christ, darling, we’ve been so dumb.

—Oh, I’m so glad,’ — said Fen burying her face in his chest. — ‘I was so aching to see you, it was the vain thing that drove me on to get selected. I thought I’d die when Mary-Jo said you weren’t coming. You won’t ever dissapear, will you? Life’s so awful when you’re not there (J. Cooper. Riders).

Для реализации своих интенций собеседникам предоставлена большая свобода в выборе языковых средств. Дискурсы романтических партнеров обогащаются эмоционально и семантически, открывают возможности для нового уровня общения, о котором партнеры раньше не подозревали. Коммуникативное поведение партнеров в высшей степени эмоционально. Его фон характеризуется использованием в данном типе диалога таких эмотивно заряженных высказываний, как love you, missed you, was so aching, life’s so awful when you’re not there. Эмоции неизбежно проявляют себя и на невербальном уровне: мощным средством передачи эмоционального состояния коммуникантов являются фонационные (she cried, bleated incoherently, he groaned), гаптические (he kissed her fiercely), жестовые компоненты, требующие изменения дистанции (burying her face in his chest), которые существенным образом

392

усиливают эмоциональное воздействие высказываний собеседников друг на друга. Позитивные эмоции обоих участников интеракции, выражаемые вербальными и невербальными средствами, подтверждают факт экологичности общения. Иначе говоря, экологичность в романти- ческом общении проявляется как на вербальном, так и невербальном уровне.

Рассмотренная выше ситуация показывает, что в большинстве слу- чаев признание происходит спонтанно, речь адресанта эмоциональна и содержит большое количество эмотивов, независимо от того, осуществляется ли оно в прямой или косвенной форме. Учитывая, что признание в любви ставит своей конечной целью улучшение самочувствия адресата, проявление эмоций любви, нежности имеет положительную энергетику, а общение в таких ситуациях экологично. Исключение составляют те ситуации признания, когда адресат не разделяет чувства адресанта, т. е. прагматика говорящего и прагматика слушающего не совпадают, что приводит к диффамации первого. Иными словами, положительные интенции говорящего, реализующие установку на экспликацию позитивного отношения к собеседнику, могут не улучшать эмоциональное состояние адресата, а детерминировать полярное (антагонистическое) эмоциональное отношение с его стороны:

—She saw the signature.

—You painted these?

—I’m sorry if they don’t appeal to you.

—They’re fantastic! — She moved toward him. — I don’t understand. If you can do this, why would you ever want to do anything else? You’re wonderful. I don’t mean you’re good. I mean you’re wonderful.

—Tony stood there, not listening, wanting her to get out. … — He wished she would leave him alone (S. Sheldon. Master of the Game).

В описываемой ситуации девушка обсуждает с молодым человеком его картины; она с восхищением отзывается о них, делая ему комплимент, и проявляет настойчивость при поддержании контакта, что отражается в ее речевой партии: They’re fantastic! <…>If you can do this, why would you ever want to do anything else? You’re wonderful. I don’t mean you’re good. I mean you’re wonderful. Речь собеседницы сопровождается сокращением пространственной дистанции между партнерами (She moved toward him), что, очевидно, можно расценивать как стремление к изменению психологической дистанции. Однако высказывания девушки, хотя и являются эмоциогенными, вызывают скорее негативные эмоции собеседника, что проявляется в его невербальном поведении — молчании, которое вносит рассогласованность в общение. Таким образом, возникающие в процессе неконгруэнтной прагма-

393

тики высказываний коммуникантов негативные эмоции могут вполне разрушить отношения, стать причиной рассогласованности в общении и даже конфликта, несмотря на то, что интенции одного из коммуникантов были явно другими.

Резюмируя сказанное, отметим, что экологичность в романтиче- ском общении проявляется на вербальном и невербальном уровнях. Этикетные формулы речи направлены на реализацию таких параметров экологичности романтической коммуникации, как стремление уча- стников взаимодействия к кооперативному общению, доброжелательность, вежливость, уважение собеседника и др. Экологичность/неэкологичность романтического общения ситуативно обусловлены. Понятия экологичности/неэкологичности романтического общения несводимы только к использованию / неиспользованию в процессе общения эмотивов с положительным / отрицательным модусом. Положительно заряженные эмотивы нередко приобретают негативную коннотацию в коммуникативной ситуации, становятся, таким образом, неэкологич- ными и могут вызвать рассогласованность в общении.

ЭКОЛОГИЯ ОБЩЕНИЯ В КОММУНИКАТИВНОЙ СИТУАЦИИ «ПРИЗНАНИЕ ВИНЫ»

Т.И. Толкачева

Ситуация «признание вины» является благодатным полем для изу- чения экологичности общения, в частности, на межличностном уровне. Мы определяем коммуникативную ситуацию «признание вины» как типовую, инвариант реальной жизненной ситуации, в которой индивидуумы, осознав неправомерность своего поступка, сообщают об этом с помощью различных вербальных и невербальных средств [Толкачева, 2009, с. 54—55].

Поведение адресанта в ситуации «признание вины» определяет его прагматическая установка, т. е. мотивы и цели совершения им акта признания вины. Большинство исследователей в различных сферах науч- ной деятельности считают, что именно эмоции являются основным мотивом, побуждающим человека к действию (К. Бюлер, В.К. Вилюнас, Л.С. Выготский, Ч. Дарвин, К. Изард, К. Лоренц и др.). «Эмоция — особое переживание субъектом отдельных отражаемых объектов, придающее им целевую характеристику и побуждающее субъекта к решению

© Толкачева Т.И., 2013

394

на уровне образа задачи о способе их достижения, а в конечном счете — к целенаправленной внешней деятельности» [Вилюнас, 1984, с. 24].

Понятие «коммуникативная ситуация “признание вины”» соотносится с феноменом «âèíà». Вину связывают, в основном, с фактом свершения предосудительного поступка, а также упоминают данный феномен в контексте религиозного мировоззрения, сферы нравственности, морали и ответственности за какие-либо действия как мерила нравственной характеристики собственного поведения.

Чувство вины — сложное чувство, которое в реальной жизни неизбежно «обрастает» различными эмоциями: стыда, отчаяния, страха, любви и др. Например, в исследованных нами примерах ситуации «признание вины» доминирующими были следующие кластеры эмоций: ñòûä (неловкость, смущение, сожаление — раскаяние); страх (опасение, неуверенность, нерешительность, сомнение, робость); тоска (страдание, скорбь, грусть, отчаяние, безысходность, расстройство); злость (гнев, негодование, недовольство, возмущение, ненависть, нервозность); симпатия (любовь, уважение, благодарность, сочувствие, сопереживание). Все эти эмоции неизбежно проявляют себя на вербальном и невербальном уровнях поведения индивидуума.

Признание вины интересно тем, что с точки зрения цели общения данный акт можно назвать вариантом экологичной коммуникации, поскольку он предполагает, в зависимости от прагматической установки, налаживание отношений с адресатом, желание быть понятым, разрядить обстановку и т.д. Однако стоит отметить, что лексику, которая при этом используется, зачастую можно назвать грубой, иногда самоуничижительной, хотя используется она для того, чтобы в конеч- ном итоге обелить себя. Например, в случае прямого признания вины (которое осуществляется вербально и эксплицируется при помощи лексики, выражающей самообвинение и/или самопризнание, а также при помощи вербальных единиц, сигнализирующих об извинении и/ или просьбе о прощении) самообвинение выражается как стилисти- чески нейтрально (I know I’m being silly, I blame myself, I know I was wrong, I was responsible, forgive, me, I’m sorry + explanation), так и при помощи весьма грубой лексики (I’m sorry I feel like such an S.O.B., I’m a terrible person, I’ve been fool, I disgust myself, I was an asshole, I’m a whore).

Негативная вербальная упаковка является следствием личностной оценки человеком своего поступка и, вероятно, согласно сложившемуся мнению, чем самоуничижительнее признание вины, тем вернее оно может привести к достижению цели — получению прощения.

395

Важной в акте признания вины является невербальная составляющая. В ситуациях «признание вины» нами выявлены невербальные маркеры эмоционального состояния, связанные с изменением внешнего вида, позы, особенностями походки и движения рук, головы и тела, манипуляциями предметами, направлением взгляда, а также с физиологическими проявлениями эмоций (слезы, пот, дрожь, выражение глаз, вздохи и т.п.). Как правило, ровная речь персонажей, не сопровождающаяся невербальными проявлениями, свидетельствует о демонстративном признании вины при отсутствии переживания чувства вины.

По нашим данным, наиболее частотное эмоциональное состояние в коммуникативной ситуации «признание вины» (32,3% от общего коли- чества исследованных нами примеров) — это кластер эмоции стыда [Толкачева, 2009, с. 163].

Эмоция стыда оказывает глубокое психологическое воздействие на человека, переживающего ее. В Большой Советской энциклопедии находим следующее определение стыда: чувство, возникающее у человека при совершении им поступков, противоречащих требованиям морали, унижающих достоинство личности. Содержание поступков, вызывающих чувство стыда, имеет общественно-исторический характер, зависит от эволюции норм морали. Стыд испытывается как тягостное беспокойство, неудовлетвор¸нность собой, осуждение своего поведения, сожаление о совершенном поступке. Стыд может переживаться при недостойном поведении др. людей, в особенности близких. Чувство стыда возникает и при воспоминании об унизительном поступке, совершенном в прошлом. Переживание стыда может иметь отч¸тливые телесные симптомы — покраснение лица, опускание глаз и т.п. [ÁÑÝ].

Понятие вины часто путают или отождествляют с эмоцией стыда. Однако исследователи, занимающиеся проблемой разграничения данных феноменов, считают, что это два различных эмоциональных состояния.

Исследуя истоки и причины возникновения вины и стыда, психолог И.Н. Корнеева отмечает: «Чувства стыда и вины часто путают, хотя бы потому, что человек может их испытывать одновременно. Есть люди, более склонные испытывать чувство стыда, другие — вины. Одни чувствуют стыд, другие — вину, третьи — и то и другое в одних и тех же ситуациях. Стыд — чувство, что ты плохой, а вина — что ты сделал что-то плохое» [Корнеева: www]. Как далее поясняет психолог, стыд затрагивает центральную идентичность человека, его сущность, вина — его действие. «Стыд и вина — это совершенно разные переживания. Человек, испытывающий стыд, и человек, испытывающий вину, по-разному переживают

396

провал и неудачу. Неудачу стыдящийся человек ощущает как жизненный провал, он чувствует себя не адекватным всему роду человеческому, не способным реализовать свои жизненные задачи, не соответствующим своим ожиданиям. Чаще всего это отражение родительских ожиданий. Виновные чувствуют ошибку не в бытии, а в действии. Их беспокоит то, что они сделали неправильно и как это отразится на них и остальных. Их неудача состоит в их собственных обязательствах перед собой» [Корнеева: www]. Таким образом, можно сделать вывод, что согласно представленной точке зрения, человек испытывает стыд перед другими людьми за какие-либо свои личностные неудачи или их несбывшиеся ожидания, а вина — чувство, которое возникает у человека в результате оценки собственных действий. Интересны наблюдения психолога относительно внешних симптомов переживания людьми стыда и вины. И.Н. Корнеева подмечает, что стыд и вина проявляются в разных телесных реакциях. «Стыд парализует, кровь приливает к лицу, колени слабеют, невозможно сделать шаг, несмотря на отчаянное желание убежать. Жертва стыда теряет контроль над своим собственным телом, что делает стыд еще более глубоким. Человек чувствует себя видимым насквозь, он разоблачен, уязвим и беззащитен, он превращается в ничтожество, нет никаких ка- честв в нем, чтобы искупить его недостатки. Мало того, что он презренная тварь, его еще все видят. Он сталкивается с непреодолимым чувством унижения и презрения к себе, теряет способность думать. Вина редко может вызывать реакции всего тела, ощущения вины чаще всего являются смесью эмоций и мыслей, эти мысли могут быть болезненны, но это не физическая боль» [Там же]. Согласно точке зрения Е.А. Дженковой, которая исследовала концепты «стыд» и «вина» в русской и немецкой лингвокультурах, «различие между культурными феноменами стыда и вины заключается в том, что первый из них сфокусирован на внешней оценке релевантных для того / иного социума явлений культуры, а второй ориентирован преимущественно на самооценку индивида» [Дженкова, 2006, c. 245—246]. «Вина не зависит от мнения окружающих или перспективы наказания за проступок, а вызывается самоосуждением» [Там же, с. 239].

По мнению некоторых исследователей, стыд является позитивной эмоцией. Подобную точку зрения высказывает, например, известный австралийский психотерапевт Х. Льюис. Ее работы, посвященные роли стыда и чувства вины в развитии личности, опираются на теорию психоанализа, исследования экспериментальной психологии и личностно ориентированной психотерапии. Исследователь обращается к вечной проблеме разграничения стыда и вины, рассматривая эти две эмоции как самостоя-

397

тельные и важные факторы мотивации. Она убедительно доказывает, что данная проблема обязана своим возникновением Фрейду; путаница возникла с тех пор, как Фрейду не удалось провести четкую грань между ‘самостью’ (self) и ‘эго’, с тех пор, как было принято за правило рассуждать о ‘суперэго’ в терминах инстинктивных влечений (инстинкта смерти) и акцентировать роль аффективного состояния вины. В рамках выстроенной Фрейдом теории не нашлось места понятию стыда, он не рассматривал стыд в качестве составляющей суперэго, как не смог распознать и роль стыда в развитии депрессии (приводится по: [Изард, 1999, с. 32]). В своих работах Х. Льюис вскрывает позитивное значение эмоции стыда для поддержания чувства собственного достоинства, самоуважения и эмоциональных связей человека.

Рассмотрим подробнее на предмет экокоммуникации примеры ситуации «признание вины», в которых преобладающим эмоциональным состоянием являются эмоции кластера «стыд». В речи персонажей переживание эмоции стыда выражалось в самоотчетах о своих чувствах при помощи оценочных лексем. В ряде примеров экспликация эмоций кластера ñòûä осуществлялась на основе эмоционально заряженного и оценочного сравнения, объектом которого являлись порицаемые в обществе явления (проституция, глупое поведение и т.п.): I’m a whore, Jack. Just like all the other girls you sleep with (D. Steel. Special delivery); I’m sorry, she said, for behaving like a goddamn idiot (S. Sheldon. The naked face).

Ñòûä и другие эмоции данного кластера могут быть выявлены на основе анализа сочетания вербальных и невербальных компонентов в речи персонажа. Незаконченные предложения, паузы, заминки могут быть истолкованы как проявления стыда и смущения. В следующем примере героиня рассказывает своему новому близкому другу историю о своих неудавшихся отношениях с предыдущим молодым человеком и о том, как она забеременела.

Пример 1: … then he stopped somewhere to park on the way home. I didn’t want to go, but I didn’t want to make a big deal about it either, and he gave me a sip of gin, and then... she looked down at her protruding belly …you can figure out the rest. He said he didn’t think I could get pregnant’

(D. Steel. Special Delivery).

Âсвоем рассказе она, делая паузы, как бы подбирает необходимые слова. При этом, недоговаривая отдельные предложения, героиня пропускает интимные подробности и детали, которые, с одной стороны, могут быть легко додуманы собеседником, с другой стороны, свидетельствуют о переживании чувства стыда.

Âподавляющем большинстве случаев доминирующая в конкретной ситуации эмоция одного кластера сливается с эмоциями других, образуя

398

сложный кластер эмоций, который мотивирует поведение персонажа в коммуникативной ситуации «признание вины» и эксплицируется персонажем в ней. Например, в следующей ситуации героиня демонстрирует сложное эмоциональное состояние, в котором сочетаются эмоции стыд, отчаяние, возмущение своим поведением (злость íà ñåáÿ) è опасение.

В данном примере главная героиня романа Аманда винит себя за то, что полюбила мужчину вскоре после смерти своего мужа. Последней каплей, послужившей причиной нервного срыва, был тот факт, что она занималась любовью с любимым мужчиной на супружеской постели, которую она до этого долгое время делила со своим недавно умершим супругом.

Ï ð è ì å ð 2 : — Do you want to take a shower?

—No, I want to die.’ She threw herself on her bed, and he sat down on the edge of it, and looked at her with deep affection.

—You put yourself through an awful lot of shit. Do you know that?

—I deserve it,— she said, with tears in her eyes again. —“I”m a terrible person, and one day my children will know it.’ And then she looked up at Jack with utter panic as she lay there. “You won”t tell Paul, will you? Oh my God... he’ll tell Jan, and she’ll tell Louise... (D. Steel. Special delivery).

На лексическом уровне эмоция ñòûä косвенно обнаруживает себя

âвысказываниях персонажа о своем желании умереть (No, I want to die), а также в том, что она заслуживает наказания за свой поступок (I deserve it). Возмущение è злость на себя выражаются в самообвинении

(I’m a terrible person, and one day my children will know it). Ñòûä è отчаяние проявляются на невербальном уровне через кинесику (She threw herself on her bed), на эмоцию страх имплицитно указывают риторический вопрос-просьба (You won’t tell Paul, will you?), междометие, подчеркивающее интенсивность испытываемой эмоции (Oh my God). Опасение, что дети узнают о ее встречах с мужчиной, имплицитно выражено посредством незаконченных предложений (he’ll tell Jan, and she’ll tell Louise), а паника, сопутствующая страху, эксплицируется невербально — во взгляде, репрезентированном в тексте с указанием на переживаемое персонажем чувство (she looked up at Jack with utter panic).

К особенностям невербальной экспликации стыда относятся направление взгляда, «уменьшение» в размере, потение, голосовые модуляции (понижение голоса), вздохи. Бытует мнение, что человек, испытывающий стыд, опускает глаза или отводит взгляд. В выявленных фрагментах коммуникативной ситуации «признание вины» были отмечены несколько случаев описания взгляда персонажа, явно указывающего на данную эмоцию. При этом ключевым являлось направление взгляда.

399

Как правило, взгляд отводился от собеседника или был направлен вниз (в связи с этим стоит упомянуть о бытующем в русском языке выражении «потупить взор»), персонажи, манифестируя эмоцию ñòûä, упоминали о том, что не могли смотреть кому-либо в лицо: Woody sat there, staring at the floor (S. Sheldon. Morning, Noon & Night); Woody was too ashamed to look at the others (S. Sheldon. Morning, Noon & Night); He looked I at his feet He whispered, ‘We’re really sorry about this, love, all of us locals are’ (G. Seymour. The Waiting Time). Отмечалось также стремление спрятать лицо: …after a couple of days she woke up at night and cried her eyes out, hiding her face in a towel (W. Woodruff. The Road to Nab End).

Âситуации «признание вины» персонажи, испытывающие смущение или стыд, понижали голос или говорили шепотом, отмечалась также хрипота в голосе: He looked I at his feet (???). He whispered, ‘We’re really sorry about this, love, all of us locals are’ (G. Seymour. The Waiting Time); When he finally spoke, his voice was hoarse (S. Sheldon. Morning, Noon & Night).

Âнекоторых примерах коммуникативной ситуации «признание вины» переживание стыда репрезентировалось через описание визуального «уменьшения» персонажей в размере, как бы пытающихся «ис- чезнуть» с глаз собеседника: …he grinned, looking suddenly shorter and a whole lot worse than he had when he’d asked her (D. Steel. The Gift);

Olivetti seemed to shrink smaller and smaller after each name was read

(D. Brown. Angels and Demons).

Обобщая, следует отметить, что персонажи, испытывая эмоцию ñòûä, старались не смотреть в глаза собеседнику, тихо говорить и казаться как можно меньше. Возможно, здесь можно провести параллель

ñукоренившимся взглядом на поведение людей, испытывающих стыд, которое отразилось в русском устойчивом выражении «не знать, куда деться от стыда».

Рассмотрение примеров коммуникативной ситуации «признание вины» с доминирующим кластером ñòûä на предмет экологичности коммуникации показало, что с позиции признающего вину оно не может считаться экоположительным, поскольку, как правило, его речь изобилует отрицательно заряженными лексемами. Кроме того, как вербальное, так и невербальное поведение свидетельствует об общем подавленном моральном состоянии коммуниканта. Однако следует отметить, что неэкологичное поведение адресанта используется им в экологических целях для восстановления морального и физического здоровья как самого адресанта, так и адресата / адресатов. С этой позиции ситуация «признание вины» определенно является экоположительной.

400