Askochensky_V_I_Za_Rus_Svyatuyu

Раздел II. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (Проза)

споди, помилуй нас, всякаго бо ответа недоумеюще, сию Ти молитву, Господи, приносим: помилуй нас.

Двенадцатый час. Хотелось бы соснуть немного; сон так и клонит, так и клонит. Непостижимое дело! В другое время сидишь себе вплоть до поздней заутрени – ничего; а тут, словно сила какая, так и тянет тебя вздремнуть. Душа ждет не дождется благовестия о воскресении Христовом, а плоть спать хочет, как будто ей и дела нет до праздника, как будто ей не нужно ни Христово, ни свое воскресение. Недаром сказал св. апостол: не живет во мне сиречь, в плоти моей доброе1. Нет, уж как ты себе хочешь, лукавая плоть, – не послушаюсь тебя! Не послушаюсь, – легко сказать, не послушаюсь, – а чуть пера из рук не выронил. Помоги моей немощи, ангел мой хранитель!

Скоро двенадцать часов. Теперь почти все в эту пору не спят, а кто и спит, тот поднимется. Святые жены мироносицы пришли зело рано к гробу Господню, даром что не знали, что Господь воскрес, а пришли зело рано и, уж конечно, без звона.

Две минуты до двенадцати. Пойду на колокольню. Ну, мои милые колокольчики! Давайте поговорим на великий праздник. У вас и звон-то как-то веселей в эти дни: словно музыку играете. Вы ведь иногда звоните у меня целодневно в дни высокоторжественые и победные и звоните так весело и звонко: как же не звонить вам теперь в этот праздников праздник, торжество торжеств?

Пойду звонить и возвещу братии моей и всему народу православному, что Христос воскресе!

1  Рим 7, ст. 18.

371

Раздел III. ПРОГРАММНАЯ ПУБЛИЦИСТИКА, ПОЛЕМИКА

И кто знает, быть может, так бы и остался верх за петербургским монополистом-историком, если б ветеран нашей литературы Михаил Петрович Погодин [3] не воз-

высил честного и правдивого голоса в оборону незабвенного героя Руси православной1. Примите же, Михаил Петрович, землекасательный поклон наш, и да будет стыдно г. Костомарову за его неуважение к святыне земли русской, за дерзкое посягательство на великое имя Дмитрия Донского и уничижение великой битвы, ставшей зарею прекрасного дня для нашего богохранимого отечества, – за то, что он приравнял влияние Москвы на Русь тяготению татарскому!..

Сила вопроса состоит, собственно, в том, что г. Костомаров выставил личность Димитрия Донского в самом неблагоприятном свете – представил его трусом, который, для собственной безопасности, способен представить другого под мечи и стрелы вражеские. «Для меня, – писал он к М. П. Погодину, – нет таких дорогих сердцу, с которыми я должен был бы обращаться с большею осторожностью, чем с другими. Я думаю, что вовсе не обязан в суждениях о Димитрии Донском наблюдать более осторожности, чем в суждениях о Ягайле или Мамае». Очевидно, что г. Костомаров силится этими словами поставить себя на степень беспристрастного историка; но если бы мы даже и согласны были простить ему такое оскорбительное сопоставление нашего истинного героя с разбойником Мамаем и врагом нашей святой народности Ягайлой, то и тогда мы вправе требовать от него честности и верности историческим данным, а не искажения их по своему произволу. Нет ни одного места в летописях, которое говорило бы в пользу предвзятого г. Костомаровым убеждения в жалкой роли Димитрия Донского, которую он, по милости его, играет в Куликовской битве; напро-

1  День. 1864 г. № 4 и 7.

373

В. И. Аскоченский

тив, везде мы встречаем неопровержимые свидетельства геройской решимости князя стать против современного ему рушителя царств и народов, о его решительной храбрости и несокрушимости духа. Вот весь ход дела, как мы читаем его в летописях.

Перед трапезою у препод. Сергия Димитрий сообщил ему о наступающей грозе Мамаевой. «Почти дарами

ичестью нечестивого Мамая, – сказал преподобный, – Господь увидит твое смирение и вознесет тебя, а его неукротимую ярость низложит». – «Я уже поступил так, отче, – отвечал Дмитрий, – но он тем более несется на меня с гордостью». – «Аще убо так есть, – сказал препод. Сергий, – то убо ждет его (Мамая) конечное погубление

изапустение; тебе же от Господа Бога и Пречистыя Богородицы и святых Его помощь и милость и слава». Затем, отпуская на войну Пересвета и Ослабю, он сказал: «Мир вам, возлюбленные братья, Пересвет и Ослабя; пострадайте, как доблестные воины Христовы!»

После такого ободрительного напутствия Великий князь, помолясь Богу в Успенском соборе и поклонившись гробам своих предков в соборе Архангельском, вышел на Красную площадь, где были собраны войска. «Лепо нам, братия, – возгласил он дружинам, – положить головы за Правоверную веру христианскую, чтоб не взяли поганые городов наших, чтоб не запустели церкви наши, да не будем рассеяны по лицу земли, а жены и дети не отведутся в плен на томление от поганых. Да умолит за нас Сына своего и Бога нашего Пречистая Богородица!»

Это ли голос малодушного человека? Тот ли это говорит, который, по словам г. Костомарова, «не отличался отвагой»? Соглашаемся, что юношеской пылкости в Димитрии не было, ибо он, прежде чем приступить к делу, попробовал остановить нашествие Мамая дарами, счел нужным посоветоваться с препод. Сергием и митрополитом Киприяном, молился Пресвятой Богородице в Успен-

374

Раздел III. ПРОГРАММНАЯ ПУБЛИЦИСТИКА, ПОЛЕМИКА

ском и Архангельском соборах, «да умолит она Сына своего и Бога нашего»1, но геройскую решимость свою он не раз доказывал и прежде Куликовской битвы. В 1376 году он ходил на Казань; в 1377 посылал войско в помощь к своему тестю в Нижний; в 1378-м вышел навстречу против посланного Мамаем на него войска и в Рязанской земле, на берегах Вожи, на голову разбил татар. Вернее было бы, г. историк, если бы вы в таких фактах увидели намерение Димитрия вступить в более решительную борьбу с Мамаем, если бы сказали, что и Куликовская битва была вызвана отвагою Донского, не раз уже засвидетельствованною

изаставлявшею вождя татарского опасаться возраставшего могущества Великого князя.

ПополученииизвестияоприближенииМамаякДону состоялся военный совет. Ольгердовичи сказали: «Если хочешь крепкого бою, вели сегодня же перевозиться­ , чтоб ни у кого и мысли не было назад воротиться; пусть всякий без хитрости бьется, пусть не думает о спасении, а с часу на час себе смерти ждет». Димитрий принял этот отважный совет и согласился с ними. Прочитав грамоту Сергия, полученную пред началом сражения, он воскликнул с псалмопевцем: «Сии на колесницах и на конех, мы же имя Господа нашего призовем!»

«Находились многие, – говорит г. Костомаров, – у которых осторожность брала верх над отвагою; они все еще настаивали, чтоб оставаться. Димитрий сказал им: «Честная смерть лучше злаго живота. Уж лучше было вовсе не идти против безбожных татар, чем, пришедши сюда

иничего не сделавши, назад возвращаться». И пристал великий князь к совету Ольгердовичей, и решили переправ-

1  Г-н Костомаров и это ставит в упрек Димитрию Донскому. Прекрасно от-

вечал ему на это М. П. Погодин. «Молиться всегда хорошо и всегда приносит пользу. Без молитвы в Древней Руси точно ничего не начиналось; а если начинается теперь, так ведь это очень нехорошо, и всякому поря-

дочному человеку следует об этом и скорбеть и печалиться зело». День.

1864 г. № 4. С. 20.

375

В. И. Аскоченский

ляться на Дон, отважиться на крепкий бой, на смертный бой, победить врагов или без поворота всем пропасть».

Непостижимое дело! Как-таки г. Костомаров мог не заметить, что он себе противоречит, говоря в одном месте, что «Димитрий, как показывают все дела его, не отличался пылкою отвагою», а тут приписывает ему отвагу и выставляет как решителя битвы не на живот, а на смерть! Вот что значит предзанятое-то мнение!

Перед битвоюДимитрий сказал: «Отцыи братия!Ради Господа, подвизайтесь за веру христианскую и за святыя церкви! Смерть тогда – не в смерть, а в живот вечный!»

В сражении Димитрий бился как простой воин. Вот тому свидетельства.

Никонова летопись. «Прежде всех стал на бой на первом оступе, и в лице с татары много бился. И много ему глаголаша князи и воеводы его: господине княже, не ставись напереди битися, но ставись назади, или на крыле, или где инде на опришенном месте. Он же отвещеваше им, глаголя: да како аз возглаголю кому что: подвизаемся, братия, крепко на враги, а сам стоя назади и лице свое крыя. Не могу аз сие сотворити, еже таити и скрывати себе, но хощу якоже словом, тако и делом преже всех сам начатии,

ипреже всех главу свою положити за имя Христово и Пречистыя Его Матери, и за веру христианскую, и за все православное христианство, да и прочие, видевши мое дерзновение, и ти також да сотворят со многим усердием.

Да яко же рече, тако и сотвори, преже всех нача битись с татары, да одесную его и ошуюю его вступиша татарове, аки вода, и много по главе его и по плещима его,

ипо утробе его биюще и колюще и секуще, но от всех сих Господь Бог милостию Своею и молитвами Пречистыя Его Матери и великого чудотворца Петра, и всех святых молитвами соблюде его от смерти; утруден же бысть и утомлен от великаго буяния татарского толико яко близ смерти» (с. 119).

376

Раздел III. ПРОГРАММНАЯ ПУБЛИЦИСТИКА, ПОЛЕМИКА

Синодальная летопись. «Рекоша князи литовския (по окончании сражения): мним, яко жив есть, но уязвлен. Иной рече: аз пятого часу видех его крепко бьющася с четырмя татарины. Юрьевской же уноша, Степан Новосильской: аз видех его перед самым твоим (князя Володимира Андреевича) приходом пеша идуща с побоища, но уязвленна; того бо деля не дах ему коня, зане гоним бех тремя татарины» (Кар. V. пр. 80).

Ростовскаялетопись. «Некто от благородных воин… наидоша великаго князя в дуброве велми язвена лежаща. Доспех его весь бяше избит, но на теле его не бысть язвы».1 То же самое, только с некоторыми украшениями, читаем мы и в других летописях. Брат Димитриев, Владимир Андреевич Храбрый, так приветствовал героя Донского после сражения: «Древний еси Ярослав, новый еси

Александр!» Скажите, кому ж больше верить, современным ли ле-

тописцам, близким ли к тому времени лицам, у которых так живы были воспоминания о подвигах героя, или г. Костомарову, открыто заявившему, что Москва – не родная ему страна, что единодержавие ее есть остаток татарщины? Казалось бы, каких еще нужно больше доказательств мужества и неустрашимости Димитрия Донского? А между тем послушайте, скрепя сердце, как г. Костомаров расписывает участие Димитрия в Куликовской битве.

«Великого князя между простыми воинами сбили с коня; он сел на другого коня; но бросились на него четыре татарина, сбили с коня, погнались на ним. Князь Новосильский оборонял его. (?) Димитрий почувствовал на своих доспехах несколько ударов, побежал в лес, запрятался под срубленное дерево и там улегся чуть не без чувств».

Откуда однако ж взял все это г. Костомаров? Из Никоновой летописи; только там совсем не то. Читайте и су-

1  Заметим,чтоКарамзинотдаетпреимущество,касательноверностипока-

заний, Ростовской и Синодальной летописям как современным. Погодин.

377

В. И. Аскоченский

дите: «…и уже много от сановных великих князей и бояр

ивоевод, аки древеса, кланяхуся на землю, а уже и самого великаго князя Дмитрея Ивановича с коня збиша. Он же взыде паки на другой конь. Татарове же паки и с того коня збиша его и уязвиша зело. Он же притруден велми изыде с побоища едва в дубраву,1 и вниде под новосечено древо многоветвено и листвено, и ту скрыть себе лежащее на земле».

Не в лучшем виде представляет г. Костомаров Димитрия и с нравственной стороны. «Димитрий, – говорит он, – нарядил своего боярина Великим князем с тою именно целию, чтобы сохранить себя от гибели и еще более от плена, потому что враги татары, узнавши Великого князя по знамени и по приволоке, употребляли бы все усилия, чтоб схватить его. Иного побуждения быть не могло».

Обвинить или подозревать так дерзко, скажем словами М. П. Погодина, одно из самых дорогих лиц, и с таким малым правом, неприлично степенному исследователю. Пусть рассудят беспристрастно, где и кому больше опасности: в первом ряду бьющемуся воину или военачальнику, стоящему вдали, подобно Мамаю, хоть и в княжеском одеянии? Следовательно, для какой бы причины ни поступил так Димитрий, но это не была трусость, еще менее это не было обречение на гибель любимого человека. Каков бы он был, если б это было так? Вы, г. Костомаров, говорите: «…другой причины быть не могло». Нет, могло. Может быть, нужно было всему русскому войску видеть князя, присутствующего под великокняжеским знаменем, а Димитрий хотел биться; биться же он не мог в великокняжеском одеянии, не подвергая себя даром лишней опасности. Бренку (боярину) случилось быть убиту, а Мамай, в его обстоятельствах, успел спастись, убежать. Так

иДимитрий бился в первых рядах, не получив даже раны, хотя доспех его и был избит.

1  В Сказании говорится: «…уклонися с коня и соидя с побоища едва могий».

378

Раздел III. ПРОГРАММНАЯ ПУБЛИЦИСТИКА, ПОЛЕМИКА

Нельзя без отвращения и крайнего негодования читать некоторые места в статье г. Костомарова, где он прямо издевается на Димитрием, обращая ему в упрек даже «богомольное настроение». В ожидании, пишет он, «вестей от своих гонцов, Димитрий, согласно обычаю, тво-

рил милостыни по монастырям и раздавал нищим, наде-

лял прохожих-странных, которые в то время сновали из страны в страну под предлогом благочестия. Богомольное настроение не мешало, однако, князю и пировать. Когда сходились князья и бояре и дружины, первое дело – нужно было угощать приезжих, а потом приезжие делали от себя пиры; таким образом пиры и попойки шли беспрестанно».

Что ж вы нашли во всем этом дурного, г. Костомаров?

Милостыня, сказано, избавляет от смерти, и оправдание этого мы видим на князе Димитрии. Находясь впереди своих дружин, сражаясь рядом с простыми воинами, он не был даже ранен, хоть доспехи его все были избиты. Летописец говорит, что «от всех сих Господь Бог милостию Своею и молитвами Пречистыя Его Матери и великаго чюдотворца Петра и всех святых молитвами соблюде его от смерти». А не было ли в этом доли и тех молитв, которые воссылали за своего князя-надежу святые обители, нищие и странные?.. Вы упрекаете Димитрия, что и при богомольном настроении он пировал. Кому что, почтенный сказочник. В монастыри он делал вклады, нищих и странных оделял милостынями, а князей, бояр и дружину угощал, для того чтоб они были крепки ему в предстоявшей борьбе. Мы находим, что Димитрий в этом случае поступал, как настоящий дипломат. Гостеприимство в старину высоко ценилось; и тот, кто ел хлеб за одним столом и потом восставал против своего амфитриона, – считался ничем не лучше Иуды-предателя. Димитрию хорошо это было известно и потому-то, совершая правою рукою дела милосердия, он левою давал в то же время пиры и сам принимал их от своих вельможных гостей.

379

В. И. Аскоченский

Нет, г. Костомаров, если и все ваши исторические исследования отличаются такою же честностию и беспристрастием, то немного вы внесете в сокровищницу отечественной литературы. Оставьте же нас с нашими Александром Невским, Димитрием Донским, с нашими Гермогенами [4], Сусаниными, Миниными и Пожарскими и пишите себе про своих Ягайл, Мазеп, Виговских и Дорошенков. Но и тут не трогайте Москвы, не трогайте России; ни та, ни другая не скажут вам спасибо. <…>

Г-н Костомаров, сам себя побивающий

Как глубоко ниспал пресловутый наш сказочник, забавлявший нас побасенками о Богдане Хмельницком, гетмане Виговском, о жмуди и других таковых и сим подобных историях! Как много оказалось теперь пустоцвета в обрабатываемой им по своему исторической ниве, в которую он подбавлял время от времени удобрения, или совсем портившего почву, или заставлявшего ее произрастать терния и волчцы, бурьян и крапиву! Уж плохо, значит, дело, когда серьезно-ученый прибегает к фельетонным приемам и думает отделаться шуточками да острыми словцами. Все здравомыслящие люди с участием выслушали благородную отповедь г. Кояловича [1]1 на наездническое гиканье историка-импровизатора и с улыбкою глядели, как этот храбрец барахтался в своих собственных доспехах, потерпев жестокое побиение от молодого ученого. Да, не приведи Бог «быть живым, полуразрушась над могилой!»

Что г. Костомаров своими статьями намерено оскорбляет русское, национальное чувство, что он с каким-то

1  Русск. инв. 1862 г. № 100.

380