Глава V. Недизъюктивность как высший уровень преемственности и непрерывности

Проведенные нами эксперименты свидетельствуют о том, что мысленное прогнозирование искомого, будуще­го решения представляет собой формирующуюся непре­рывно, хотя и неравномерно, взаимосвязь между всеми уже возникшими и еще только возникающими стадиями живого, реального мыслительного процесса. Такая не­разрывная органическая взаимосвязь и есть преемствен­ность развития, характеризующая формирование всех этапов, компонентов, аспектов, операций любой мысли­тельной деятельности.

Эта непрерывность (континуальность) психического всегда формируется и реализуется одновременно на раз­ных, но взаимосвязанных уровнях осознанного и не­осознанного. Роль последнего здесь, естественно, весьма значительна. Чтобы ее правильно понять, необходимо прежде всего раскрыть в наиболее общем виде исходное и основное соотношение осознанного и неосознанного (бессознательного). Это соотношение уже изначально и всегда является недизъюнктивным. Такая исходная недизъюнктивность означает, что «осознанное и неосознан­ное отличаются не тем, что в одном случае все исчер­пывающе осознается, а в другом — ничего не осознано. Различение осознанного и неосознанного предполагает учет того, что в каждом данном случае осознается»¹. Следовательно, здесь не действует чисто дизъюнктивный закон «все или ничего, поскольку в любом психическом явлении всегда есть что-то осознанное и вместе с тем нечто неосознанное.

Например, человек всегда осознает цель и хотя бы некоторые мотивы и последствия того или иного дейст­вия, поступка, вообще деятельности. И наоборот, в лю-

314

бом из этих случаев он никогда полностью не осознает все средства, способы, «механизмы» движения и т. д., с помощью которых осуществляется та или иная дея­тельность. В частности, все или почти все наши испы­туемые в ходе рассмотренных выше экспериментов, конечно, обычно не осознают свой процесс мышления в таких терминах, как «переменная» (и ее частные зна-нения), «анализ через синтез», «основное отношение за­дачи, его члены и конкретный носитель» и т. д. В этом проявляется уже отмечавшееся нами несовпадение меж­ду содержанием мышления, эксплицитно выраженным в речи (вербализованным), и содержанием, лишь подра­зумеваемым (имплицитным). Такое несовпадение меж­ду ними означает, что осознанное не сводится к верба­лизованному.

Живой, реальный мыслительный процесс есть не­прерывное взаимодействие осознанного и неосознанного. Эта всеобщая непрерывность может и должна быть, на наш взгляд, конкретизирована следующим образом. Вопреки широко распространенной точке зрения отно­шение осознанного — неосознанного уже изначально не является дизъюнктивным прежде всего в том смысле, что открытие нового, неизвестного в процессе мышле­ния осуществляется одновременно на всех уровнях осо­знанного и неосознанного, а не так, что сначала оно происходит (преимущественно или исключительно) неосознанно и лишь потом, вторично, задним числом, post factum переводится на уровень сознания. В этой непрерывности осознанного и неосознанного, характери­зующей любой этап или даже микроэтап реального мышления, тоже проявляется недизъюнктивность пси­хического (см. нашу интерпретацию немгновеннога инсайта).

Аналогичное соотношение осознанного и неосознан­ного характеризует не только мышление, но и вообще любой другой психический процесс человека. Ощуще­ния, восприятия, память, эмоции, чувства, мотивы и т. д. всегда в той или иной степени осознаются и вместе с тем отчасти существуют на уровне неосознанного. Со­знание никогда не бывает оторвано, дизъюнктивно от­делено от всех этих психических явлений. «Когда речь идет о сознании как высшей форме отражения действи­тельности, имеется в виду, что в реальном процессе осо­знания внешнего мира над ощущениями, восприятиями,

315

представлением и мышлением не надстраивается какой-то добавочный этаж, который, опираясь на все нижеле­жащее, представляет собой нечто от них отличное, вне их существующее. В действительности в процессе об­щественно-исторического развития человека эти формы, отражения получают новое качество. Сознание — эта не нечто над ощущением и мышлением стоящее, а через них осуществляемое, более высокое, осмысленное отра­жение внешнего мира»¹. Подобным образом и неосо­знанное существует не в отрыве от всех психических явлений, присущих человеку как субъекту; наоборот, оно есть необходимый аспект именно этих явлений (это относится и к самосознанию²).

Такая непрерывная, недизъюнктивная взаимосвязь и, взаимопереход между осознанным и неосознанным представляют собой один из важнейших механизмов преемственности всего психического. Эта преемствен­ность, как показали проведенные нами эксперименты, отчетливо характеризует весь мыслительный и вообще творческий процесс. Более конкретно она проявляется прежде всего в том, что ни одна, даже самая новая мысль или намек на нее никогда не возникают на пу­стом месте, до того, как сформируются (хотя бы в мини­мальной степени) соответствующие внутренние условия, объективно необходимые для их возникновения, прогно­зирования и т. д. Это и означает, что всегда абсолютно не­избежна и весьма существенна непрерывная взаимосвязь между новыми и «старыми» мыслями, между предыду­щими и последующими стадиями психического процесса.

Любая новая идея возникает как закономерное про­должение, развитие или преодоление уже существующих идей, и любая из прежних идей становится внутренним условием для разработки новых мыслей. Такая извечна» преемственность в историческом и онтогенетическом развитии мыслительной деятельности представляет не­обходимое основание для принципиально важного вы­вода о том всякое мышление всегда является (хотя бы в минимальной степени) творческим, продуктивным, самостоятельным. Иначе говоря, нет и не может быть

316

(в строгом смысле слова) репродуктивного, нетворче­ского мышления, поскольку уже сам факт его сущест­вования означал бы разрыв дизъюнктивность, наруше­ние преемственности в формировании мышления. По­кажем это на примере проанализированного выше мыслительного процесса решения однотипных задач: со свечой и кипячением воды (в космическом корабле), а также с рыхлым материалом в стене.

С точки зрения тех авторов, которые признают воз­можность и необходимость репродуктивного, нетворчес­кого мышления, данные задачи требуют для своего ре­шения только такого, т. е. репродуктивного, мышления. Аргументируется это примерно следующим образом. Все наши испытуемые заведомо знают (или знали хотя бы в школьные годы) общую идею конвекции, и по­тому в процессе решения они ее не открывают в качест­ве совсем новой, а просто актуализируют и применяют, как нечто давно и хорошо им известное. Следовательно, здесь не требуется никакого творческого, продуктивного мышления³.

На самом же деле, как показали наши эксперименты, весь этот, бесспорно, имеющийся прошлый опыт испы­туемых (полученное ими в школе знание относительно конвекции) у большинства из них находится на таком уровне, который хотя и необходим, но совершенно не­достаточен и потому неадекватен для решения указан­ных задач. Физический закон конвекции, в общей фор­ме давно им знакомый, был ими недостаточно проана­лизирован и обобщен, по крайней мере для тех конкрет­ных, частных случаев, с которыми они столкнулись в эксперименте. Только так можно объяснить многочис­ленные данные свидетельствующие о значительных, длительных и далеко не всегда преодоленных трудно­стях, явно испытываемых большинством¹ участников наших экспериментов.

317

Следовательно, эти испытуемые отчасти уже знали и понимали физическое явление конвекции, но оно вы­ступало для них совсем в другом качестве, а не в том, которое наиболее существенно в данном конкретном случае. И потому перед ними возникали необходимость и потребность открыть, познать, выявить то же самое, уже как будто бы знакомое им явление, но в существен­но новом качестве, ранее им неизвестном или недоста­точно известном. Такое открытие объекта в новом ка­честве, выступающем в новой системе отношений, бес­спорно, требует мышления, всегда формирующегося на основе непрерывной взаимосвязи «старого» и нового, известного и неизвестного². Именно эту непрерывность взаимосвязи и обеспечивает главный, исходный и все­общий «механизм» мышления — анализ через синтез.

Поскольку тот же самый объект включается (посред­ством анализа через синтез) в новую систему отноше­ний, сохраняется и развивается преемственность в его познании, а поскольку в новых связях он же выступает в новом качестве, осуществляется переход на следую­щий, более высокий уровень мышления, вырастающий из предыдущего и вместе с тем качественно от него отличающийся. Так на основе анализа через синтез обеспечиваются взаимосвязь со всеми предшествую­щими этапами психического процесса и одновременно выход за их пределы. Вот почему не возникает объек­тивной необходимости расчленять мышление на твор­ческое, продуктивное, с одной стороны, и репродуктив­ное, нетворческое — с другой. Такое расчленение становится излишним, если последовательно и система­тически разрабатывать вывод, что анализ через синтез есть исходный, основной и всеобщий «механизм» мышления. Реализуемая этим «механизмом» непре­рывная преемственность всех стадий и компонентов мыслительного процесса означает, что никогда не по­является абсолютно нового предмета познавательной деятельности, вовсе не имеющего внутренних, специфи-

318

ческих, генетических связей с чем-то уже известным и познанным.

Выделение и все более глубокое изучение любого, даже совсем нового предмета всегда есть выявление действительно нового, т. е. еще неизвестного, аспекта в уже хотя бы отчасти известном объекте. Поэтому всякая, в том числе наиболее новаторская, теория в ходе своего возникновения в той или иной степени необхо­димо связана с уже существующими и во многом пре­одолеваемыми ею предшествующими теориями. Такая преемственность характеризует любое мышление и во­обще творчество — научное, художественное, техничес­кое и т. д.

Например, возникновение марксистской теории в се­редине XIX в. означало подлинно революционный пере­ворот в научном исследовании общества, классов, лич­ности и т. д., и вместе с тем эта теория явилась законо­мерным итогом развития всей предшествующей челове­ческой культуры. В. И. Ленин неоднократно подчерки­вал принципиально важную роль такой преемственности в развитии научной мысли. Он писал: «Марксизм за­воевал себе свое всемирно-историческое значение как идеологии революционного пролетариата тем, что марк­сизм отнюдь не отбросил ценнейших завоеваний бур­жуазной эпохи, а, напротив, усвоил и переработал все, что было ценного в более чем двухтысячелетием раз­витии человеческой мысли и культуры»³. В этих словах кратко выражено совсем общее и наиболее глубокое понимание преемственности в развитии любой творчес­кой деятельности.

При таком единственно перспективном подходе к изучению преемственности в новаторстве принципиально решается очень давняя (идущая по крайней мере от Канта) и до сих пор остро дискуссионная проблема творческого открытия и (или) создания нового. Откры­тие нового обычно понимается как познание того, что уже есть, объективно давно существует, но раньше оставалось неизвестным, непознанным и лишь теперь становится известным (например, любой закон приро­ды). В отличие от этого создание нового понимается как изобретение, конструирование и т. д. того, чего пока нет и не было (например, первые в мире самолет, искусст­венный спутник Земли и т. д.).

319

На наш взгляд, при всех бесспорных и существен­ных различиях между этими двумя типами творчества принципиальная, исходная и обычно неучитываемая общность их обоих является намного более значимой, чем указанные различия. Общность между ними состоит в том, что в обоих случаях мыслительный, творческий процесс формируется и развивается на основе единого, универсального психологического «механизма» — ана­лиза через синтез. Благодаря этому всеобщему «меха­низму» прежние, «старые» продукты творчества вклю­чаются в новые связи, и тем самым обеспечивается не­прерывная преемственность всего творческого процесса в его историческом и онтогенетическом развитии.

По отношению к данному выводу может, правда, возникнуть следующее возражение. В ходе изобрете­ния и создания, например, первого в мире самолета вообще не существовало такого предшествующего, «ста­рого» продукта творчества или прототипа, который включился бы в новые связи и стал основой для мыс­ленного прогнозирования будущего летательного аппа­рата. Именно потому, что он исторически первый, здесь как будто бы и нарушается преемственность. На самом же деле она полностью сохраняется и в этом, и во всех подобных случаях, поскольку в качестве необходимого прототипа будущего изобретения здесь выступала, в частности, птица, полет которой более или менее глубоко изучался первыми практиками и теоретиками самоле­тостроения и изначально служил частичным доказа­тельством осуществимости их изобретательского замыс­ла. Следовательно, историческая и онтогенетическая преемственность мыслительного и вообще творческого процесса целиком и полностью сохраняется также и в области изобретательского творчества. Эта преемствен­ность образует неразрывную взаимосвязь новаторства и традиций, точнее, традиций новаторства.

Аналогичное соотношение новаторства и традиции специфично не только для научного и технического, но и для художественного творчества. Извечную преемст­венность последнего очень хорошо обобщил, например, поэт Евг. Винокуров: «Традиция — то, что живо, то, что вышло из прошлого и живет для нас. А то, что осталось, не дошло, — рутина. Надо быть не вне прошлого, надо быть не в прошлом; надо вести с прошлым диалог, быть с ним в споре, в полемике, в связи. Борясь с рутиной,

320

с пустой инерцией, поэт развивает наметки мыслей, про­должает то ценное, с чем он согласен, то есть тради­цию... Чтобы быть истинно традиционным, нужна сила. Без нее поэт оказывается вне традиции, вне дороги. Oн на обочине. Магистральный большак пролегает мимо него. Нужна мощь, нужна творческая дерзость, чтобы найти этот большак. Слова «этот поэт в традиции» — высший комплимент. Это значит: поэт тянет дальше канат преемственности, баржа движется, происходит развитие. Можно сказать и по-другому: поэт подклю­чается к телефонному разговору, который гении ведут между собой... Слабенькому в этот разговор не всту­пить — для этого нужно быть хоть в какой-то степени в круге их идей, быть им по силе... ну, не ровней, но все же иметь свою силу»¹.

Таким образом, в самых разных и внешне очень да­леких друг от друга сферах мышления, вообще творче­ства — в новаторстве ученого, художника, конструкто­ра, политика, военачальника и т. д. — всюду обнару­живаются в принципе единые, всеобщие, универсальные закономерности, определяющие непрерывность, преем­ственность, недизъюнктивность всех этапов и компонен­тов психического, мыслительного процесса².

Вместе с тем необходимо специально подчеркнуть, что такая непрерывность не есть синоним постепенности (плавности). Первое не сводится ко второму. Всегда оставаясь недизъюнктивным, или континуальным, пси­хический развивающийся процесс осуществляется в двух формах: (1) как скачкообразное, качественное, внешне внезапное изменение (например, мгновенный или не­мгновенный инсайт) и (2) как постепенная, плавная эволюция, подготавливающая подобные скачки в раз­витии. Любые скачкообразные, резкие изменения цели­ком и полностью сохраняют преемственность, недизъ­юнктивность развития, и в данном отношении они имеют много общего с плавной эволюцией. Вне этой преемст­венности они просто не могли бы возникнуть и соответ­ственно не могли бы быть объяснены. Другое дело, что

321

преемственность любого развития очень специфична, ибо высшие уровни всегда как-то преобразуют низшие формы процесса. Такое преобразование можно конкре­тизировать на примере общих физико-химических зако­номерностей, распространяющихся на более специаль­ные, в частности биологические, явления. При этом из­меняются условия, в которых действуют физико-хими ческие законы, и потому эффект их действия, «сами же законы сохраняют свою силу»³.

Преобразование низшего в составе высшего приводит к тому, что прошлое само по себе не может прямо и не посредственно детерминировать настоящее и будущее в процессе развития, поскольку «с появлением новых уров­ней бытия в новом качестве выступают и все его ниже­лежащие уровни»⁴. Эта закономерность развития, пре­дельно затрудняющая его прогнозирование, наиболее отчетливо проявляется опять-таки в мыслительном, во­обще в творческом процессе. В ходе мышления не только прошлое существенно влияет на настоящее, но и наоборот, настоящее затем оказывает обратное влияние на прошлый опыт, преобразуя его в свете новых задач и достижений⁵. (Это одно из частных проявлений общего вышеуказанного принципа развития: анатомия чело­века — ключ к анатомии обезьяны.)

Непрерывность, континуальность развития наиболее отчетливо выступает как бесконечность. Всякое развитие является в принципе бесконечным. Напомним, например, что безотносительность развития к любому заранее ус­тановленному масштабу уже по существу означает бес­конечность. Аналогичным образом с помощью мысли­тельного «механизма» — анализа через синтез выявля­ется бесконечность познаваемого объекта, так как по­следний в бесконечно разных системах связей и отно­шений выступает в бесконечности своего содержания (в противоположность, этому выбор, отбор, перебор и

322

т. д. осуществляются по отношению к конечному числу альтернатив).

Наиболее общие понятия непрерывного и бесконеч­ного как фундаментальные характеристики всякого развития существенно отличаются от менее общей ма­тематической трактовки непрерывности и бесконечности. Это неизбежно, поскольку математика — подобно совре­менной физике — вообще абстрагируется от онтологи­ческой проблемы развития. Как мы видели, современ­ная математика дизъюнктивна, и, следовательно, в ее понятиях в принципе невозможно выразить недизъюнк­тивную сущность развития. Даже непрерывность в ма­тематическом анализе рассматривается в итоге лишь дизъюнктивно. Что касается бесконечного, то матема­тика исследует его либо очень ограниченно, не переходя на недизъюнктивный, наиболее глубокий уровень ана­лиза, либо вообще обходит эту проблему¹. «Математи­ку, часто называемую «наукой о бесконечности», с не меньшим основанием можно определить как науку о способах обходиться без понятия бесконечности»².

В этой связи определенный интерес представляет точка зрения Л. М. Фридмана, который полемизирует с нашим пониманием дизъюнктивного — недизъюнктив­ного (хотя в некоторых других отношениях соглаша­ется³ с нашей трактовкой мысленного прогнозирования неизвестного). По мнению Л. М. Фридмана, «аппарат психологической науки представляет собой дискретный (дизъюнктивный) язык, с помощью которого психоло­гия отражает непрерывные (недизъюнктивные) психи­ческие явления и процессы», причем «всякое описание дискретно, дизъюнктивно»⁴. Л. М. Фридман соглаша­ется с тем, что всякий математический «аппарат конечен, дискретен, т. е. фактически с помощью конечного и дискретнего языка мы описываем (отражаем) «беско­нечное» и «непрерывное»»⁵. Теперь ясно, почему Л. М. Фридман возражает против нашей попытки разрабо­тать для психологии недизъюнктивный «язык»: по его

323

мнению, «язык»» любой науки может быть только дизъюнктивным⁶. Но в данном случае наиболее суще­ственно другое: Л. М. Фридман тоже присоединяется к точке зрения, согласно которой математика не претен­дует на всестороннее рассмотрение проблемы бесконеч­ного или даже обходит ее. Точнее: математическое по­нятие бесконечного и непрерывного значительно отли­чается от их психологической трактовки (особенно в связи с проблемой развития).

Это не означает, конечно, что дизъюнктивный (на­пример, математический и логико-математический) уро­вень исследования вообще вреден или бесполезен для наиболее глубокого недизъюнктивного изучения разви­тия. Например, Ж. Пиаже во многом удачно пытался характеризовать различные стадии умственного разви­тия ребенка, выражая в логико-математических форму­лах самый общий строй мыслей, доступный детям на соответствующих стадиях их развития. Однако эти дизъюнктивные формулы не только не отменяют, а, на­оборот, предполагают систематический психологический, т. е. недизъюнктивный, генетический анализ умственного развития человека (точнее, континуально-генетичес­кий анализ).

Аналогичным образом в физике существует точка зре­ния (разработанная А. Эйнштейном и др.), согласно которой именно континуальное состояние материи яв­ляется первичным и наиболее глубоким. А дискретность и, в частности, атомизм вещества и поля суть производ­ные, вторичные по отношению к этому исходному уровню бытия. Иначе говоря, существуют как бы два основных уровня протекания любого процесса: (1) более глубокий, фундаментальный, континуальный, недизъ­юнктивный; (2) менее глубокий, дизъюнктивный.

Пока та или иная наука (например, современная фи­зика) имеет возможность абстрагироваться от развития изучаемого ею процесса, она исследует последний в основном на втором уровне его протекания и весьма пло-

324

дотворно использует при этом математику и дизъюнк­тивную, т. е. математическую, вообще формальную логику. Но в том случае, когда в силу объективных свойств изучаемого процесса (например, психического) уже невозможно абстрагироваться от его развития, тогда наука вынуждена обратиться к более глубокому, т. е. к первому, уровню его функционирования, переходя­щего в развитие. И основным методом его исследования становится диалектическая логика.

На протяжении последних двух-трех десятилетий самый яркий пример такого трудного и болезненного, но абсолютно необходимого и в итоге плодотворного пере­хода со второго на первый уровень исследования де­монстрирует астрофизика. Она становится эволюцион­ной наукой и все более успешно углубляется в изучение эволюции звездного вещества. При этом постепенно об­наруживается недостаточность или даже непримени­мость к проблеме развития современных физических теорий и соответствующего математического аппарата; в итоге основное значение в этой науке имеет пока не столько количественный, сколько качественный анализ развивающихся процессов¹. Последнее обстоятельство отчасти сближает теперь методы исследования в астро­физике и в психологии, хотя эти науки всегда были очень далеки друг от друга вследствие значительных различий в их предметах. Но именно на фоне столь существенных различий между ними это начинающееся их сближение весьма демонстративно обнаруживает на­метившуюся общую закономерность: любая наука (не только психология), непосредственно сталкиваясь с проблемой развития, объективно вынуждена переходить на новый, более глубокий, недизъюнктивный уровень исследования. Об этом свидетельствует богатый опыт эволюционной биологии, астрофизики, психологии, не говоря уже о большинстве общественных наук. Отсюда вытекает следующий общий вывод: наиболее глубокая сущность любого процесса может быть раскрыта лишь при условии, что он исследуется в развитии. Так слива­ются в едином методе исследования генетичность и кон-

325

тинуальностьь (непрерывность), и потому недизьюнктивный подход, основанный на диалектической логике, закономерно является континуально-генетическим.