3. Формирование критериев искомого (III и IV серии экспериментов)

Анализ через синтез как способ мысленного прогно­зирования искомого представляет собой частный, но принципиально важный пример формирования и разви­тия психического процесса. Сам факт такого формиро­вания наиболее полно и глубоко отражен в методоло­гическом принципе единства сознания и деятельности:

270

сознание, вообще психическое не только проявляется, но и формируется в деятельности.

Этот очень общий принцип конкретно и последова­тельно реализуется и разрабатывается в форме теории психического как процесса. Непрерывное формирование психических новообразований мы и пытаемся здесь ис­следовать конкретно на частном, но весыма показатель­ном примере микро- и макроразвития мыслительного процесса искания и открытия будущего решения зада­чи. Поскольку любое психическое развитие, как уже отмечалось, всегда осуществляется и в процессуальном, и в личностном планах, то и в нашем исследовании мы учитываем оба этих плана, хотя и в разной степени. В рассматриваемом контексте два указанных понятия — психическое как процесс и формирование (развитие) психического — являются во многом эквивалентными, синонимичными, поскольку второе конкретизируется прежде всего через первое.

Вместе с тем нельзя не отметить, что сам по себе бесспорный факт формирования психического в различ­ных теориях понимается по-разному. Например, тако­му формированию придается решающее значение и с позиций теории психического как процесса, и с пози­ций теории интериоризации (в частности, теории по­этапного формирования умственных действий), посколь­ку обе они исходят из общего принципа единства со­знания и деятельности. Однако само формирование в обоих случаях понимается существенно по-разному¹. Зги различия обнаруживаются, в частности, в трактов­ке весьма сложной и потому во многом дискуссионной проблемы критериев и эталонов такого формирования. В данном случае наиболее интересны две крайние точ­ки зрения.

Согласно первой точке зрения, эти критерии и эта­лоны существуют изначально в виде заранее и вполне отчетливо зафиксированных образцов, предопределяю­щих весь процесс формирования того или иного психи­ческого явления. Такова, например, проанализирован­ная выше исходная и традиционная трактовка обрат­ной связи, необходимой для сличения промежуточных, а затем и конечных результатов психических процессов

271

с изначально данным эталоном. Согласно второй точ­ке зрения, всякое (в том числе и психическое) разви­тие происходит безотносительно к любому заранее уста­новленному масштабу или эталону.

Несмотря на очевидные и очень существенные раз­личия между обеими этими позициями, они, однако, не исключают полностью друг друга, поскольку характе­ризуют во многом разные уровни и аспекты формирования психического. Например, мы уже видели, что об­ратные связи необходимы, но недостаточны для детер­минации, и в частности для прогнозирования мысли­тельного процесса и его развития. В ходе такого про­цесса и вместе с ним формируются изначально не за­данные критерии для самооценки каждой новой возни­кающей мысли. На материале первых двух серий экс­периментов мы уже начали анализировать формирова­ние этих критериев, которые, с одной стороны, не из­вестны заранее, а с другой — абсолютно необходимы для любой мыслительной деятельности.

Начатый в предыдущем параграфе анализ показал, что критерии правильной оценки прогнозируемого иско­мого формируются на различных этапах решения зада­чи прежде всего в зависимости от того, насколько глу­боко субъект раскрыл к данному моменту основное от­ношение задачи и определил члены этого отношения (горение — угасание свечи и наличие — отсутствие ве­са). Например, как уже отмечалось выше, часть испы­туемых выделяла и прогнозировала в; качестве таких членов угасание фитиля и невесомость парафина. И то­гда адекватным носителем основного отношения стано­вилось для них движение — неподвижность парафина, «заливающего» пламя. Соответственно этому формиро­вались и критерии для самооценки новых мыслей, воз­никающих на ранних этапах решения задачи. Вот по­чему испытуемые направляют мышление на все более глубокое прогнозирование и раскрытие строго опреде­ленного, а не любого носителя основного отношения (не­подвижность именно парафина, но еще не воздуха). Иначе говоря, критерии прогнозируемого искомого фор­мируются вместе с ним в зависимости от уровня ана­лиза основного отношения задачи, а конкретный носи­тель последнего в той или иной степени соответствует таким критериям.

Чтобы проверить этот пока еще предварительный

272

вывод, нужно по возможности изменить некоторые из существенных условий мыслительного процесса, опре­деляющих общее направление анализа испытуемыми ос­новного отношения задачи. Измененная направленность мышления должна, очевидно, как-то проявиться, в ча­стности, и в формировании соответственно иных крите­риев искомого.

Такое частичное изменение условий мыслительного процесса мы попытались осуществить путем некоторо­го переформулирования основной задачи (про свечу), предлагаемой испытуемым для решения. Если в I и II сериях опытов в исходной формулировке данной зада­чи вообще непосредственно не упоминались вес и неве­сомость воздуха (второй член основного отношения за­дачи), то теперь — в III и IV сериях — прямо и сразу же испытуемым говорилось о невесомости именно воз­духа. Тем самым предполагалось, что в качестве основ­ного прогнозируемого отношения сразу или почти сра­зу начнет выступать и все более детально анализиро­ваться взаимосвязь между соответственно иными ком­понентами задачи (угасанием свечи и воздухом, но не парафином). А потому иначе будут формироваться так­же и критерии искомого.

Новым критериям должны отвечать новые частные значения переменных (например, движение — непо­движность различных слоев воздуха, но не парафина). Следовательно, здесь вообще может не возникнуть да­же отдаленное подобие дизъюнктивной ситуации выбора между двумя альтернативными вариантами решения (свеча погаснет из-за отсутствия конвекции воздуха или из-за неподвижности парафина), поскольку второй из вариантов вовсе не прогнозируется и не существует хо­тя бы для некоторых испытуемых и потому не стано­вится объектом выбора.

Итак, в III и IV сериях наших опытов эксперимен­татор с самого начала пытается обратить внимание ис­пытуемых на невесомость воздуха. Прогнозирование по­следней, как показали предыдущие эксперименты, наталкивается на особенно большие трудности, потому что невесомость воздуха обладает максимальной «латентностью» по сравнению, например; с невесомостью парафина. Мы предполагали, что теперь эти трудно­сти будет легче преодолеть, поскольку в исходных усло­виях задачи специально отмечалось: ничто не имеет ве-

273

са (даже воздух). Во всяком случае можно было ожи­дать, что испытуемые начнут анализировать невесомость воздуха непосредственно — до и без предварительного анализа невесомости парафина. Это предположение в основном подтвердилось.

Приведем несколько конкретных примеров сначала из экспериментов III серии, в которой 11 человек реша­ли задачу в следующей формулировке (с акцентом на второй член основного отношения): «На космическом корабле не действует сила тяжести и ничто не имеет веса (даже воздух). Что произойдет со свечой, если ее зажечь в таких условиях?» Отметим прежде всего наи­более типичные и интересные попытки решения этой за­дачи.

Испытуемый К. Б. (аспирант, протокол эксперимен­та № 31) начинает решать основную задачу таким об­разом: «Будет ли это возможно — сомневаюсь. Зажечь свечу... Если ее зажечь... она начнет, видно, летать... (Экспериментатор: «Она закреплена».) Если закрепить ее, гореть она не будет¹ все-таки, хотя нет, сила тяже­сти не действует только, даже воздух не имеет силы тяжести... Значит, свеча закрепленная горит, да силы тяжести нет, даже воздух не имеет силы тяжести. Не сталкивался с такой задачей... Насколько процесс горе­ния связан с силой тяжести воздуха?..»

Этот начальный фрагмент протокола эксперимента на первый взгляд может произвести впечатление, что перед испытуемым почти сразу же возникает дизъюнк­тивная ситуация выбора: свеча не будет или будет го­реть? На самом же деле, как свидетельствует уже дан­ный фрагмент и особенно весь последующий протокол опыта, здесь пока начинается лишь предварительное и потому еще поверхностное ознакомление с условиями и требованиями задачи, которое довольно быстро пере­ходит во все более глубокий анализ существа пробле­мы: насколько горение (первый член основного отно­шения задачи) связано с весом воздуха (второй член то­го же отношения)? Иначе говоря, испытуемый почти

274

совсем не задерживается на достаточно очевидной по­становке вопроса о том, будет или не будет гореть све­ча, а сразу углубляется в суть дела. Следовательно, уже на первом этапе мыслительного процесса он начинает наиболее адекватно прогнозировать, выделять, раскры­вать основное отношение решаемой задачи и члены это­го отношения (в отличие от вышеупомянутых испыту­емых I и II серий, вычленявших соответствующую пе­ременную в существенно ином, частном значении: дви­жение — неподвижность парафина, а не воздуха).

Такой более глубокий подход уже к первоначально­му прогнозированию и вообще анализу искомого не оз­начает, однако, что основная задача сразу же и обяза­тельно успешно будет решена данным испытуемым. Этот довольно типичный и для других испытуемых подход характеризует прежде всего самый процесс искания и открытия неизвестного решения — независимо от того, какие окончательные конкретные результаты¹ здесь бу­дут получены в общем итоге, поскольку все подобные результаты определяются в конечном счете еще многи­ми другими причинами. Вышеуказанное общее направ­ление в прогнозировании испытуемыми основного от­ношения задачи детерминирует искание и открытие ис­комого как конкретного носителя именно этого, посте­пенно раскрываемого отношения между главными пе­ременными (горение и невесомость), которые на раз­ных этапах мыслительного процесса вычленяются в со­ответственно разных частных значениях. Вот почему для испытуемого К. Б. почти на всех последующих ста­диях решения задачи по-прежнему главную роль игра­ет один и тот же общий вопрос, хотя и выступающий в различных формулировках, которые отражают различные уровни прогнозирования искомого: «Как может случиться, что даже воздух не будет иметь силы тяже­сти? Не совсем мне понятно в чисто физическом плане...»

На данном этапе мышления у испытуемого впервые возникает мысль: «Не вакуум ли предполагается?» Здесь общая переменная, т. е. второй член основного отношения задачи (невесомость воздуха), начинает вы­членяться в неадекватном и потому бесперспективном, частном значении (невесомость как вакуум). Эту не-

275

адекватность сразу же признает и сам испытуемый, в результате чего он больше не прогнозирует и вообще не разрабатывает идею вакуума. На одном из следующих этапов мыслительного процесса та же переменная рас­крывается в новом частном значении (невесомость как отсутствие давления): «Надо знать процесс горения — как связаны горение и воздух... В обычных (земных) условиях, когда свеча горит, наблюдают обычный про­цесс горения. Если снять давление воздуха, конечно, не­вольно что-то должно произойти. Как повлияет снятие давления, тяжести?..»

В этих и во всех аналогичных случаях испытуемый К. Б. ('подобно многим другим) систематически и явно пытается раскрыть, конкретизировать невесомость воз­духа (вакуум, отсутствие давления и т. д.) в его связи с горением и угасанием свечи. Иначе говоря, он стре­мится найти какое-то свойство объекта, которое реаль­но связывало бы друг с другом свечу и воздух в их вы­шеуказанных качествах.

Это означает, что индивид ищет и открывает неиз­вестное, искомое как конкретный носитель постепенно анализируемых отношений между обеими тоже посте­пенно раскрываемыми переменными (горение — угаса­ние свечи и вес — невесомость воздуха). Лишь таким образом и формируется строго определенная направ­ленность всего мыслительного процесса на выделение не вообще любых свойств объекта, а только тех, кото­рые соответствуют вычленяемым соотношениям между существенными переменными, проявляющимися в адек­ватных качествах. Тем самым формируются критерии искомого, т. е. мыслящий индивид создает для себя все больше возможностей правильно оценивать и прогнози­ровать перспективность или бесперспективность возни­кающих, у него новых мыслей. Иначе говоря, мысленное прогнозирование, искание и открытие искомого, неиз­вестного как носителя определенных и все более опре­деляемых отношений и есть одновременное формирова­ние критериев (эталонов) такого искомого.

Постепенно формирующиеся критерии прогнозируе­мого решения задачи объективно обнаруживаются, как мы видели, прежде всего в том, насколько уверенно и быстро человек перестает или, наоборот, продолжает разрабатывать возникающую у него идею, гипотезу, за­мысел, план и т. д. Например, в соответствии с такими

276

критериями испытуемый К. Б., с одной стороны, сразу же прекращает разработку своей мысли о вакууме, но, с другой стороны, он, несомненно, — как можно пред­положить — начал бы использовать даже малейший на­мек на идею о взаимосвязи горения и невесомости воз­духа, если бы такой намек появился. Поскольку у са­мого испытуемого подобная идея долго не возникает, экспериментатор предлагает ему на ранних этапах ре­шения основной задачи вспомогательную задачу (про отопительную батарею), намекающую именно на эту идею. Предполагалось, что испытуемый сразу же начнет использовать подсказку¹, как бы вписывающуюся в ис­ходную и уже отчасти проанализированную им систе­му отношений между обеими существенными перемен­ными (но именно лишь начнет: нельзя дать заранее пол­ной гарантии в том, что он правильно доведет решение до конца). Это предположение в основном подтвердилось.

После того, как испытуемый К. Б. правильно, хотя и не без труда, решил вспомогательную задачу с отопи­тельной батареей, он сразу же сам ставит перед собой объективно весьма существенный и перспективный воп­рос: «Взаимосвязаны, судя по всему, задачи?» Он тут же дает положительный ответ на свой вопрос и затем все дальнейшие попытки решения направляет на рас­крытие именно этой взаимосвязи между обеими зада­чами, т. е. по существу на анализ взаимоотношений между тяжелым (холодным) и легким (теплым) воз­духом, с одной стороны, и горением — угасанием све­чи — с другой. Хотя он так и не сумел до конца про­анализировать выступившее в этой форме основное от­ношение между обеими переменными, он тем не менее достаточно отчетливо обнаружил общую направленность мышления на прогнозирование, искание и открытие не­известного именно как конкретного носителя определен­ных и все более определяемых соотношений (двух пе­ременных).

Аналогичная общая направленность мыслительного процесса на формирование искомого (и его критериев)

277

является во многом типичной для большинства испыту­емых III серии экспериментов, хотя во всем остальном их способы анализа основной задачи иногда сильно от­личаются друг от друга.

Например, испытуемый А. В. (научный сотрудник, протокол опыта № 32) почти с самого начала выделяет два основных условия горения: «При горении свечи, во-первых,- по капиллярам, по фитильковым капиллярам поднимается сам стеарин (парафин), в процессе горе­ния он будет подниматься, он будет подниматься и при невесомости. И не лучше, и не хуже. Так в процессе горения должен поступать кислород...» Следовательно, испытуемый начинает здесь решение задачи с анализа первого фактора горения — капиллярности фитиля, не­зависимой от действия силы тяжести и потому обеспе­чивающей подачу воздуха (кислорода) даже в услови­ях невесомости. Иначе говоря, анализ первого фактора необходим не сам по себе; он нужен прежде всего для рассмотрения второго и наиболее существенного фак­тора горения — кислорода, вообще воздуха.

Таким образом, и в данном случае почти сразу же начинает обнаруживаться весьма важное отличие ис­пытуемых III серии экспериментов прежде всего от тех испытуемых I серии, которые первоначально раскрыва­ли те же самые переменные (вес — невесомость, дви­жжение — неподвижность), но существенно в ином ка­честве (невесомость и подвижность парафина, «залива­ющего» пламя). Если в I серии на передний план вна­чале выступает для части испытуемых анализ не воз­духа, а парафина, то в III серии опытов даже выявле­ние парафина (стеарина) сразу же как бы подчиня­ется анализированию более значимой переменной (дви­жение — неподвижность воздуха, и прежде всего кис­лорода). Вот почему продолжающееся при невесомости капиллярное движение стеарина выступает здесь как искомый конкретный носитель вычленяемых отношений между горением и воздухом. И поскольку, по мнению испытуемого А. В., кислород по-прежнему поступает к пламени благодаря капиллярности фитиля, то именно это важнейшее и только что выявленное обстоятельство используется для формирования критериев искомого и теперь уже как будто бы во многом найденного реше­ния (свеча будет гореть вследствие движения стеари­на с кислородом).

278

Формирующиеся критерии искомого объективно об­наруживают себя прежде всего в том, как с их помо­щью индивид оценивает последующие ходы своей мыс­ли. Например, в дальнейшем испытуемый А. В. рассуж­дает таким образом: «Ну вот, тепловой поток, конечно, самое главное, что... тепловой поток — это направле­ние процесса — как она называется? — теплоконвекции, движение теплового потока относительно независи­мо от действия силы тяжести, насколько я понимаю. Потому что тепловой поток — это движение теплого воздуха относительно окружающих сравнительно холод­ных слоев, движение вверх...»

Самое интересное в приведенном отрывке из прото­кола эксперимента состоит в том, что данный испыту­емый намного раньше других актуализирует и начинает разрабатывать объективно наиболее существенную идею конвекции. Однако последняя выступает для него в свое­образном и, как может вначале показаться, несколько неожиданном качестве: не как важнейшее условие, от­сутствие которого делает невозможным горение свечи в невесомости, а, наоборот, как конкретизация, проявле­ние или следствие капиллярности фитиля, обеспечиваю­щей подачу кислорода и потому делающей такое горе­ние необходимым или хотя бы возможным.

Идея конвекции является здесь прямым и непосред­ственным продолжением и развитием исходной мысли о капиллярном движении стеарина с кислородом и, зна­чит, соответствует формирующимся при этом критери­ям искомого. Испытуемый пока еще настолько уверен в перспективности и правильности такой мысли, что у не­го вообще не возникает мотива или стремления более-детально проанализировать конвекционные связи холодных и теплых слоев воздуха, и все в целом много­стороннее физическое явление конвекции как бы поворачивается к нему лишь одной своей стороной (в отно­шении капиллярности). Иначе говоря, он опирается именно на те критерии прогнозируемого искомого, ко­торые он уже выработал на данной стадии мыслительного процесса. Поэтому, хотя на ранних этапах решения основной задачи он сам как бы подсказывает себе принцип конвекции, он не использует столь явную «самоподсказку» в качестве внутреннего и внешнего условия дальнейшего углубленного и наиболее перспективного анализа всей проблемы.

279

В итоге испытуемый А. В. приходит к следующему общему выводу, закрепляющему существенную для не­го связь между капиллярностью и воздухом: «Значит, вот подъем капилляров, горение; ну, горение — это оки­слительный процесс с окружающим воздухом. Воздей­ствие силы тяжести никакого принципиального участия не принимает... Значит, пока я не вижу каких-либо фак­торов, которые могли бы повлиять существенным обра­зом на процесс горения, на свечку... Может быть, я че­го-нибудь упустил, но пока я не вижу ничего». На этом испытуемый хочет закончить эксперимент, подтверждая тем самым, что он больше не прогнозирует каких-либо иных путей решения, хотя в общей и абстрактной фор­ме он как будто бы готов допустить возможность не­которых других, но не раскрытых им способов анализа основной задачи.

На таком фоне экспериментатор предлагает теперь вспомогательную задачу-подсказку, основанную на прин­ципе конвекции. (В данном случае, как и в некоторых других, была дана следующая задача на конвекцию: «В каком месте холодильника, кроме «морозилки», са­мая низкая температура?» По своему объективному со­держанию эта подсказка аналогична уже неоднократ­но упоминавшейся задаче с батареей водяного отопле­ния.) Испытуемый А. В. решает ее в целом правильно и вполне уверенно, после чего он возвращается к основ­ной задаче, почти сразу же соотнося ее со вспомога­тельной: «Так, ну еще раз можно посмотреть эту кос­мическую задачу... Не действует сила тяжести и ничто не имеет веса, даже воздух (перечитывает условия за­дачи)... Ну, тут, действительно, если даже воздух не имеет веса, то тут обычный тип конвекции этих самых воздушных потоков нарушится. Изменится и пламя све­чи тоже, в общем-то свою форму изменит здесь, да. Во­обще-то могут быть какие-то изменения».

Далее весь последующий процесс решения основной задачи испытуемый А. В. прогнозирует и направляет на все более глубокий анализ вновь актуализированно­го явления конвекции (а также затем и диффузии), продолжая соотносить друг с другом ранее выделен­ные переменные (горение — угасание свечи и воздух). После того, как в ходе решения вспомогательной за­дачи он намного глубже, чем прежде, раскрыл суть кон­векции, последняя выступает теперь для него в новом

280

и наиболее существенном качестве. В результате соот­ветственно начинают изменяться также и критерии ис­комого, используемые в процессе дальнейшего анализа основной задачи. В конечном счете испытуемый нахо­дит в целом правильное решение, в адекватности кото­рого он почти полностью уверен.

Всего в III серии экспериментов участвовало 11 чело­век. Никто из них не пришел к мысли о невесомости парафина, «заливающего» пламя (в этом они отлича­ются от вышеупомянутых испытуемых I и II серий). В IV серии опытов из 12 человек лишь двое пытались использовать эту мысль (которая возникла, однако, в качестве дополнительной и не очень существенной уже после того, как была раскрыта главная причина угаса­ния свечи: неподвижность воздуха вследствие отсутст­вия конвекции).

Таким образом, в результате изменения первоначаль­ной формулировки основной задачи в III и IV сериях экспериментов в той или иной степени меняются исход­ные внешние условия для ее анализа испытуемыми. Вот почему мысленное прогнозирование, вообще искание и открытие конкретного носителя основного отношения задачи теперь более непосредственно связаны с анали­зом существенных функций воздуха в процессе горения. Соответственно этому изменяются и критерии искомо­го, которые непрерывно формируются у каждого инди­вида в процессе его мышления и становятся необходи­мой основой для объективной самооценки любой новой возникающей мысли.

Полученные факты свидетельствуют о том, что в раз­ных, но сопоставимых условиях различных серий экспе­риментов на передний план для испытуемых выступа­ют различные аспекты основного отношения задачи и потому соответственно по-разному формируются крите­рии прогнозируемого, будущего ее решения. Следова­тельно, искание и открытие искомого, неизвестного как носителя определенных и все более определяемых от­ношений между переменными — это и есть вместе с тем формирование критериев такого искомого.

Объективное существование формируемых (а не дан­ных заранее в готовом виде) критериев будущего ре­шения задачи обнаруживается, как мы видели, прежде всего в очень разной степени уверенности испытуемых в правильности найденных решений. Вполне уверенное

281

решение основной задачи в III серии экспериментов да­ли три человека (из 11), в IV серии — шесть человек (из 12). По два испытуемых в каждой из этих серий были не полностью, не до конца убеждены в правиль­ности полученных ими результатов. Остальные 10 чело­век вообще не пришли к сколько-нибудь четким и яс­ным решениям.

Разная степень уверенности в прогнозировании и обо­сновании возникающих и сформировавшихся новых мы­слей часто характеризует не только различных людей, но и одного и того же индивида на разных этапах ре­шения им одной и той же задачи и (или) на одном и том же этапе решения различных задач. Иначе говоря, дело не в том, что данный человек в силу своих лично­стных особенностей всегда и во всем сомневается и по­тому при любых условиях испытывает общую неуве­ренность в найденном решении, а другой человек, нао­борот, отличается крайней самоуверенностью и потому всегда менее критичен к своим возможным ошибкам. В действительности разная степень уверенности отра­жает не только чисто личностный, но также и процессу­альный аспект мышления, т. е. она зависит от конкрет­ного¹ соотношения тех или иных успехов и неудач, по-разному складывающегося на различных этапах реше­ния задачи и весьма различно оцениваемого самим ис­пытуемым.

Итак, проведенные эксперименты показывают, что весьма неодинаковая степень убежденности разных лю­дей в найденном ими (обеъктивно верном) решении за­дачи отражает соответственно разный уровень форми­рования изначально незаданных критериев, необходимых для прогнозирования и самооценки искомого.

***

Эти лишь частично изложенные итоги первых че­тырех серий опытов позволяют сделать один общий вы­вод. При различном соотношении данного и неизвест­ного в разных исходных формулировках задачи и да­же при максимально возможном увеличении «удельного веса» данного (в IV серии) мысленное прогнозирова­ние искомого и уверенное обоснование постепенно на­ходимого решения осуществляются в специфических для мышления условиях, когда заранее не существует изначально очевидного и чисто наглядного эталона бу-

282

дущей конечной ситуации, с которым можно было бы непосредственно и однозначно «сличать» промежуточ­ные и конечные результаты мыслительной деятельно­сти. Исходные условия и требования задачи, какими бы детальными и подробными они ни были, намечают лишь самый первоначальный и потому минимально оп­ределенный, предварительный путь поисков будущего решения, которое может стать (Полностью известным лишь на конечной стадии мышления. В этом смысле к моменту возникновения мыслительного процесса еще нет конечной ситуации или конечного состояния мыш­ления, поскольку это состояние прогнозируется, вооб­ще формируется по ходу всего процесса, т. е. лишь на­чинает возникать на его первой стадии.

Сделанный нами вывод во многом отличается от точки зрения, согласно которой мыслительный процесс решения задачи можно и нужно заранее определять прямо и непосредственно через отношение к такому ко­нечному состоянию (признаваемому тем самым изна­чально существующим). Продолжим в этой связи наш анализ задачи-шутки, использованной У. Рейтманом: «Как свиное ухо (начальное состояние) превратить в шелковый кошелек (конечное состояние)?» Мы уже от­мечали, что в данном случае конечное состояние мыш­ления и вообще прогнозируемое искомое — это не сам по себе шелковый кошелек (поскольку он заранее из­вестен из первоначальной формулировки задачи), а не­известные способы преобразования одного объекта (ухо) в другой (кошелек). Точнее: кошелек, будучи из­начально вполне известным, существует для испыту­емого очевидным образом на протяжении всего или поч­ти всего мыслительного процесса. Но в случае успеш­ного решения задачи испытуемый выявляет тот же са­мый предмет в новом качестве — как нечто сделанное из столь необычного материала (уха). Следовательно, один и тот же объект (кошелек) выступает в явном ви­де по крайней мере дважды: и в начале и в конце про­цесса решения.

Поэтому и возникает ошибочное впечатление, будто конечное состояние мышления вполне известно заранее, т. е. на начальной стадии мыслительного процесса, по­скольку и начальная и конечная стадии здесь харак­теризуются через один и тот же объект (а отмеченное нами обстоятельство, что он выявлен при этом в раз-

283

ных качествах, обычно недостаточно учитывается). Иначе говоря, в мыслительном процессе анализа через синтез человек оперирует не «несколькими» объектами, а «одним» и тем же объектом, но включаемым в разные системы связей и потому выступающим в соответствен­но разных — новых — качествах¹.

Аналогичным образом в соответствующих сериях наших опытов уже в исходных формулировках задач указано, что свеча погаснет, воздух не имеет веса и т. д. Тем самым сразу же (хотя лишь частично) определена начальная стадия мышления. Указанные невесомость воздуха и угасание свечи выступают затем для испы­туемого также и на последующих стадиях мыслительно­го процесса, но в другом качестве, поскольку у обоих этих членов основного отношения задачи теперь рас­крыты новые свойства и новый способ их взаимосвязи. То новое, что в них раскрыто, составляет вначале не­известное, искомое (и, наконец, найденное) решение.

Следовательно, конечное состояние мышления оста­ется почти совсем неизвестным на первой стадии про­цесса, хотя и в начале и в конце мыслительного процесса могут фигурировать, казалось бы, одни и те же объ­екты (угасающая свеча и т. д.). В таком смысле ко­нечное состояние и есть искомое, неизвестное; оно не может быть сразу и непосредственно указано в началь­ной формулировке (например, требования) задачи. В нашем случае психологически конечным, т. е. иско­мым и потому прогнозируемым, состоянием будет не само по себе изначально указанное угасание свечи или появление шелкового кошелька, а неизвестные причины и свойства этих заранее известных событий, способы от­крытия таких причин и свойств.

Итак, не следует отождествлять друг с другом (1) то, что прямо указано в исходной формулировке тре-

284

бования задачи, и (2) конечное состояние мыслительно­го процесса, хотя то и другое необходимо взаимосвя­заны. В основе такого отождествления лежит сведение цели мыслительной деятельности к требованию реша­емой задачи, явно или неявно осуществляемое К. Дункером и некоторыми другими психологами¹.

На самом деле требование задачи заранее дано в ее исходной² формулировке, а цель³ как предвосхище­ние будущего (заранее не данного) результата мышле­ния возникает и формируется по ходу всего процесса решения задачи на основе ее первоначальных условий и требования, и прежде всего на основе прогнозиру­емого искомого и мотивов познавательной деятельности. Цель последней, с нашей точки зрения, включает в свой состав в качестве важнейшего компонента именно иско­мое, и потому такое целеобразование — вопреки рас­пространенной сейчас тенденции — нельзя изучать вне его взаимосвязей с прогнозируемым искомым, формиру­ющимся одновременно на разных уровнях осознанного и неосознанного. Требование задачи и искомое отлича­ются друг от друга: первое дано, указано в исходной формулировке задачи, а второе потому и является иско­мым, что оно не дано, а лишь задано этой формулиров­кой. Искомое — в отличие от данного извне требования задачи — возникает и формируется лишь у того чело­века, который сам решает задачу или проблему; это относится и к формированию цели, поскольку она вклю­чает в свой состав искомое.

Цели и мотивы мышления характеризуют его преиму­щественно в личностном аспекте. Искомое, условия и требование задачи характеризуют мышление прежде

285

всего в процессуальном его аспекте. Непрерывная взаи­мосвязь искомого и цели представляет собой одно из конкретных проявлений органического единства лично­стного и процессуального аспектов мыслительной дея­тельности. Психологическое исследование искомого и вообще предвосхищения, прогнозирования в мыслитель­ной деятельности является тем самым изучением целеобразования в этой деятельности. Цель есть (предвосхи­щение будущего, еще не достигнутого результата; и следовательно, мышление как прогнозирование всегда есть целеобразование, целеполагание, хотя и не сводит­ся к нему (при этом надо только учесть, что в ряде работ по психологии мышления вместо термина «иско­мое» иногда применяется термин «промежуточная цель», «подцель» и т. д., соотносимая с конечной целью).

По мере формирования искомого и в результате его полного определения возникает конечное состояние, или конечная ситуация, мышления. Следовательно, в мыслительном процессе не существует изначально пред­определенного конечного состояния или его эталона, с которым можно было бы непосредственно сличать про­межуточные состояния и результаты. Как мы видели, исходные условия и требование задачи, известные из ее первоначальной формулировки, не могут служить по­добным эталоном, хотя они, конечно, абсолютно необхо­димы для его формирования. В этом отношении само­регуляция (в частности, самопрогнозирование) мышле­ния отличается от детерминации менее сложных процес­сов, регулируемых только или преимущественно на ос­нове обратных связей путем непосредственного сличения промежуточных, текущих состояний с изначально за­данными (эталонами конечных результатов. Обратные связи необходимы, но недостаточны для мысленного прогнозирования искомого.

При первом взгляде может возникнуть возражение, что такой вывод характеризует процесс прогнозируемого решения лишь узкого класса теоретических (космических) задач типа тех, которые использовались в наших экспериментах, поскольку в данном случае предельно затруднена или вообще исключена прямая эмпирическая проверка найденного решения. Это возражение легко отвести, если учесть, что столь сложная и многообраз­но опосредствованная связь теории и эмпирии наибо­лее специфична вообще для всякого научного мышле-

286

ния, какую бы конкретную задачу оно ни решало.

Напомним, в частности, вышеупомянутую проблему «Может ли машина мыслить?», общее теоретическое решение которой, казалось бы, не очень трудно прове­рить эмпирически: построить такую машину и практи­чески убедиться, мыслит ли она или нет. Подобных ав­томатов построено уже немало, но дискуссия¹ разгора­ется еще сильнее, поскольку и эмпирически, и теорети­чески пока не удалось всем убедительно показать, ка­ково же реальное положение дела.

Практика как критерий истины не отрицает, а, на­оборот, предполагает сложнейшую, многократно опо­средствованную взаимосвязь теоретической и практи­ческой деятельности. «Точка зрения жизни, практики должна быть первой и основной точкой зрения теории познания... При этом не надо забывать, что критерий практики никогда не может по самой сути дела под­твердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления»².

Теория возникает и развивается на основе эмпири­ческих данных. Но в конечном счете только с позиций глубоко разработанной теории становится возможным понять, насколько последняя подтверждается или не подтверждается практикой. Столь сложная, диалекти­ческая зависимость между практическим и теоретиче­ским уровнями взаимодействия человека с миром в предельно общей форме выявляет рассматриваемую здесь закономерность мышления, согласно которой для мыслительного, вообще творческого процесса решения проблемы не существует заранее заданных критериев и эталонов будущего решения. Если бы они существовали изначально, то практическая проверка (в частности, на основе обратных связей) тех или иных результатов по­знания осуществлялась бы совсем легко и просто путем

287

однозначного, непосредственного сличения полученных результатов с заранее готовым эталоном. Но, как мы уже видели, мыслительный процесс протекает сущест­венно иначе.

Формирование (в частности, прогнозирование) иско­мого есть вместе с тем формирование и развитие кри­териев, на основе которых непрерывно определяется аде­кватность этого искомого исходным условиям и требо­ванию решаемой задачи. Искомое является наиболее динамичным, постоянно изменяющимся компонентом, или аспектом, мышления как процесса³. Различные стадии возникновения и развития прогнозируемого ис­комого непрерывно, недизъюнктивно переходят друг в друга. В этой непрерывности подобных взаимоперехо­дов лучше всего проявляется преемственность в про­текании психического процесса.

Благодаря такой недизъюнктивности, предельной динамичности, процессуальности, непрерывной измен­чивости искомого и удается шаг за шагом разрешать основное противоречие развития, связанное, как уже от­мечалось, с отсутствием заранее заданного масштаба этого (в нашем случае умственного) развития. С одной стороны, вначале нет и быть не может никаких полно­стью готовых критериев и эталонов будущего, еще только возникающего процесса развития. Но, с другой стороны, ни один процесс и тем более ни один процесс развития невозможен без подобных критериев и этало­нов. Отмеченное противоречие шаг за шагом разреша­ется именно в процессе прогнозирования, вообще фор­мирования искомого (и, в частности, критериев для оценки искомого).

Лишь на этой основе в ходе мышления возникают специфические условия для преодоления уже упоминав­шихся принципиальных трудностей любого прогнозиро­вания (будущего развития), о которых говорил К.Маркс в известном афоризме «Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны».

Отчасти аналогичные трудности испытывает чело­век, когда он прогнозирует будущее решение, например, в уже знакомой нам задаче «Будет ли гореть свеча в космическом корабле?» Так как решение еще неизве-

288

стно, его невозможно сразу, непосредственно и целиком предвосхитить. Наши эксперименты показали, что в этой сложной и типичной для мышления ситуации ис­пытуемые поступают весьма своеобразно. Мы уже ви­дели, что на основе операционной схемы они прежде всего начинают сравнивать условия горения на Земле и в космосе, т. е. они идут от известного к неизвестному.

Например, в некоторых случаях испытуемые отмеча­ют в качестве таких условий наличие кислорода, горю­чего материала и т. д. и приходят к выводу, что свеча будет гореть в космическом корабле, поскольку для этого там есть все необходимое. Вместе с тем многие испытуемые выявляют не только сходство, но и раз­личие между космическими и земными факторами горе­ния. Начиная искать это различие, они еще не знают, в чем конкретно оно заключается, но они уже предполо­жительно видят в нем возможную причину угасания свечи.

Следовательно, искомое определяется пока не толь­ко и не столько позитивно, сколько негативно. Такая взаимосвязь негативного и позитивного в характеристи­ке искомого представляет собой яркий пример непре­рывных взаимопереходов между известным и неизвест­ным в развивающемся процессе мышления.

Искомым отличием космических условий горения от земных становится для большинства испытуемых, в частности, невесомость. Но, как уже неоднократно от­мечалось выше, это еще не значит, что тем самым уже найдено решение задачи. Выявленная невесомость выступает в разных качествах — либо более или менее известных, либо вовсе неизвестных для испытуемых (не­весомость парафина, воздуха и т. д.). На этом простом примере видно, что непрерывная взаимосвязь известно­го и неизвестного, данного и искомого, столь характер­ная для процесса прогнозирования будущего решения, осуществляется на основе главного «механизма» мыш­ления — анализа через синтез, раскрывающего новые свойства объекта через его включение во все новые связи.

Известное и неизвестное суть характеристики, от­носящиеся к одному и тому же объекту. Именно в от­ношении этого объекта и через него они неразрывно связаны друг с другом, переходят одно в другое, по­скольку в разных системах связей он выступает в раз-

289

личных качествах. Анализ через синтез является, сле­довательно, основным и очень общим механизмом не­дизъюнктивных взаимопереходов данного и искомого в развивающемся процессе мышления.

Только при такой постановке проблемы становится очевидным, что этот развивающийся процесс необходимо является непрерывным в самом полном и глубоком смысле слова. Подобная абсолютная непрерывность и есть недизъюнктивность, т. е. генетическая внутренняя взаимосвязь и преемственность между всеми стадиями, аспектами, компонентами процесса. Лишь на основе и посредством такой непрерывности, или недизъюнктивно-сти, осуществляется «переход» от процесса к развитию, т. е. психический процесс начинает развиваться. И тог­да мышление как процесс превращается в интеллект — в мышление как способность.