Askochensky_V_I_Za_Rus_Svyatuyu
.pdfРаздел II. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (Проза)
– Яко отец мой и мати моя остависта мя, Го-
сподь же восприят мя, – читал псаломщик мерным, протяжным голосом.
– Замолчи! – крикнул Пустовцев. Все предстоявшие вздрогнули. Он приблизился к гробу, вмещавшему в себе бренные останки его жертвы, окинул презрительным взглядом святыню, принесенную из храма Божия в дом плача и рыданий, и медленно пошел во внутренние комнаты, дав знак начинать последнюю церемонию.
Не было недостатка в любопытных, провожавших гроб страдалицы; не было недостатка и в слезах позднего сожаления. Люди плакали, как крокодилы, над убитой ими жертвой...
Процессия приближалась к кладбищу. Звучное и грустное пение хора далеко разносилось по окрестности, и будничные труженики бросали свои занятия и опрометью бежали в улицу, где представлялся предмет их праздному любопытству.
У самого подъезда к кладбищу стоял дорожный экипаж; он медленно отъехал в сторону, заметив приближение печальной колесницы. Сняв шапку, приподнялся кучер на козлах и стал набожно креститься. Гроб внесли в ограду. У часовни Надежды Софьиной стоял какой-то господин, одетый по-дорожному. Он только что кончил молитву, и на глазахегоещеневысохлислезытихойхристианскойгрусти и теплого чувства. Проезжий повернулся и спросил проходившего мимо гробокопателя: кого это хоронят?
– Пустовцеву-с, барыню, – отвечал гробокопатель, проворно удаляясь.
Проезжий задрожал; обеими руками оперся он о холодную стену часовни, и слезы ручьем полились из необсохших еще глаз его.
Это был Софьин.
Вдруг по всей толпе электрическою искрой пробежало какое-то смятение.
351
В. И. Аскоченский
– Что такое? – спрашивали одни. – Застрелился, – отвечали другие. – Кто?
– Пустовцев.
И устрашенная толпа разошлась с кладбища, и никто не пошел в дом, покинутый страдалицей и заклейменный самоубийством отступника.
На другой же день к ночи видели белый сосновый гроб, вывозимый за город полицейскими служителями в сопровождении квартального да двух каких-то баб и полупьяного инвалида, беспечно рассуждавших о происшедшем. Прохожие останавливались на минуту, но не видя ни креста, ни иконы, удалялись, не сказав даже покойнику «царствия небесного». А в модной ресторации, мимо которой везли белый сосновый гроб, раздавался громкий, но неверный голос Племянничкова, распевавшего во все горло: «Вот развалины те! На них печать проклятья; на них отяготел правдивый гнев Небес!»
Записки звонаря
I.
– А ужасно скучно, должно быть, жить этому старику в колокольне! – сказал кто-то, проходя мимо моей кельи. – Мало, что скучно; одному даже страшно! – прибавил другой голос.
Вот притча-то, думал я, как же это мне доселе не пришло это в голову? Дай-ка, в самом деле, поразмыслю, уж впрям не скучно ли мне, не страшно ли? Сел я себе на пенек или, то бишь, на стуло, потому что пеньки бывают в лесу, а это, что у меня стоит в келье, стуло называется.
352
Раздел II. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (Проза)
Сижу себе, знаете, да и думаю и никак не думаюсь, почему ж бы это надо быть мне скучно и даже страшно. Думаю еще и вижу, что мне становится как будто веселее и не в пример покойнее прежнего. А помню, точно помню, что на первых порах я скучал и боялся чего-то: стукнет в углу – я вздрогну; затрещит в печке – оглянусь, даже стоя на молитве; а бывало и так, что ничего нет, тишь такая, что даже слышно, как мысли в голове бродят, а сердце так и сжимается, так и сжимается какою-то боязнью. Но это было давно, очень давно. Теперь мне даже непонятно, отчего тогда нападало на меня страхованье такое. Люблю, сердечно люблю уединенную мою келью в колокольне: тихая, спокойная и преудобная-удобная. Вот скамейка, на ней и полежать можно; вот стол сосновый, а это полочка, на полочке горшочек и ложка – чего ж еще не достает мне? Не знаю, можно ли найти где-нибудь место удобнее для житья. До гроба не оставлю моей кельи, разве уж по грехам моим лишат меня ее. И чего это люди жалеют обо мне? И я ведь не обделен Господом Богом. Не всем одно, а всякому свое: овому талант, овому два, иной полки водит, другой суд судит, тот градом правит, а такой, как я, грешный, на колокольне звонит, – что ж, все, стало быть, при месте. Нужно только приспособиться, как исправлять его по Божьему, – ну, и хорошо будет, и спокойно, и не страшно. Право, премудро устроен мир Божий! Как птички на большом дереве – одна выше, другая ниже, а все могут подняться на высоту небесную; иная, нижняя-то, глядишь, опередит еще верхнюю...
Я один, говорят они: как один? Со мною – я сам, а сам я – целый мир. Я рассуждаю сам с собою, разговариваю, да чего? – даже сожалею иногда, что я не один, что во мне как будто много людей: один человек во мне хочет того, другой – другого. Господи! как хорош кантик, который у нашего настоятеля пели как-то маленькие певчие.
353
В.И. Аскоченский
Янарочно списал его у Миши – добрый мальчик! – перепишу и в эту тетрадку.
Какой во мне внутрь спор ужасный! Двух человеков зрю в себе:
Один, к добру любовью страстный, Влечет меня, Творец, к тебе;
Другой зло любит, зло творит, Твоих законов не хранит.
Один, дух чистый, устремляет Все чувства, мысли к небесам;
Вничто земное все вменяет, Свое блаженство ищет там;
Другой же к суетам манит, Грехами душу тяготит.
Один, как херувим Эдема, Мое блаженство стережет И от погибельного плена Меня тревожно бережет.
Другой же, как прельститель змей, Готовит плен душе моей.
Один в молитве и терпеньи Судьбе покорным быть велить, И сладким гласом примиренья С душою часто говорит;
Другой же горд, непримирим, Злопамятен, неукротим.
Один мне веру показует, Бессмертье в Господе сулит, Сомненье всякое врачует, Про жизнь загробну говорит;
Другой ничтожеством грозит, Надежду с верою мертвит.
Вборьбе всечасно изнывая,
К тебе, о Боже, вопию,
354
Раздел II. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (Проза)
Услыши, Троице преблагая, Молитву грешную мою,
Да обрету моей душой В Тебе ослабу и покой!1
Гм, – один: а Бог-то разве не со мною? Без Вездесущего разве можно где-нибудь быть? А ангел-то хранитель, а угодники-то Божии?.. Люди думают, что они когда-нибудь бывают одни: неправда. Бог с ними на всяком месте владычествия Его. Вот оттого мне и не страшно. Кого мне бояться? Людей – не из чего; на диавола есть у меня крестная сила. Не я его, а он меня должен бояться. Он хоть и злобен, но безоружен: а я имею оружие, которое сильно дать мне всегда непобедимую победу. Поди-ка, подступись!..
Акак весело-то мне на колокольне! Дальше от земли
иближе к небу; над головой лазурь небесная, а под ноги и взглянуть не хочется. Бывает, правда, что у добрых моих колоколов меня и гроза Божия застанет, и колокольня пойдет ходить ходором: ну что ж, лишний раз перекрестишься, лишний поклон положишь да лишний раз воздохнешь о грехах своих тяжких. Душе польза.
II.
Вчера у нас – православных – был целодневный звон, ради торжества высокого.
Назвонившись, сколько сил моих достало, присел я на кирпичике тут же, около моих говорунов-колокольчиков, и стал глядеть на галок-чернушек, что сидели себе рядышком по карнизу. «Ахти, кумушка, – сказала одна, – звонарь-то наш никак жениться хочет». – «Провались ты, окаянная!» – сказал я. – «И то, жениться, – говорила другая. – Вишь ты – какую мягкую постель себе приготовил». – «И сиденье-то какое роскошное!» – прибавила третья. «То-то слышу я, –
1 Эти стихи слышаны и записаны мною еще в 20-х годах в г. Воронеже.
355
В. И. Аскоченский
сказала прилетевшая галка, оправляя крылушки и прохаживаясь меж подругами, – трезвон такой свадебный: что бы это такое? подумала я, да и прилетела к вам, подруженьки. Ан видишь что: звонарь женится. Этакое диво!» – «Ах, вы щекотухи этакие, пусто б вас было!» – крикнул я с досадой, чуть не свалясь с покойного кирпичика. Чу, что это такое? Звон, право же, звон, да какой! Отродясь такого не слыхивал. Словно и в самой вещи галки затеяли играть бесовскую свадьбу. Протираю глаза, крещусь – глядь, точно звонят, и кто ж бы вы думали? Наши-таки студентики. Не понравился, видите, им уставный звон, так они выдумали это потрезвонить по-своему, по-модному. «Вот они галкито свадебницы!» – подумал я, и таково мне кручинно стало. Огорчилсяямаленько,даиговорю:«…Ну,нестыдноливам, люди ученые, наругаться так над церковным звоном? Ведь у вас, – говорю, – что это такое выходит? Плясовое какое-то дело, бесам на потеху. Как же это можно? Вы поглядите-ка, кто изображен на колоколах-то. Вверху вон Спаситель благословляющий, а по другую сторону Братская Божия Матерь; внизу со всех четырех сторон угодники Божии, святые Петр, Алексей, Иона и Филипп: так как же вам не грех такую святыню обращать в цымбалы? Целомудренный звон, коли хотите знать, есть продолжение того молебна, который служили в церкви Божией и который заключили молитвою: подаждь, Господи, то и то Благочестивейшему Государю нашему и всему царствующему Дому; стало быть, когда звонят до самых вечерен, то, значит, внушают, чтобы мы из ума не выпускали этой молитвы, по заповеди Апостола». – «Завирается старик», – сказали молодые люди, и однако ж ничего, не больно разгневались на речь мою смелую, а пошли себе тихохонько с колокольи.
Проводив их, я позвонил как следует, по-уставному, а далее стал этак, опершись об стенку, да и задумался. «Завирается», – сказали они; ну, положим, завирается; на то он старик, и еще неученый старик; да и от завиранья-то
356
Раздел II. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (Проза)
его стариковского беды еще не Бог знает сколько; а вот это как назвать, спрошу я вас, господа ученые, это как назвать, коли человек берется за дело не умеючи, отталкивает от него других умелых и делает его как попало – или для собственного прибытка, или из-за тщеславия, или просто для своего удовольствия? Иному лишь бы забраться повыше, на колокольню, чтобы все его видели, а чтобы приспособиться к делу, об этом и горюшка мало и в помышлении того нету. Только бы позвонить как-нибудь почуднее, чтоб, знаете, проходящие подняли головы к верху да сказали: «Вишь он какой! звонит-то не по старому, а как-то другим манером; дока, должно быть!» А этот дока только и умеет, что чудасийные вещи строить да ломаться и коверкаться, на колокольне стоячи.
Крепко не люблю я, когда кто берется звонить у меня на колокольне, не приспособившись к этому делу. Грешный человек, – так-таки и гоню! Эх, когда бы и с других колокольней гоняли этих незваных звонарей: складу и ладу не в пример было бы больше, да и народушко-то православный не соблазнялся бы неуставным звоном.
Пробило девять. Пора звать людей Божиих и к обедне Господней.
III.
Иду я себе как-то раз по нашему-то таки монастырскому двору, нагнувшись, по обычаю: обычай-то этот у меня не так давно стал обычаем, а то я, как и все грешные люди, смотрел прямо всем в глаза, а подчас и с усмешечкой, когда повстречаешь бывало, примером, человека в каком-нибудь безобразии, да отучила одна – и пусть бы какая подвижница, а то, не в осуждение ей будь сказано, женщина, каких много в нашем граде. Идет, знаете она себе, такая разряженная, что... фу, ты пропасть! Шляпка чуть на затылке держится, платье широты невообрази-
357
В. И. Аскоченский
мой... видите ли, все разглядел! – я зирк на нее, да и уставил мои дурацкие глаза. Она тоже глядит на меня, очей не спускаючи. Таково мне досадно стало! – Чего ты, говорю, уставилась на меня? – А ты, говорит, чего, тряпица этакая? – Право, так-таки и сказала, и тряпицей обозвала. Я маленько присмирел. «Твое дело, – говорит мадам, – глядеть в землю, ради того, что ты от земли взят, а мне можно и на тебя смотреть, потому что жена от ребра мужняго взята есть». И пошла. Вот тебе раз, подумал я, да с тех пор
иположил себе зарок ходить потупясь. Ну их! А то, пожалуй, еще и не так выбранят.
Только раз, говорю, иду этаким манером по двору монастырскому; захватило мне дыхание; вот я и приостановился, чтобы вздохнуть посвободнее. При этом поднял я голову; в глаза мне бросилась колокольня моя. Не впервой мне ее видеть, да в первой пала на сердце дума такая. Стоит она – моя голубушка, такая стройная, такая белая, словно невеста под венцом, и чем выше, все ýже, ýже. Вот это меня
изаняло. Ради чего это, думаю я, поставлена она так, что внизу шире, а к верху все ýже? Сказал я сам себе ответ на это, а записать его поудержался на ту пору: погожу, мол, с людьми умными наперед посоветуюсь. Раз это, по вечеру, вижу – ходит по дорожке, вон той, где рябина-то стоит большая, студентик нашей академии; я знаю его: сурьезный да богобоязливый; идет в ученье, непременно остановится насупротив храма Божия и помолится. Я к нему. Прости, мол, Бога ради, голубчик; вразуми ты меня, говорю, на счет колокольни, отчего это... ну, и положил, знаете, на его рассуждение все, что надо. Стал он это мне объяснять, – ну, хоть убей, ровнешенько ничего не понял! Недаром называют меня бестолочем. А говорил студентик все про законы, да такие, что я и не слыхивал, падения да тяготения, да сим... сем... нет, не выговорю. Поклонился я, выслушав его, да и пошел к себе. Нет, думаю, мудрено больно, а по-моему, так это делается просто для того, чтобы и постановкою-
358
Раздел II. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (Проза)
то колокольни вразумить нас грешных жизни духовной. Широк человек перво-наперво, когда только приступает к богоугодному житию: тут у него и фундаменты разные, прикрепляющие к земле, и камни тяжелые, естество его облегающие, а поднимется маленько в подвиге молитвенном – станет потоньше и полегче, и чем выше, все тоньше, все легче, так что к концу-то делается стрелка стрелкой, вон как шпиц, сияющий с крестом Господним. И уносится он в лазурь небесную, и стоит там, не касаясь земли. Вот она притча-то какая! А все колокольня моя навела меня на такое рассуждение. Справедливо рассуждает Каллист Катафугиот в Добротолюбии: «...всяко помышление яве яко от вещи бывати естество имать; а идеже вещь не зрится, помышление ниже раждается, ниже убо обретается».
IV.
Мудреный народ эти студенты! Вчера вечерком сижу это я на пороге моей кельи, гляжу, – подходят ко мне двое веселые-развеселые. – Старина, – говорит один, – откуда происходит колокольный звон?
– Как, откуда, – отвечаю я, – вестимо с колокольни и от колоколов.
Они засмеялись.
– Что ж тут смешного? Вы сами, я думаю, званивали у себя в деревне, ну так знаете, как дело это бывает: ударишь языком о бок колокола, он и загудит.
Они еще пуще засмеялись. Такие проказники!
– Я не о том тебя спрашиваю, – заговорил все тот же юнош.
– О чем же?
– О том, когда и где впервые начали звонить в колокола; кому пришла в голову мысль употреблять колокол как средство для собирания верующих в храм Божий.
Я молчал.
359
В. И. Аскоченский
– Что ж, старина, не знаешь?
– Не знаю, говорю, простите, Бога ради!
Вошедши в свою келью, я начал думать: в самом деле, по каким это побуждениям люди ввели в употребление колокола? В первые времена христианства, конечно, не звонили, – еще бы! Тогда было не до звона; нужно было втихомолку собираться на молитву, даже своим языком не звонить о том, куда идешь, чтоб не попасться в руки гонителей и не наделать беды всему обществу христианскому. Когда гонимые поклонники Христовы расходились по лесам и пустыням, – колоколов опять не было и быть не могло, а били, должно быть, дерево об дерево али в доску какую-нибудь. Откуда ж колокол-то? Ужасно мудреный вопрос!
А между тем как в старину не было ни бил, ни колоколов – усердствующих к службе Божией, пишут, не в пример былобольше.Странноесуществоэтотчеловек!Запретиему что-нибудь – сделает, непременно сделает; вели – не сделает. Древних христиан гнали, били, жгли, мучили, смерти предавали: «Не ходи, – говорили мучители, – в храмы христианские, не покланяйся Распятому; ступай с нами в капища, кланяйся нашим богам, вот тебе за это и почести, и золото», – нет же, христиане и знать ничего не хотели, шли себе, не дерзая иногда думать даже о том, чтоб воротиться домой подобру-поздорову. А теперь... Господи Ты Боже мой! – колокольный звон стоном стоит, призывая верных на молитву; храмы Божии отверсты; служители алтаря вопиют в слух всех: «Идите, православные, будем вместе молиться Господу Богу, Спасителю нашему и Пречистой Его Матери; сонм угодников и святых Божиих ждет, чтоб принести вашу молитву Отцу небесному», – ни ответного гласа, ни послушания. Точно, Господи прости, уши заткнуты!
Сегодня и я таки спросил нашего отца диакона: для чего это звонят в церквах? – «Для порядка, – отвечал он мне, – чтоб люди знали, когда идти в церковь». Может быть, и так; кто его знает! Только вот что я в толк не возьму: в
360