34. Конкурирующее (правовое и неправовое) регулирование в неразвитых пра­во­вых куль­ту­рах.

Правовые и неправовые культуры. Наука сравнительного правоведения (“юридическая компара­ти­вистика”) со своей позиции различает, прежде всего, страны романо-германского права и общего права как основные пра­во­вые семьи, а также еще несколько правовых семей, или пра­во­вых кругов, за пределами двух основных правовых семей. Но с точки зрения теории права романо-германская и “примыкаю­щие” к ней семьи, различаемые в компаративистике (например, латиноамериканское право), не имеют существен­ных правовых различий, и поэтому они являются составными частями ЕКПС. Теория права не занимается страноведением; поэтому те пра­во­вые различия, которые компаративистам представляются суще­ственными, не являются таковыми с точки зрения теории, опе­рирующей более общими катего­риями, нежели компарати­ви­стика. Другие семьи, выделяемые компаративистикой, дей­стви­тельно имеют существенные отли­чия от романо-герман­ского и англосаксонского права, но это – не правовые отличия.

Традиционное господство в компаративистике позитивистских подходов к праву, пагубное стремление компаративистов везде найти право, а если его нет , то выдать за “право” или хотя бы назвать “правом” что-то совсем другое, нечто неправовое, подменяющее право (В.С. Нерсесянц).

В рассматриваемой науке, сложившейся под влиянием позитивизма с его вульгарным эмпиризмом и феноме­нализмом, правом считаются любые нормы, дейст­вующие в обществе, если они установлены или санкциониро­ваны властью. В том виде, в котором компаративистика суще­ствует сегодня, она безосновательно именуется юридической. В действительности это легистско-социологическая компара­тиви­стика. Она чрезмерно расширяет объект типологии, рас­сматри­вает как особые правовые системы такие системы соци­ального регулирования, которые имеют неправовые и даже ан­типраво­вые особенности. Она называет “особым правом” то, что в дей­ствительности правом не является, например, “религиозное право” или “социалистическое право”.

“Социалистическое право” (тоталитарное законодательство) противостоит праву вообще, и его нельзя ставить в том же ряду, в котором разли­ча­ются общее право и романо-германское право. К тому же в конце ХХ века “социалистическое право” кончилось.

Право и религия несовместимы, право не может быть религиозным, а религия не может быть правовой. Чем более религиозной является культура, тем менее она развита в правовом отношении, и, наоборот, наиболее развитая правовая культура должна быть преимущественно атеистической.

Именно Западная Европа стала наиболее развитой правовой культурой, поскольку в Новое время здесь восторжествовал атеизм. По существу Запад уже давно является “постхристианским”.

Все началось с протестантизма, отрицавшего посредническую роль священнослужителей в отношениях человека с Богом. С юридической точки зрения, это был протест правовой свободы, стесненной рамками религии, против власти священнослужителей: прогрессирующее правовое сознание отвергло социально-регулирующую роль церкви. Последовавшие затем религиозные войны можно расценивать как крайнюю форму борьбы сознания религиозного и правового. Последнее победило. Дальнейший прогресс правовой свободы выразился в официальном признании веротерпимости.

Но веротерпимость есть не что иное как первое проявление атеизма. Веротерпимость возможна лишь в сознании атеистическом, равноудаленном от любой религии: если вы веруете в “истинного Бога” и одновременно допускаете, что ближние вправе “заблуждаться в вере”, то вы впадаете в логическое противоречие, низводите своего “истинного Бога” до уровня “нечистых идолов”, а себя, правоверного, ставите в один ряд с еретиками. Такое возможно только в том случае, если в действительности вы не знаете никакой “истинной веры”. Тогда, рано или поздно, вы перестанете относиться к религии серьезно. Следующие же поколения, самое большее, будут лишь отдавать дань уважения культурной традиции, формально относя себя к той или иной конфессиональной группе.

Религиозное сознание не признает свободу вероисповедания; правовое же сознание, по мере его развития, закономерно приходит к веротерпимости, следовательно, становится атеистическим. Религиозное сознание отрицает правовую свободу, неважно – христианское оно, мусульманское, иудейское и т.д.

В ситуации конкурирующего регулирования (столкновение религиозного и правового способов соционормативной регуляции) человек, формально свободный – как субъект права, одновременно подчиняется авторитету священнослужителей, определяющих, как именно надлежит использовать возможности правовой свободы.

Отрицание и упразднение собственности при социализме озна­чает отрицание свободы и права, ре­жим фор­мального нера­венства. Правовое регу­лирование заме­ня­ется силовым урав­нительным ре­гулированием.

Согласно марксизму, “социалистическое право” – это нон­сенс. Со­циализм не порождает и не может породить ка­кое-то но­вое право, от­личное от буржуазного права. По­следнее считается в марксизме выс­шей ступенью в ис­торическом развитии права, так как при капи­тализме равная правовая сво­бода рас­простра­няется на всех членов обще­ства. Дальнейший про­гресс права считается невозможным, и по мере пере­хода общества к комму­низму право должно от­ме­реть. Однако марксизм утверждает, что право (по существу – бур­жу­азное право), со­храня­ется при социа­лизме как пережиток буржу­азного об­щества – до тех пор, пока со­храняются то­варно-денеж­ные отношения и необходи­мость публично-власт­ного принужде­ния. При социа­лизме право должно постепенно вытесня­ться (уравни­тель­ными) нормами социалистического общежития и централизованным распре­деле­нием социальных благ.