3. Психологи и физиологи о математизации науки

В период наиболее активного стремления киберне­тизировать и математизировать психологию и физио­логию (в конце 50-х и в первой половине 60-х годов) лишь очень немногие философы, психологи и физио­логи сразу же и аргументированно выступили против подобных попыток, квалифицируя их как механисти­ческие, редукционистские и т. п. В числе этих не­многих ученых был и С. Л. Рубинштейн. Уже в конце 50-х годов он специально отметил, что расширение «сферы применения математических методов» связано лишь с распространением физики и химии на биологи­ческие явления¹, так как при всем качественном свое­образии последних они могут быть всесторонне объяснены лишь с привлечением химии и физики. Отсюда возникновение переходных, пограничных дис­циплин (биохимии и биофизики). «Не иначе должно в перспективе развиваться и изучение психических яв­лений. Их объяснение не может быть ограничено ни психологией, ни одним только физиологическим учением о высшей нервной деятельности»². По мнению С. Л. Рубинштейна, к изучению и объяснению психических явлений должны быть привлечены другие науки (как,

150

например, биохимия) и другие методики исследования (например, биофизические).

При таком подходе к проблеме соотношение психо­логии и математики (связанной главным образом с физикой) определяется взаимозависимость тех сфер, или уровней, бытия, которые изучаются указанными науками. Эта иерархия различных сфер, или уров­ней, всеобщего взаимодействия всех явлений мате­риального мира выражается известным соотношением общих и специфических законов определенной области действительности. Более общие законы «ниже» лежа­щих уровней бытия сохраняют свою силу для всех. «выше» лежащих уровней. Вместе с тем распростра­нение общих закономерностей «ниже» лежащих обла­стей действительности на области более специальные не исключает, а, наоборот, предполагает существование специфических законов последних³.

Итак, в любой области явлений действуют и общие, и специфические закономерности. Например, все физио­логические закономерности высшей нервной деятельно­сти, как более общие, распространяются абсолютно на все психические явления. Вместе с тем последние подчи­няются также и более специальным, т. е. специфическим, собственно психологическим, закономерностям (подроб­нее об этом уже говорилось в связи с недизъюнктивным подходом к решению психофизиологической проблемы). Столь общее соотношение между «выше» и «ниже» ле­жащими сферами бытия определяет взаимосвязь не только между психическими и физиологическими про­цессами, но также между ними и еще «ниже» лежащими явлениями: биохомическими, биофизическими, физичес­кими и т. д.

Лишь при таком строго иерархическом соотнесении различных уровней бытия можно выявить онтологичес­кие возможности для их количественного анализа, оп­ределяемые качественной специфичностью этих уров­ней. Поскольку из всех фундаментальных наук наиболее математизирована физика вследствие определенных особенностей физических явлений, то естественно, что дальнейшее распространение математических методов на другие науки, изучающие «выше» лежащие сферы бытия (в том числе физиологические и психические процессы), зависит от применения в них физики, химии,

151

биофизики и биохимии. В итоге определяется строго ограниченная область применимости математических методов в психологии, поскольку наиболее существен­ные, специфические, качественные закономерности пси­хических процессов раскрываются не физикой и нераз­рывно с ней связанной математикой, а психологией. «...Данные всех «ниже» лежащих, «базисных» наук с их более общими закономерностями определяют не непосредственные, а лишь более или менее отдаленные условия психических явлений; причинные же законо­мерности психических явлений, как и всяких других, это всегда «высшие» закономерности, специфические для данного круга явлений, то есть закономерности психо­логические»¹.

Поэтому, с точки зрения С. Л. Рубинштейна, ге­неральной линией развития психологии (и смежных с ней наук) является не их кибернетизация и математиза­ция, а дальнейшая все более глубокая разработка спе­цифически психологических методик исследования, ос­нованных на философски фундированной методологии. Именно в таком направлении² и развивалась уже упо­минавшаяся философско-психологическая теория психи­ческого как процесса, ни в малейшей степени не испы­тывая на себе редукционистского влияния кибернетики.

Однако это направление не могло встретить и не встретило серьезной и явной поддержки в период «ки­бернетического бума», т. е. на рубеже 50—60-х годов и несколько позже. И только потом ситуация начала постепенно изменяться, по мере того как сами же ки­бернетики, математики и их сторонники стали все чаще наталкиваться на растущие принципиальные трудности в попытках кибернетизировать и математизировать психологию, физиологию и близкие к ним науки. Одним из первых эти трудности оценил Н. А. Бернштейн — фи­зиолог и отчасти кибернетик, который в 1965 г. (после многолетних колебаний) пришел к следующему очень важному выводу: «Теперь стало очевидным, что на пу­тях математизации биологических наук речь должна

152

идти не о каком-то приживлении или подсадке матема­тики к биологии извне (именно такие попытки дела­лись и, несомненно, еще будут делаться и впредь), а о выращивании новых, биологических глав математики изнутри, из самого существа тех вопросов, которые ставятся перед нами науками о жизнедеятельности³. Однако этот весьма важный для математической науки вывод не был сразу и открыто поддержан математи­ками.

Таким образом, вся острота ситуации состояла в том, что когда некоторые, хотя и ведущие, очень авто­ритетные философы, психологи и физиологи указывали на определенную ограниченность возможностей мате­матической науки и потому неприменимость ее к психо­логии и физиологии, то это указание не получило в тот период прямой поддержки профессиональных матема­тиков. Однако теперь положение начинает существенно меняться. Мы уже видели, что сейчас не только в фи­лософии, психологии и смежных с ними науках, но прежде всего и в самой математике (П. К. Рашевский, Л. А. Заде и др.) все более уверенно развивается су­щественно новая точка зрения, согласно которой по крайней мере современная математическая наука не является столь универсальной и всесильной, как каза­лось еще совсем недавно, и потому в таком виде она не может быть использована в психологии и близких к ней научных дисциплинах.

Следовательно, в коренном и остро дискуссионном вопросе у психологов начали появляться союзники из числа самих математиков. Позицию некоторых из них очень хорошо выразил недавно Н. Н. Моисеев: «Сегод­ня мы, математики, которых часто обвиняют в том, что они стремятся все и вся математизировать, отлично по­нимаем, что во всяком случае пока лишь небольшая часть проблем, стоящих перед человечеством, поддает­ся математической формализации и описанию на языке математики. В самом деле, человек приобретает- уве­ренность в истинности или ложности того или другого утверждения (т. е. знание) не только с помощью чисто логических процедур. Ассоциация, интуиция, эмоцио­нальное восприятие — все это вместе оказывается столь

153

же необходимым и столь же законным способом .позна­ния, как и чисто логические процедуры. Последние имеют лишь одно преимущество — они могут быть легко реализованы на ЭВМ. И пока только они. Ма­шина не может «мыслить» неформально»¹.

Однако в настоящее время нет полного единства взглядов даже среди тех авторов, которые в общем и целом признают указанные ограниченные возможности современной математики, препятствующие ее широкому использованию в гуманитарных и биологических нау­ках. Некоторые из этих авторов (например, Н. А. Берн-штейн) по существу лишь констатируют, но не объяс­няют неприменимость сегодняшней математики к таким наукам, как биология. Поэтому они не предлагают ни­каких конкретных проектов усовершенствования или реформы математической науки, хотя и понимают необ­ходимость этого с целью возможной в будущем матема­тизации физиологии, психологии и т. д. Другие авторы (например, П. К. Рашевский) не только констатируют» но в какой-то степени объясняют ограниченные возмож­ности современной математики, причины которых они справедливо усматривают в том, что выше было обо­значено как дизъюнктивность. Но и эти авторы тоже не предлагают сколько-нибудь разработанных проек­тов дальнейшего развития современной математики.

Наконец, третья группа авторов (например, Л. А. За­де) не только раскрывает причины ограниченности ма­тематических средств, но и систематически пытается усовершенствовать математическую науку на путях развития теории «расплывчатых» множеств. Однако и им

154

по существу все же не удается выйти за пределы спра­ведливо критикуемой ими дизъюнктивной математики.

При всем различии позиций упомянутых специали­стов их объединяют две существенные черты. Во-пер­вых, все они приходят к принципиально важному выводу о том, что в интересах дальнейшего развития научного мышления необходимо начать разрабатывать новую «логическую структуру», которая должна «сильно отклоняться от общепринятых схем»¹, или даже новую «еще недостаточно изученную логику². (С нашей точки зрения, этот абсолютно правильный вывод выражает давно назревшую потребность в разработке и для дан­ных областей науки диалектической, недизъюнктивной логики, преодолевающей ограниченность дизъюнктив­ной, математической, вообще формальной лагики.) Во-вторых, выдвигая идею о необходимости создания новой математики на основе новой логики в целях будущей возможной математизации психологии, физиологии и смежных наук, они тем не менее не предлагают систе­матически разработанных позитивных подходов, суще­ственно отличающихся от справедливо критикуемой ими математической (т. е. дизъюнктивной) логики.

На этом фоне сразу же и однозначно определяются главные цели и задачи дальнейшего исследования об­суждаемой здесь проблемы (преимущественно о воз­можностях математизации психологической науки). Ввиду отмеченного выше совпадения существующих и в психологии, и в математике точек зрения на ограни­ченные возможности последней, основная задача состоит теперь в том, чтобы применить в психологии новую ло­гику, которая помогла бы преодолеть выявленные также и некоторыми математиками недостатки формальной ло­гики. Как неоднократно говорилось выше, этой новой логикой является диалектическая логика, разработанная классиками диалектического материализма. Конечно, в данной монографии анализируется не диалектическая

155

логика в целом, а лишь один из ее аспектов, а именно тот, который наиболее интенсивно развивался на кон­кретном материале преимущественно психологической науки и главным образом в ходе разработки философско-психологической теории психического как процесса.

Фундаментальную идею о психическом как процессе впервые в отечественной литературе выдвинул и развил И. М. Сеченов. Он писал: «...мысль о психическом акте, как процессе, движении, имеющем определенное начало, течение и конец, должна быть удержана как основная... Она обязывает психологию вывести все стороны психи­ческой деятельности из понятия о процессе, движении»³. На современном этапе развития науки эта основопола­гающая идея И. М. Сеченова систематически разработа­на и развита дальше С. Л. Рубинштейном и его школой, в виде теории психического как процесса. Поскольку данная теория достаточно хорошо известна по многочис­ленным монографиям и сборникам статей⁴, мы не будем ее рассматривать здесь сколько-нибудь подробно. Однако на одном весьма существенном ее аспекте, до послед­него времени не привлекавшем к себе должного вни­мания, мы остановимся.

Мы имеем в виду соотношение дизъюнктивного и не­дизъюнктивного, которое в течение последних несколь­ких лет очень детально изучается в ходе систематичес­кого специального сопоставления указанной теории с математической логикой, математикой, кибернетикой и другими смежными науками. По мере все более развер­нутого включения в новые, связи с этими науками философско-психологическая концепция психического как процесса выступает в соответственно иных качествах. В данном контексте ее наиболее существенным качест­вом является, на наш взгляд, именно то, что здесь обозначено понятием «недизъюнктивность». Это понятие

156

в принципе нельзя раскрыть вне сопоставления психологии с математикой. И наоборот, характерные особенно­сти последней могут быть наиболее глубоко выявлены лишь в сравнении с психологией.

Соотношение недизъюнктивного — дизъюнктивного и есть, по нашему мнению, необходимое, исходное, очень общее основание для анализа любых возможных разли­чий и сходства в логической структуре психологической и математической наук, вообще в наиболее специфичных для них способах мышления. Лишь на таком осно­вании можно будет прогнозировать перспективы (по­ложительные и отрицательные) математизации психо­логии.

Прежде чем перейти к систематическому исследова­нию недизъюнктивного подхода, столь характерного для психологии, нужно хотя бы совсем кратко рассмотреть, что составляет главную трудность на пути такого иссле­дования. Дело в том, что издавна было и остается ши­роко распространенным осознанное или неосознанное убеждение в том, что исходным, простейшим, главным или даже единственно возможным научным способом анализа познаваемого объекта должно быть его разделе­ние на морфологически неизменные, четко отделенные друг от друга элементы («кирпичики»), лишь функцио­нально, внешне взаимодействующие друг с другом. Ина­че говоря, только дизъюнктивный подход сплошь и ря­дом признается единственно научным и считается, что никакой альтернативы ему нет и быть не может, по­скольку в любом другом случае познаваемый объект неизбежно остается хаотически диффузной, совсем не дифференцированной целостностью, вообще не поддаю­щейся научному анализу.

Мы уже отмечали, что дизъюнктивный подход нераз­рывно связан прежде всего с дизъюнктивным уровнем абстракции. На этом уровне абстракции мысленное рас­членение объекта может прямо и непосредственно опи­раться на физическое разделение его частей. Такая трак­товка онтологических предпосылок и свойств научной абстракции очень существенна и для математики, пыта­ющейся универсализировать дизъюнктивный метод рас­членения познаваемого объекта.

Перед теоретико-множественной математикой осо­бенно остро стоит «принципиальная онтологическая про­блема: является ли реальный мир классом четко раз-

157

граничиваемых объектов?»¹ Если все объекты действи­тельно таковы, то математическая логика как будто бы получает право на всеобщность. Если же не все объек­ты столь четко разграничиваются (по типу исходных элементов множества или деталей и блоков машины), то всеобщность такой логики лишается своей основы.

В данном случае подобная постановка вопроса осо­бенно важна, поскольку если не все, то многие «мате­матики привыкли обращаться с числами, функциями, множествами так, как будто бы это были вещи реально­го мира, во всем подобные материальным»¹. Иначе го­воря, по справедливому замечанию В. В. Налимова, ряд авторов придерживается известной точки зрения, согласно которой «математики не выдумывают свои структуры, а открывают их подобно тому, как откры­вают свои законы физики»². И действительно, непосред­ственная онтологизация идеальных математических объ­ектов может показаться неизбежной и очевидной, если вспомнить, что вся математика исторически возникла из простейших операций счета, первичными объектами которого, конечно же, были онтологически очень четко отделенные друг от друга предметы (например, когда требовалось узнать, сколько голов скота в данном стаде, то их сосчитывайте осуществлялось с помощью отделен­ных друг от друга камешков, пальцев рук и т. д.).

Не рассматривая здесь эту сложнейшую и во многом дискуссионную проблему подробно, мы можем тем не менее сделать вывод о том, что по крайней мере в своих истоках математическая абстракция сближается или отождествляется с дизъюнктивным уровнем абстра­гирования.

Дизъюнктивный подход, опирающийся на математи­ческую, вообще формальную логику, будучи весьма плодотворным на строго определенном уровне абстрак­ции, не является, однако, единственно возможным и по­тому всеобщим. Для психологии и смежных наук не­обходим также и недизъюнктивный подход, основанный на более сложном уровне абстракции и, следовательно,

158

реализующий существенно иной способ расчленения познаваемого объекта. Иначе говоря, онтологически раз­личные объекты соответственно обусловливают гносео­логически раличные методы их исследования.

Онтологическая проблема — «является ли реальный мир классом четко разграничиваемых объектов?» — ре­шается существенно по-разному для разных уровней или сфер бытия. Этот вопрос, как мы видели, получает не только положительный, но и отрицательный ответ. В ка­честве примера последнего рассмотрим с новой стороны упоминавшуюся психофизиологическую проблему. В раз­ных системах связей и отношений психическое выступает как функция мозга, как отражение внешнего мира и т. д. Но эти разные системы связей и онтологически, и гносео­логически (и психологически) не отделены дизъюнктив­но друг от друга, и потому оба указанных фундамен­тальных свойства психики (функция мозга и отражение мира), строго говоря, нельзя рассматривать как два элемента математического множества. Слово «два» здесь употреблено в буквальном, точном смысле; если его все же употреблять, то оно будет иметь скорее мета­форическое, чем собственно математическое значение, потому что «правильно понятая связь психического с мозгом — это вместе с тем и правильно понятая связь его с внешним миром. И только правильно поняв связь психического с внешним миром, можно правильно понять и связь его с мозгом»³. Обе связи хотя и различны, нетождественны, но неотделимы друг от друга. И потому рассматриваемые свойства психики не относятся к классам четко разграничиваемых объектов.

Таким образом, мысленное расчленение онтологи­чески не расчлененного объекта, например головного моз­га, сохраняет изначально генетические взаимосвязи между различными свойствами исследуемого предмета. В процессе и в результате анализа через синтез объект уже не выступает для субъекта как хаотически диффуз­ная, совсем нерасчлененная целостность; он анализи­руется и синтезируется на основе объективных соотно­шений между его свойствами, но это мысленное рас­членение в психологии в отличие от теории множеств

159

является недизъюнктивным. Лишь на такой основе можно раскрыть соотношение психического и физиоло­гического. При любом другом подходе неизбежно воз­никает дуализм между различными, но неразрывно свя­занными аспектами проблемы: гносеологическим (отно­шение психического к миру) и естественнонаучным (отношение психического к мозгу).

Вся история и современное состояние психофизиоло­гической проблемы свидетельствуют о том, что любые идеалистические, вульгарно-материалистические или ме­ханистические попытки ее решения заходят в тупик именно потому, что они либо исходят из неверного со­отнесения обоих этих аспектов, либо недостаточно учи­тывают, а иногда и просто игнорируют один из них¹. На самом же деле оба они могут быть раскрыты лишь в неразрывной взаимосвязи — один через другой.

Нельзя дизъюнктивно отделять друг от друга гно­сеологический и онтологический аспекты психического исходя из принципа: гносеологическое — это не онтоло­гическое и, наоборот, онтологическое — это не гносео­логическое. В результате такого ошибочного их сопо­ставления отражательная природа психического отно­сится лишь к гносеологическому его аспекту, в онто­логическом же плане оно в этом случае уже не высту­пает как отражение внешнего мира.

Подытоживая наши рассуждения, можно сказать, что существуют не один, а по крайней мере два основных способа мысленного расчленения познаваемых объектов: на (1) дизъюнктивные (например, в математике) и (2) недизъюнктивные (например, в психологии) аспекты, или компоненты. Такие сложные проблемы, как психо­физиологическая, можно и нужно решать на основе второго подхода, в принципе несводимого к первому. Специфическая природа познаваемого объекта опреде­ляет способ его изучения. В зависимости от того, какой тип взаимосвязей — дизъюнктивный или недизъюнктив­ный — специфичен для данного процесса, предмета, яв­ления, для его исследования используется первый или второй способ теоретического анализа.

В самой общей форме мы уже кратко отметали, что недизъюнктивная связь есть непрерывный переход раз-

160

личных стадий процесса друг в друга. При таком их вза­имопроникновении между ними не может возникнуть четкая отделенность, рядоположность или разрыв, столь характерные для дизъюнктивных элементов множества и деталей машины. В отличие от этой изначальной взаимной отделенности морфологически неизменных компонентов недизъюнктивность означает в первую оче­редь максимально выраженную преемственность в про­текании и развитии того или иного процесса.

Такую преемственность мы и попытаемся теперь вкратце рассмотреть на примере психического процесса. Для этого необходимо прежде всего проанализировать онтологическую природу последнего, т. е. онтологиче­ский аспект недизъюнктивности, с тем чтобы таким путем раскрыть и ее собственно гносеологический ас­пект. Иначе говоря, по тому, как психологическая наука и вообще научное мышление раскрывают непрерывность, преемственность, недизъюнктивность психического, можно и нужно судить о специфике самого этого мыш­ления, основанного на диалектической логике и потому являющегося тоже недизъюнктивным. Недизъюнктив­ность мышления обнаруживается в том, как оно решает недизъюнктивные проблемы. Лишь такой путь исследо­вания закономерно подготавливает необходимые пред­посылки для того, чтобы затем — на этой основе — непосредственно обратиться к анализу мышления как прогнозирования.

Мышление как прогнозирование есть частный слу­чай психического как процесса. Следовательно, прежде чем прямо и непосредственно перейти к изучению мыс­ленного прогнозирования, необходимо раскрыть общее понимание психического как процесса и (более кон­кретно) мышления как процесса. Этой принципиально важной проблеме и посвящена следующая глава.