5. Виды проблемности в мышлении

Весь в целом мыслительный процесс искания (про­гнозирования) и открытия существенно нового (ранее неизвестного) протекает, как уже выше отмечалось, в специфических условиях, когда вплоть до самой послед-

69

ней его стадии еще не существует полностью и четко определенного конечного результата. Иначе говоря, уже есть «начало» мышления (проблемная ситуация, пре­образуемая затем в задачу с более или менее четко определенными, первоначально сформулированными исходными условиями и требованием), но еще нет его «конца». Он может лишь в большей или меньшей сте­пени прогнозироваться по ходу протекания всего мыс­лительного процесса.

Эти изначальные неданность и неполная заданность конечного результата, или конечной стадии, мышления как процесса непрерывно определяют и составляют проблемность решаемой человеком задачи. (Правда, эта проблемность очень по-разному выступает на раз­личных стадиях решения.) Неданность и незаданность будущего искомого результата в большинстве случаев недостаточно учитывается существующими теориями мышления, и потому на этой важнейшей стороне дела необходимо специально остановиться.

Изначальное (почти) полное¹ отсутствие будущего искомого результата в процессе решения какой-либо проблемы может показаться на первый взгляд очень странным или даже вовсе неправдоподобным, например уже для обычных учебных задач школьного типа. В этих нередко совсем простеньких задачках как будто бы заранее есть общеизвестный (для взрослых), гото­вый и абсолютно правильный однозначный конечный результат (ответ), обычно специально зафиксирован­ный на последних страницах задачника.

Впечатление неправдоподобности может усилиться, если взять в качестве простейшего типичного примера следующую элементарную задачу, впрочем, весьма трудную для некоторых первоклассников: «Мама дала сыну 3 яблока, а дочери — на 2 яблока больше. Сколь­ко всего яблок у ее сына и дочери?» В этом случае все подлежащие счету предметы (яблоки) уже сущест­вуют как данные по условию задачи и потому их общее итоговое количество имеется: заранее. Как же в таком случае можно утверждать, что здесь еще нет конечного результата мыслительного процесса? Этот вопрос встает

70

предельно остро, если все условия и требование задачи представить совсем реально: предлагая на уроке зада­чу, учитель дает в руки одному первокласснику 3 пред-мета, другому — на 2 больше и т. д. Тогда становится совершенно очевидным объективное изначальное суще­ствование итогового общего количества предметов, которое воплощает в себе конечный ответ на вопрос задачи и как будто бы конечную стадию (результат) соответствующего мыслительного процесса. И тем не менее, при всей бесспорной реальности и объективности существования столь точно определенного итогового количества счетных предметов, это последнее еще не существует для интересующих нас индивидов (для тех первоклассников, которые пока что испытывают боль­шие интеллектуальные затруднения в решении таких задачу. Это легко показать на следующих примерах.

Несуществование в начале мыслительного процесса его конечного результата (итогового ответа на воп­рос — требование решаемой задачи) объективно и весь­ма отчетливо обнаруживается в тех многочисленных упоминавшихся выше экспериментах по психологии мышления, которые проводятся на основе методики «подсказок» и объясняются в свете принципа детерми­низма «внешние причины действуют через внутренние условия». Мы уже видели, что когда учитель, экспери­ментатор предлагает ученику или испытуемому под­сказку, прямо указывающую верный путь к решению задачи или даже содержащую это решение, то такая подсказка может быть успешно использована лишь теми, кто достаточно продвинулся вперед в самостоя­тельном анализе решаемой задачи (т. е. в меру фор­мирования внутренних условий мышления, опосредст­вующих все внешние воздействия). Если же человек еще очень мало думал над задачей, не начал раскры­вать ее проблемность и тем самым не подготовил почву для принятия необходимой помощи извне (подсказок, советов), он не сможет правильно использовать косвен­ные или прямые указания, направляющие его на верный путь решения.

Подобные факты означают, что на этих этапах мыс­лительного процесса еще не существует (в полном смысле слова) конечного результата мышления кото­рый выступал бы в качестве окончательного и четкого образца искомого решения и с которым можно было

71

бы сразу и непосредственно сопоставлять все промежу­точные и подготовительные гипотезы. Ведь даже в простейших школьных задачках на два или три дейст­вия (сначала сложить определенные величины, Лотом вычесть) итоговый ответ, помещенный в конце задач-ника, не является однозначным эталоном для проверки правильности каждой из промежуточных арифметиче­ских операций (сложения, вычитания).

Таким образом, в процессе мышления человек ищет и открывает искомое, неизвестное (будущее решение) в специфических условиях, когда для него, т. е. субъек­тивно, еще не существует конечного результата этого процесса и потому вначале отсутствует ясный и четкий образец (эталон) искомого. (Напомним, что искомое — не только итоговый результат решения, но и искание новых свойств и отношений познаваемого объекта, фор­мирование новых способов действия, новых мотивов и т. д.)

Полученный вывод можно пояснить сопоставлением с традиционным и наиболее широко распространенным пониманием обратной связи. Первооткрыватели обрат­ной связи советские ученые П. К. Анохин и Н. А. Бернштейн, американский ученый Н. Винер и другие пони­мали ее как универсальный способ саморегуляции, осуществляемый путем прямого и непосредственного сличения промежуточных, текущих результатов какого-либо процесса, действия, операции с их конечным общим результатом. Тем самым последний, выступает в каче­стве изначально готового, заранее известного, данного или полностью заданного эталона.

Напомним классический пример обратной связи, часто приводимый П. К. Анохиным. Человек хочет пить, наливает воду из графина в стакан и пьет. Вся эта последовательность сравнительно простых действий или операций по наливанию воды в стакан управляется сначала и до конца механизмом обратной связи, пред­ставляющим собой прежде всего непрерывное сличение всех промежуточных результатов процесса с его ко­нечным результатом. Иначе говоря, по ходу осуществ­ления всех таких действий человек заранее может их примерно представить себе и затем на основе представ­ления непрерывно получает непосредственно данные сигналы о том, насколько правильно он действует: до­тянулся он до стакана и до графина или нет, как он

72

наклонил графин, как течет в стакан вода и т. д. Любая неточность или ошибка в движениях руки сразу же ста­новится очевидной и потому легко может быть исправ­лена.

Все это возможно только потому, что уже заранее имеется готовый, непосредственно данный и очевидный (даже наглядный) образец (представление) таких действий и операций и их конечного результата. С этим образцом легко и просто сопоставлять промежуточные результаты и стадии осуществляемого процесса. В по­добных случаях обратные связи весьма эффективны и составляют главный или даже единственный способ саморегуляции — в деятельности человека, в поведе­нии животных, в функционировании машин и автома­тов.

Теперь поставим вопрос: насколько применим и применим ли вообще этот традиционно понимаемый механизм обратных связей к мыслительному процессу (в его вышеуказанном понимании)? Имеется в виду процесс научного, теоретического¹ мышления, всегда неразрывно, хотя и опосредствованно связанного с практикой. Оно, конечно, так или иначе включает в свой состав и все другие виды мышления (наглядно-образ­ное, наглядно-действенное), но не сводится к ним. (Простейшим примером теоретического мышления мо­жет служить процесс решения задачи о свече, горящей в космическом корабле, поскольку в данном случае не­обходимо сформировать хотя бы минимальное теорети­ческое обобщение конвекции и невесомости в их отно­шении к горению.)

Итак, какую же роль играют обратные связи в само­регуляции (теоретического) мышления? Как уже от­мечалось выше, обратные связи функционируют на основе изначально готового эталона (представления) будущего результата, а для мыслительного процесса такого эталона нет. Отсюда мы закономерно делаем вывод, что механизм обратных связей занимает в само­регуляции мышления другое, менее существенное место, чем при рассмотренных выше сравнительно простых движениях, действиях и операциях.

Приведем простой пример из наших вышеупомяну-

73

тых экспериментов по решению задачи о свече в косми­ческом корабле.

На различных стадиях мыслительного процесса ряд испытуемых вспоминали и продолжали формировать дальше наиболее важные здесь понятия конвекции и невесомости, настолько глубоко раскрывая сущест­венные стороны познаваемого объекта, что казалось, будто они уже решили задачу. Однако сами испыту­емые не считали найденное ими (объективно верное) решение правильным и продолжали поиски неизвест­ного или же вовсе отказывались от дальнейшего обду­мывания задачи, полагая, что успеха им уже не добить­ся. Если бы (как в рассмотренном выше случае с нали­ванием воды из графина в стакан) они имели заранее готовый и очевидный эталон будущего результата своих действий, они сопоставили бы с ним полученные новые данные о конвекции и невесомости и сразу же убеди­лись в правильности или, по крайней мере, перспек­тивности уже почти найденного решения. Однако их явные колебания в самооценке полученного результата-мышления или даже отказ от дальнейших попыток ре­шить задачу объективно свидетельствуют о том, что у них не было такого готового и четкого эталона, они его еще не сформировали и потому им не с чем было со­поставить промежуточные результаты мыслительного процесса.

Например, испытуемая С. О. вначале приходит к выводу, что «парафин не стекает» с фитиля и поэтому пламя погаснет. Однако она колеблется в истинности своего вывода и потом даже начинает предполагать, что свеча «может там гореть». Затем в ходе решения вспомогательных задач, играющих роль подсказок, ис­пытуемая вспоминает и обобщает свои знания о конвекции и пытается использовать их в основной за­даче. Она рассуждает следующим образом: «...Воздух теплый наверх идти не будет, холодный вниз тоже идти не будет. А вот как это влияет на горение свечи, вот этого я не знаю...» На следующем этапе решения она начинает понимать, что «кислород весь сгорит, но не уйдет, нового не прибавится, вот поэтому она (свеча) и сгорит быстро». Реализованная здесь идея конвекции (вместе с идеей невесомости), казалось бы, может стать теперь конечным результатом мышления, совпадающим с объективно верным окончательным

74

решением. Но у испытуемой нет заранее готового и очевидного эталона для полного прогнозирования этого конечного продукта, и потому последний еще не с чем сличить, чтобы понять как его решение. В итоге конеч­ный результат становится лишь промежуточным, т. е. процесс мышления не заканчивается, а продолжается в поисках окончательного, но не промежуточного реше­ния. После паузы возникает прямо противоположная мысль: «...Все равно там же существует хаотическое движение воздуха (диффузия), там же предметы хао­тически плавают, то и воздух там хаотически тоже перемещается... Все-таки она (свеча) должна там го­реть...» И наконец, на заключительном этапе решения испытуемая возвращается к принципу конвекции, разрабатывая на его основе окончательное решение; прежний промежуточный результат мышления превра­щается в конечный. Теперь она более уверенно исполь­зует его для доказательства вывода о том, что свеча погаснет. Но полной уверенности в таком доказатель­стве у нее все же нет (подобно некоторым другим ис­пытуемым).

Итак, в общем итоге у разных людей выявлен раз­личный уровень уверенности в прогнозировании и обос­новании искомого (неизвестного).

Эта неполная убежденность в правильности найден­ного (объективно верного) решения, отмеченная у час­ти наших испытуемых, не может означать и не означа­ет, что предлагаемая задача вообще в принципе не име­ет вполне четкого и доказательного решения. Как мы уже видели, такое совершенно достоверное и убеди­тельное решение существует объективно, и именно оно было найдено после долгих поисков другой частью на­ших испытуемых, абсолютно уверенных в своей право­те. Следовательно, полученные нами основные данные существенно не зависят от специфики предметного со­держания использованных в экспериментам задач.

Итак, прогнозирование искомого (будущего оконча­тельного решения) начинается уже на первой стадии мыслительного процесса. Но это не значит, что уже вна­чале существует вполне определенная конечная ситуа­ция мышления в качестве заранее полностью заданно­го эталона, с которым можно было бы непосредствен­но и однозначно сравнивать промежуточные результа­ты мышления. Мысленное предвосхищение искомого осу-

75

ществляется без такого эталона на основе вышеупомя­нутых закономерностей прогнозирования: искания и от­крытия неизвестного как конкретного носителя опреде­ленных и все более определяемых отношений между условиями и требованием задачи ((посредством форми­рования операционной схемы, конкретизирующей ана­лиз через синтез).

По мере выявления этих отношений и их конкрет­ного носителя человек создает все более точные крите­рии искомого, с помощью которых он определяет, какие именно свойства и взаимосвязи познаваемого объекта могут заполнить разрыв, интервал между обоими членами основного отношения (условиями и требованием решаемой задачи). Следовательно, такие критерии ис­комого не даны и не заданы изначально в готовом ви­де и потому не являются заранее известным эталоном будущего решения. Они именно формируются (имеете с искомым) по ходу всего мыслительного процесса.

Тем самым, как мы видели, причинная обусловлен­ность мышления существенно отличается от менее слож­ной саморегуляции движения и действий (типа налива­ния воды из графина в стакан), осуществляемых толь­ко или преимущественно на основе обратных связей путем непосредственного сличения промежуточных, текущих состояний с изначально заданными эталонами ко­нечных результатов. Обратные связи необходимы, но недостаточны для мысленного прогнозирования иско­мого.

Может возникнуть возражение, что такой вывод ха­рактеризует процесс решения лишь узкого класса тео­ретических задач типа тех, которые использовались в наших экспериментах, поскольку в данном случае пре­дельно затруднена или вообще исключена прямая эмпи­рическая проверка найденного решения. Однако это возражение легко отвести, если учесть, что столь сложная и многообразно опосредствованная связь теории и эмпирии (опыта) наиболее специфична вообще для вся­кого научного мышления, какую бы конкретную зада­чу оно ни решало.

Напомним, в частности, вышеупомянутую проблему «Может ли машина мыслить?». Общее теоретическое решение ее, казалось бы, очень легко проверить эмпи­рически (на опыте): построить такую машину и прак­тически убедиться, мыслит она или нет. Однако подоб-

76

ных автоматов создано уже немало, но по поводу поч­ти каждого из них дискуссия разгорается еще сильнее.

Практика как критерий истины не отрицает, а, на­оборот, предполагает сложнейшую, многократно опо­средствованную взаимосвязь теории и практической де­ятельности. «Точка зрения жизни, практики должна быть первой и основной точкой зрения теории познания... При этом не надо забывать, что критерий практики ни-когда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было чело­веческого представления»¹. Столь сложная диалекти­ческая зависимость между практическим и теоретиче­ским уровнями взаимодействия человека с миром в очень общей форме выявляет рассматриваемую здесь закономерность мышления. Согласно этой закономер­ности для мыслительного процесса решения проблемы не существует заранее полностью заданных критериев и эталонов будущего решения. Если бы они существо­вали изначально, то практическая проверка (в частно­сти, на основе обратных связей) тех или иных резуль­татов познания осуществлялась бы совсем легко и про­сто путем их непосредственного сличения с имеющимся эталоном. Но, как мы уже видели, мыслительный про­цесс протекает существенно иначе.

Таким образом, в соотношении с проблемой обрат­ной связи вычленяются, по крайней мере, два взаимо­обусловленных, но существенно различных уровня в са­морегуляции, вообще в детерминации деятельности. Пер­вый из них (менее сложный) осуществляется прежде всего с помощью механизма обратных связей, основан­ного на изначальной данности наглядного эталона бу­дущего результата. Второй уровень саморегуляции бо­лее сложный; он также может использовать обратные связи, но не они являются для него главными и специ­фическими. Осуществляется он прежде всего с помощью рассмотренных выше механизмов мысленного прогно­зирования искомого, основанных на поэтапном форми­ровании не данных изначально критериев этого иско­мого.

Для обоих указанных уровней одинаково существен­на и необходима взаимообусловленность процесса и воз­никающего в нем результата (продукта), но такая

77

взаимообусловленность для них весьма различна. На первом уровне, как мы видели, она прямая, не­посредственная и очевидная.

В целях дополнительного пояснения приведем (из наших экспериментов) еще один, совсем простой при­мер, характеризующий генетически очень ранние стадии саморегуляции. Девочка 10 месяцев, стоя в кроватке, любит, подобно многим своим сверстникам, брать иг­рушки (кубики, погремушки) и с силой бросать их на пол. И вот «первые в ее жизни экспериментатор (отец) дает ей в руки небольшой воздушный шарик, который она тоже бросает вниз, но он (очень легкий) не летит книзу и не ударяется об пол. Девочка явно удивлена и начинает даже плакать («по-видимому, от неожидан­ности).

Этот очень яркий факт обратной связи объясняется, на наш взгляд, тем, что девочка радостно ожидала, прогнозировала уже привычный для нее, результат иг­ровых действий, однако реально полученный ею результат очевидным для нее образом не оправдал прежних надежд. Весь ее прошлый жизненный опыт пришел в столь явное противоречие с неожиданно новым продук­тов деятельности, что девочка сразу же поняла это — и заплакала.

Во всех подобных случаях главный результат как бы говорит сам за себя; он прямо и сразу сигнализирует о там, насколько успешно или безуспешно осуществле­на определенное действие. Поэтому такая очевидная сигнальная и непосредственная взаимообусловленность между процессом и его результатам и есть обратная связь между ними.

Однако на другом, более сложном уровне саморегу­ляции (например, как мы «вдели, на уровне теорети­ческого мышления) взаимообусловленность между про­цессом и его результатом не сводится к обратной связи. Теперь получаемый в итоге познавательной деятельности продукт уже не говорит столь однозначно и непос­редственно сам за себя, так что необходимы дополни­тельные и специальные усилия для понимания его со­отношений с ведущим к «нему процессом мышления.

Этим разным уровням саморегуляции соответствуют два рассмотренных выше исходных типа проблемных ситуаций, в которых берет свое начало мышление.

Проблемные ситуации первого типа — очевидные,

78

такие, которые нельзя не заметить, — возникают имен­но на первом уровне саморегуляции деятельности¹. И потому здесь решающую роль играют прежде всего обратные связи, благодаря которым результат каких-либо действий в силу его непосредственной данности и очевидности тоже нельзя сразу же не заметить и не использовать.

В отличие от этого проблемные ситуации второго ти­па — неочевидные, такие, которые могут вообще остать­ся незамеченными, — формируются соответственно на втором уровне саморегуляции. В их детерминации по­мимо обратных связей весьма существенную роль игра­ют более сложные механизмы: мысленное прогнозиро­вание искомого как конкретного носителя определен­ных отношений между условиями и требованием за­дачи.

Таким образом, на разных уровнях познавательной деятельности соответственно по-разному выступает проблемность мыслительной задачи, возникающая в различ­ных проблемных ситуациях. В той или иной степени эта проблемность сохраняется и изменяется затем на про­тяжении всего процесса решения задачи. Это объясня­ется прежде всего тем, что все исходные условия и тре­бования задачи (т. е. два члена основного отношения), какими бы детальными и подробными они ни были, на­мечают лишь самый первоначальный и потому мини­мально определенный, совсем предварительный путь по­исков будущего решения. Полностью известным оно мо­жет стать лишь на конечной стадии мышления. А к мо­менту возникновения мыслительного процесса, как уже отмечалось выше, еще нет никакой конечной ситуации или конечного состояния мышления, поскольку они про­гнозируются, вообще формируются по ходу всего в це­лом процесса.

Сделанный нами вывод во многом отличается от ши­роко распространенной точки зрения, согласно которой мыслительный процесс решения задачи можно и нуж­но заранее определять прямо и непосредственно только через отношение к такому конечному состоянию (при­знаваемому тем самым изначально существующим).

79

Покажем это на примере задачи-шутки, использо­ванной американским психологом У. Рейтманом: как свиное ухо (начальное состояние) превратить в шел­ковый кошелек (конечное состояние)?¹ Тем самым счи­тается, что конечное состояние мышления, т. е. послед­няя стадия мыслительного процесса, здесь уже зара­нее известно. Ведь оно якобы непосредственно дано в исходной формулировке задачи путем прямого указа­ния на тот предмет, который в итоге требуется полу­чить (шелковый кошелек). Однако в действительности конечное состояние мышления и здесь вначале остается неизвестным. Его можно охарактеризовать лишь тогда, когда уже будет найдено то неизвестное (искомое), ко­торое полностью определяется только на последней ста­дии мыслительного процесса. Таким искомым в данном случае являются не сам по себе шелковый кошелек (он заранее и ясно указан в первоначальной формулировке задачи), а вначале неизвестные способы преобразова­ния одного известного предмета (ухо) в другой тоже известный предмет (кошелек). Точнее, кошелек, буду­чи изначально вполне известным, выступает для испы­туемого очевидным образом с первой до последней ста­дии мыслительного процесса. Но по мере успешного решения задачи испытуемый выявляет тот же объект в новом качестве — как нечто сделанное из необычно­го материала (уха).

Следовательно, один и тот же познаваемый объект (кошелек) Выступает для испытуемого на протяжении всего мыслительного процесса, в частности, и в начале и в конце этого процесса. В итоге и создается ошибоч­ное впечатление, будто бы конечное состояние мышле­ния уже вполне известно заранее, из формулировки тре­бования задачи, т. е. на первоначальной стадии мысли­тельного процесса. Такое обманчивое впечатление об­разуется потому, что и начальная и конечная стадии здесь характеризуются через один и тот же объект (а отмеченное нами обстоятельство, что он выявлен при

80

этом в разных качествах, обычно недостаточно учиты­вается).

Рассмотренный пример обнаруживает еще одну, но­вую сторону уже неоднократно упоминавшегося всеоб­щего исходного механизма мышления — анализа че­рез синтез (включения познаваемого объекта в новые связи, в результате чего он выступает в соответственно новых качествах). Эта сторона анализа через синтез осо­бенно существенна гари обсуждении вопроса о взаимо­связи первой (изначально существующей с момента воз­никновения проблемной ситуации и задачи) и конеч­ной (вначале отсутствующей) стадий мыслительного процесса.

Трудность рассматриваемого вопроса, как мы виде­ли заключается прежде всего в том, что на первый взгляд кажется, будто искомое, неизвестное, оконча­тельно определяемое только на последней стадии мыш­ления, изначально указано и выявлено уже в первона­чальной формулировке требования задачи. Тем самым создается ложное впечатление, будто бы искомое тож­дественно исходному требованию (вопросу) решаемой задачи².

Таким образом, с одной стороны, представляется, что искомое ('неизвестное) уже изначально указано и оп­ределено в исходном требовании задачи, а с другой стороны, искомое вмачале действительно неизвестно и потому прогнозируется и вообще определяется по ходу всего мыслительного процесса. Это противоречие очень напоминает рассмотренный выше парадокс мышления: если я уже знаю (добавим теперь: из формулировки требования задачи), что я ищу, то что же мне еще ис­кать; а если я не знаю, что я ищу, то как я могу ис­кать?

После всего сказанного становится ясно, что сама возможность указанного парадокса (выражающего про­тиворечие между требованием задачи и искомым) и об­щий способ его разрешения в принципе объясняются: благодаря анализу через синтез. И действительно, как мы уже видели, существенное различие между взаимо-

81

связанными требованиями задачи и искомым возника­ет 'потому, что и в том и в другом фигурирует один и тот же познаваемый объект (например, кошелек), но выступающий в различных свойствах (шелковый коше­лек в его обычном качестве и затем тот же кошелек, но сделанный из стайного уха, т. е. в новом, необычном качестве). Такое выявление того же предмета в раз­личных аспектах и осуществляется с помощью анализа через синтез. Тем самым обеопечиваются и преемствен­ность (один и тот же объект), и различия (многие его качества) между разными стадиями мыслительного про­цесса.

В этом обнаруживается наиболее существенная и интересная особенность всеобщего и исходного меха­низма мышления, выражающая специфику взаимодей­ствия человека с миром. В процессе мыслительной де­ятельности человек никогда ,не имеет дела с объектом, который был бы для него еще абсолютно неизвестным, совершенно новым, ни с чем не сопоставимым¹ или на­оборот, целиком и полностью известным, всецело по­знанным. В этом проявляется бесконечность и позна­ваемого мира, и познающего его человеческого мыш­ления.

В познаваемом объекте всегда есть хоть что-то уже известное, старое и вместе с тем в нем же всегда мо­жет быть открыто нечто навое, ранее неизвестное — по мере включения его в новые связи и отношения. Весь­ма существенные различия между новым, еще не по­знанным, и старым, уже известным, не означают, что первое принадлежит лишь одному какому-то предмету, а второе — совсем другому. На самом деле один и тот же объект — в разных системах связей — выступает и как старый, и мак новый.

Например, если вернуться к нашей задаче о свече в космическом корабле, то необходимо специально отме­тить, что, в частности, конвекция воздуха в земных ус­ловиях и она же в состоянии невесомости — это не две совсем разные конвекции, а одна, но выступающая в различных аспектах.

Такое единство многокачественного (многоаспектного) объекта закономерно определяет общую стратегию познания этого объекта и прежде всего исходный меха-

82

низм мышления — анализ через синтез. Поскольку, как мы видели, новое и старое, раскрываемые сто ходу мыш­ления, не принадлежат соответственно двум разным объектам, а являются различными качествами одного и того же объекта, то не существует и двух разных типов мышления, одно из которых — продуктивное — познавало бы только новые предметы, а другое — чис­то репродуктивное — имело бы дело только с давно из­вестными предметами. Так мы снова возвращаемся, уже в ином аспекте, к вопросу о том, почему не приходит­ся разделять мышление на репродуктивное и продук­тивное.

Если новое и старое принадлежат соответственно не двум раздельным объектам, а одному и тому же, то «граница» между тем и другим очень подвижна, дина­мична и не зафиксирована раз и навсегда. В процессе мышления с помощью анализа через синтез человек не­прерывно включает «старый» объект в новые связи и тем самым раскрывает его во все новых качествах. Сле­довательно, анализ через синтез как всеобщий исход­ный механизм мыслительного процесса означает невоз­можность разделения мышления на репродуктивное и продуктивное (творческое). Любое мышление — хотя бы в минимальной степени — является творческим, по­скольку оно всегда есть искание (прогнозирование) и открытие существенно нового, т. е. непрерывное вклю­чение познаваемого объекта в новые связи.

Это положение о непрерывности мыслительного про­цесса, используемое здесь в качестве одного из аргумен­тов против разделения мышления на репродуктивное и продуктивное, является очень важным и потому долж­но .быть подробно раюомотрено.