«Саванарыло»

Краткий смысл фельетона:

Здесь мы видим сатиру на нравственные устои советского общества. Такое ощущение, что в Советском Союзе совсем не было элементарных человеческих чувств. Они, конечно, были. И мужчинам нравились женщины. Но все это пытались скрыть, завуалировать. Это острая сатира на советское «ханжество». И красивым девушкам в этом «ханжеском» обществе не место.

Так, у девушки-официантки, нарисованной художником, грудь слишком большая. По мнению редактора, лучше бы ее совсем не было. «Значит, нужен мальчиковый размер, номер двадцать восемь. В общем, бросим дискуссию. Все ясно. Грудь – это неприлично»

Красивых девушек не берут в актрисы. Они словно изгои общества. Слишком красивы. Такого допустить нельзя.

«Актриса заплакала.

- Отчего я такая несчастная? Талантливая – и не кривобокая?

- В семье не без урода, - сухо заметил режиссер. – Что ж мне с вами делать? А ну, попробуйте-ка сгорбиться. Больше, гораздо больше. Еще. Не можете? Где ассистент. Товарищ Сатанинский, навесьте ей на шею две-три подковы…)

Здесь, конечно, мы видим очень сильное преувеличение. Порой доходит даже до абсурда. Но в этом фельетоне так или иначе выражена обстановка в советском обществе мастерски.

Начало:

В одной из фанерных комнат Изогиза ведется странный разговор между редактором и художником. Художник, Константин Павлович, нарисовал плакат на тему «Больше внимания общественному питанию». На фабрике-кухне девушка-официантка подает обед. Подпись: «Дома грязь, помои, клоп – здесь борщи и эскалоп. Дома примус, корки, тлен – эскалоп здесь африкен». Редактор ругает художника за то, что тот нарисовал девушку с грудью. Редактор: «Эту грудь надо свести на нет». Редактор сокрушается, что плакат будут смотреть женщины и дети, даже взрослые мужчины. А это неприлично. Художник в недоумении. По его мнению, грудь совершенно нормальная. Редактор просит нарисовать женщине «мальчиковый размер».

Художник: «Тогда, может быть, нарисовать мужчину?

Редактор: «Нет, чистого, стопроцентного мужчину не стоит. Мы все – таки должны агитировать за вовлечение женщин на производство.

Таким образом, сходятся на том, чтоб грудь на плакате надо замазать. И замазал.

«Добродетель (ханжество плюс чопорность из штата Массачусетс, плюс кроличья паника) восторжествовала».

Красивых девушек перестали брать на работу в кинематографию.

Разговор режиссера (Люцифер Маркович) с актрисой.

- Дарование у вас, конечно, есть... Даже талант. Но какая-то вы такая...с физическими изъянами. Стройная, как киевский тополь. Какая –то вы, извините меня, красавица. Одним словом, в таком в идее никак нельзя. Что скажет общественность, если увидит на экране подобное?

Девушка страдает по этому поводу. «... я значительно лучше выгляжу. Смотрите, какие морщинки на лбу. Даже седые волосы появились». Режиссер не унимается.

«Один глаз надо будет завязать черной тряпочкой. Чересчур они у вас симметрично расположены. В таком виде. Пожалуй, дам вам эпизод. Почему же вы плачете? Фу, кто его поймет, женское сердце!» (режиссер).

«Мюзикл – холл был взять ханжами в конном строю одним лихим налетом, который, несомненно. Войдет в мировую историю кавалерийского дела. В захваченном здании была произведена рубка лозы. Балету из 30-ти девушек выдали:

30 пар чаплинских чоботов

30 штук мужских усов

30 старьевщицких котелков

30 пасторских сюртуков

30 пар брюк

Штаны были выданы нарочно широчайшие, чтоб никаким образом не обрисовалась бы вдруг волшебная линия ноги.

Зрители были удивлены, что им обещали 30 девушек, а увидели они 30 существ неизвестного пола.

«Во время танцев слышалсь подавленные рыданья фигуранток. Но зрители думали, что это штуки Касьяна Голейзовского – искания, нюансы, взлеты».

«Но это были штуки вовсе не Голейзовского. Это делали и делают кустарные Савонаролы. (Савонарола Джироламо (1452 – 1498) – монах-доминиканец, проповедовал аскетизм, боролся против светского искусства).

Они корректируют великого мастера Мопассана, они выбрасывают оттуда художественные подробности, которые им кажутся безнравственными, они ужасаются, когда герой романа женится. Поцелуй для них страшнее взрыва снаряда».

Так, старая гувернантка никогда не выходит на улицу, так как может встретить там мужчину. А мужчины – это неприлично.

- Что ж тут неприличного? – говорят ей. – Ведь они ходят одетые.

- А под одеждой они все-таки голые! – отвечала гувкрнантка. – Нет, вы меня не собьете!