2. Процесс и деятельность. Проблема субъективного

Функционалистскому, в конечном счете дизъюнктив­ному подходу к анализу психической деятельности тео­рия психического как процесса противопоставляет су­щественно иной способ мысленного расчленения свое­го предмета, учитывающий объективно существующие различия и недизъюнктивные взаимосвязи между раз­ными уровнями и аспектами психики. Этот способ тео­ретического расчленения основан прежде всего на вы­шеупомянутом выделении в психических явлениях (че­ловека) личностного и процессуального аспектов.

Например, процессуальный аспект мыслительной де­ятельности — это психические процессы анализа, син­теза и обобщения, посредством которых человек реша­ет мыслительные задачи. Личностная сторона мышле­ния (прежде всего мотивационная) выступает в тех. случаях, когда специально изучают мотивы и вообще отношение человека к мыслительным задачам, которые он решает. Если первый из этих двух аспектов харак­теризует мышление как процесс, то второй характери­зует его как деятельность, в ходе которой реализуется определенное отношение человека к окружающему ми­ру (к другим людям¹, к возникающим перед ним проб­лемам и т. д.).

Выделение этих планов не означает отделения их друг от друга. Даже при изучении процессуального ас­пекта мышления (соотношения анализа, синтеза и обоб­щения различных уровней) психолог не абстрагируется полностью от собственно мотивационных, вообще лич­ностных характеристик познавательной деятельности.

181

Это объективно определяется прежде всего тем, что з экспериментах участвуют только те испытуемые, кото­рые в силу соответствующих мотивов заинтересованы в таком участии. И наоборот, в случае отрицательной мотивации человек просто не соглашается на экспери­мент.

Следовательно, уже в самом начале любого исследо­вания психолог учитывает наличие или отсутствие оп­ределенной мотивации. Если его задача состоит в изу­чении процессуального аспекта мышления, он далее мо­жет уже специально и подробно не исследовать, какие именно конкретные мотивы данных испытуемых обес­печили их участие в экспериментах. Но и в этом слу­чае он тоже принимает во внимание по крайней мере наиболее отчетливые проявления специфически позна­вательной, внутренней мотивации испытуемых, возни­кающей в ходе решения ими задачи, значит, при лю­бых условиях в принципе невозможно изначальное дизъ­юнктивное отделение друг от друга обоих указанных аспектов мышления, поскольку мотивация испытуемого учитывается всегда, хотя бы и в самом общем виде.

Чтобы экспериментатор мог изучать мышление как процесс, для испытуемого Юно должно выступить как деятельность (в большей или меньшей степени). На­пример, во многих наших экспериментах те или иные испытуемые обнаруживали отчетливо выраженный ин­терес к ряду мыслительных задач, предлагаемых для решения, и пытались использовать различные формы общения с экспериментатором. Это значит, что даже в ходе лабораторных опытов по изучению мыслительного процесса мышление испытуемых осуществляется в той или иной мере как деятельность. Полученные в таких условиях экспериментальные данные подвергаются спе­циальному теоретическому анализу на различных уров­нях абстракции. В результате на передний план в ис­следовании выступает либо процессуальный², либо лич­ностный аспект мышления, а исходная взаимосвязь обо­их аспектов остается онтологически неразрывной, недизъюнктивной.

Личностный аспект мышления означает, что оно есть деятельность субъекта, т. е. его практическая и теоре-

182

тическая деятельность (познавательная, учебная и т. д.). Иначе говоря, ее субъектом является человек, и только он. Таково исходное, единственно верное и точное зна­чение понятия и термина «деятельность» (субъекта). В этом смысле нет и быть не может никакой психиче­ской деятельности.

Понятие деятельности используется еще и в другом, более узком принципиально ином значении, связанном же не с субъектом, а только с органом (например, сер­дечная деятельность). Тогда деятельность есть функ­ционирование органа в ходе взаимодействия организма со средой, но никак не отправление органа, детерми­нированного якобы только изнутри. В этом смысле пси­хический процесс есть деятельность мозга (еще не субъ­екта в целом), и основным способом существования психического является его существование в качестве процесса или деятельности.

Всякая деятельность человека как субъекта включа­ет в себя те или иные психические процессы и регули­руется ими. Только в такой деятельности реализуется' отношение человека к окружающему миру — к другим: людям, к задачам, которые ставит перед ним жизнь, и т. д. Это отношение проявляется в мотивах человека и вообще в его личностных установках. Мышление, вос­приятие и т. п. процессы выступают тогда уже в каче­стве деятельности познавательной, эстетической, а не просто психической. Психической она является только по своему процессуальному и мотивационному составу, но не по задачам, которые она как деятельность разрешает.

Итак, деятельность человека как субъекта — это его практическая и теоретическая деятельность. «Точка зре­ния, согласно которой психическая деятельность как таковая, как «производство» представлений, воспоми­наний — вообще психических образований якобы явля­ется деятельностью человека как субъекта (а не толь­ко его мозга), связана с прочно укоренившимися в пси­хологии интроспекционистскими воззрениями. Лишь на основе интроспекционистской концепции представляет­ся, что при так называемом произвольном запомина­нии или припоминании человек решает «мнемическую» задачу, заключающуюся в производстве определенного представления, и что производство представлений как таковых является в данном случае деятельностью че-

183

ловека»¹. На самом же деле, когда человек что-то при­поминает, он не производит внутренние психические об­разы, а решает познавательную задачу по восстанов­лению хода предшествующих событий; подобно этому ученик, выучивающий урок, осуществляет учебную, а не просто психическую деятельность (в вышеуказанном смысле).

Эти не всегда учитываемые различия и взаимосвя­зи между деятельностью субъекта и деятельностью ор­гана (например, сердца) очень существенны прежде всего для правильного понимания одного из важнейших методологических принципов советской психологии — принципа единства сознания и деятельности, разрабо­танного в разных планах С. Л. Рубинштейном, А. Н. Ле­онтьевым, Б. Г. Ананьевым, А. А. Смирновым, Б. М. Тепловым и др.² Единство сознания и деятельности означает (говоря совсем кратко), что сознание, вообще психика не только проявляется, но и формируется в де­ятельности. В качестве последней здесь имеется в виду прежде всего практическая и теоретическая деятель­ность человека, а вовсе не сама по себе психическая деятельность или активность, как таковая (это весьма важное обстоятельство часто забывается).

Вместе с тем нет никаких оснований и для того, чтобы отрицать психическую деятельность как деятель­ность специфического органа (головного мозга). Абст­рактное выделение такой деятельности не является про­извольным и условным: оно имеет соответствующие «он­тологические» предпосылки. К их числу отчасти отно­сятся, например, условия, в которых осуществляется весьма своеобразная психическая деятельность типа сно­видений. Ее специфика состоит в том, что в данном слу­чае человек как субъект по существу отсутствует (спит), а его психическая деятельность может протекать весь­ма активно. Правда, ее исходным материалом всегда

184

является содержание предшествующей сну деятельно­сти субъекта, но это означает лишь, что оба вида дея­тельности не отделены и не обособлены друг от друга. Вообще все неосознанные уровни психического (как бессознательного) в значительной степени относятся к психической деятельности в указанном смысле слова.

Только при таком недизъюнктивном соотнесении практической и теоретической деятельности субъекта, с одной стороны, и психической деятельности мозга — с другой, можно преодолеть основной порок идеалисти­ческой функциональной психологии, которая психиче­ские процессы и функции превращает в деятелей, субъ­ектов. В действительности субъектом является лишь че­ловек, а вовсе не тот или иной обособленный психиче­ский процесс. Поэтому любая психическая деятельность осуществляется только в составе или на основе прак­тической, теоретической и т. п. деятельности.

Мы уже отмечали, что своеобразным механистиче­ским аналогом этой идеалистической функционалист-ской психологии оказалась идея, точнее, иллюзия, буд­то машина может мыслить¹. Необходимо теперь по­нять и раскрыть подлинный источник всех подобных весьма живучих иллюзий.

Идея «(машинного мышления» явно или неявно озна­чает возможность (в идеале) полного дизъюнктивного отделения мыслительной деятельности от человека как субъекта. Эта возможность потому так важна и дорога для некоторых кибернетиков, что она осознанно или не­осознанно рассматривается как единственный способ объективного изучения мышления. Иначе говоря, объ­ективным с такой точки зрения может быть лишь то, что целикам и полностью отделено от субъекта, от субъ­ективного и противопоставлено ему как его отрица­ние. Таков упоминавшийся выше чисто дизъюнктивный ошибочный, с нашей точки зрения, метод рассуждения: объективное — это не субъективное (вовсе оторванное от субъекта), а субъективное — это не объективное; одно полностью исключает другое, как и в случае дизъ­юнктивного различения биологического — социального, материального — идеального, теоретического — прак­тического и т. д.

185

На самом деле объективное и субъективное (при­надлежащее субъекту) вовсе не исключают друг дру­га. Не только первое, но и второе целиком и полностью подчиняется объективным закономерностям. Исходное и наиболее общее гносеологическое и вообще философ­ское понятие «субъективное» означает применительно к психическому следующее: психическое принадлежит ин­дивиду, человеку как субъекту и потому всегда явля­ется субъективным. Не существует ничьих ощущений, мыслей, чувств²; все они суть свойства, качества и про­явления того или иного человека.

«Субъективной в этом общем смысле слова явля­ется всякая психическая, всякая познавательная дея­тельность — в том числе и та, которая раскрывает че­ловеку объективную реальность и выражается в объек­тивной истине. Не существует, значит, никакой несов­местимости между субъективностью как общей харак­теристикой всякой психической, всякой познавательной деятельности как деятельности человеческой и объек­тивностью ее содержания, ее результата. Субъектив­ность в вышеуказанном смысле никак не означает не­адекватности объективному»¹. Лишь при таком подходе к проблеме можно понять, что психология и другие на­уки, изучающие субъект и его деятельность, раскрыва­ют именно объективные закономерности, причем для по­знания последних вовсе не требуется отрывать, дизъюн­ктивно отделять от субъекта его свойства и качества и приписывать их машине. Неверно, что объективное су­ществует лишь вне субъекта. Не только объект, но и субъект подчиняется объективным закономерностям.

Диалектический материализм преодолевает ограни­ченность всего домарксовского материализма, для ко­торого, как указывал К. Маркс, бытие выступало лишь в форме объекта, вследствие чего субъект целиком от­давался в ведение идеализма². Для марксизма бытие выступает не только в форме объекта и его созерцания, но и в форме субъекта и его деятельности. Эти исход­ные фундаментальные положения диалектического материализма решающим образом определяют методоло­гию научных исследований в области психологии и дру­гих наук о человеке.

186

Любая психологическая закономерность является не менее объективной, чем закономерность физическая, хи­мическая, биологическая и т. д. Всякое сомнение в этом означает отрицание психологии как науки и попытку заменить ее физиологией, кибернетикой, математикой и др. Все бытие в целом существует независимо от мыс­ли и сознания человека, вообще независимо от тоге, познается оно или нет. «...Но и будучи мыслимым, осо­знаваемым, оно не перестает существовать независимо от сознания. Мыслимое бытие — это тоже бытие, а не мысль, и это — бытие не только в качестве мыслимо­го: осознаваемое бытие — это также бытие, а не толь­ко сознание»³. Лишь с таких позиций можно осущест­влять любое научное познание, в том числе и психоло­гическое.

Психическое объективно существует только как субъ­ективное⁴ (в вышеуказанном смысле слова) и потому лишь в этом качестве оно может и должно исследовать­ся в науке. Такой вывод вовсе не есть субъективизм. К субъективизму и вообще к неадекватному познанию психики приводит любая попытка оторвать психическое от субъекта, предпринимаемая во имя ложно понима­емой объективности.

Оторванное от индивида, психическое перестает объ­ективно существовать как таковое, но в русле идеали­стической функциональной психологии оно само превра­щается при этом в деятеля, в субъекта или в русле ме­ханицизма превращается, например, в машинное мыш­ление. В обоих случаях оно исчезает как специфиче­ский и единственно возможный предмет психологиче­ской науки. Чтобы преодолеть эти крайности, нужно систематически, шаг за шагом изучать психическое в личностном и процессуальном аспектах, наиболее от­четливо выражающих его непрерывность, преемствен­ность и недизъюмктивность.

Личностный и процессуальный аспекты психики суть разные проявления ее неразрывной связи с индивидом, взаимодействующим с внешним миром. Следовательно, эти аспекты нельзя ни отождествлять, ни отрывать друг

187

от друга. Каждый из них может стать главным на различных этапах научного исследования. Поскольку в дальнейшем основное внимание будет уделено преиму­щественно процессуальному аспекту (мышления), здесь мы более подробно рассмотрим личностный аспект пси­хического, т. е. прежде всего ведущую роль мотивов (вообще потребностей) и способностей в жизни и дея­тельности людей.

Философско-психологическая проблема потребностей и способностей есть важнейшая проблема психического развития человека, т. е. формирования в процессе дея­тельности (значит, и общения) качественно новых пси­хических личностных свойств. Поскольку система гене­рализованных побуждений, мотивов образует характер человека, то психическое развитие является развитием характера, а также способностей.

Постановка и решение любого вопроса, связанного с проблематикой развития, до предела заостряют рас­сматриваемую здесь общую проблему недизъгонктивности и непрерывности психического. Поскольку послед­нее необходимым образом характеризуется непрерыв­ностью и преемственностью, значит, и то и другое со­храняется даже в случае возникновения качественно новых психических свойств. И наоборот, если бы непре­рывность и преемственность при этом нарушались, зна­чит, они не являлись бы существенными характеристи­ками психического.

При такой постановке проблемы психического раз­вития необходимо прежде всего выявить основные раз­личия между процессами развивающимися и неразви­вающимися. Лишь на фоне последних могут более от­четливо выступить специфические особенности разви­тия. Психическое не относится к числу типичных нераз­вивающихся явлений, поскольку оно, как отмечалось, в процессе своей предельной динамичности и изменчиво­сти необходимо развивается хотя бы в минимальной степени. Поэтому в качестве простейшего неразвиваю­щегося процесса рассмотрим не психическое, а какое-либо иное, например, физическое, явление.

188