maket_Sbornika

изучить в этот период вопрос имущественной состоятельности подозреваемого, а затем предоставлять бесплатную юридическую помощь по назначению только определенной, социально незащищенной категории граждан. Состоятельные граждане должны сами оплачивать работу адвоката, освободив, таким образом, государство от лишнего финансового бремени. Возможно, что в результате этого размер оплаты работы адвоката-защитника за счет государства можно будет увеличить.8

Еще одним проблемным аспектом данного вопроса является оказание бесплатной юридической помощи потерпевшим. Потерпевший от преступления не всегда в состоянии грамотно отстаивать свои процессуальные права, поэтому нуждается в помощи представителя на всех стадиях уголовного процесса. Зачастую они не имеют финансовых возможностей нанять такого представителя. Однако ни ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре», ни УПК РФ не содержат норм-оснований для назначения представителя потерпевшему за счет государственного бюджета. Создается ситуация, когда подозреваемых, обвиняемых, которые потенциально могли совершить преступление, в том числе и особо тяжкое, государство защищает, предоставляя им право на бесплатную квалифицированную юридическую помощь, оказываемую им в лице адвоката, а потерпевшим необходимо за свой счет нанимать представителя, который не всегда обладает статусом адвоката. Поскольку ст.6 УПК РФ устанавливает в качестве назначения уголовного судопроизводства не только защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод, но и защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, считаем необходимым (в целях соблюдения принципа равенства, состязательности сторон) предоставление определенным категориям потерпевших права на бесплатную юридическую помощь по уголовным делам.

Юридической помощью в уголовном процессе может пользоваться и свидетель. От этой помощи может зависеть правильное установление обстоятельств уголовного дела, что отвечает принципу его объективного рассмотрения. Было бы целесообразно рассмотреть вопрос о предоставлении бесплатной юридической помощи социально незащищенным гражданам, участвующим в уголовном судопроизводстве и в качестве свидетелей.

Таким образом, считаем необходимым принятие нормативного акта о бесплатной юридической помощи в уголовном судопроизводстве, поскольку необходимость изменений в этой сфере явно назрела, а также внести нормы в УПК РФ об оказании бесплатной квалифицированной юридической помощи потерпевшим и свидетелям.

Примечания

1 О бесплатной юридической помощи в Российской Федерации. Федеральный закон от

21.11.2011 N 324-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 28.11.2011. N 48. Ст. 6725.

2Уголовно-процессуальныйкодексРоссийскойФедерации.Федеральныйзаконот18.12.2001 N 174-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 24.12.2001. N 52 (ч. I). Ст. 4921.

3 Конвенция о защите прав человека и основных свобод. Заключена в г. Риме 04.11.1950 г. // Бюллетень международных договоров. 1998. N 7. С. 20 - 35.

4 О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней.

191

Федеральный закон от 30.03.1998 N 54-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 6 апреля 1998 г. N 14. Ст. 1514.

5 О гражданских и политических правах. Международный Пакт от 16.12.1966 г. // Бюллетень Верховного Суда РФ. N 12. 1994 г.

6 О ратификации Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах и Международного пакта о гражданских и политических правах. Указ Президиума ВС СССР

от 18.09.1973 N 4812-VIII // Ведомости ВС СССР. 3 октября 1973 г. N 40. Ст. 564.

7 Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации. Федеральный закон от 31.05.2002 N 63-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 10.06.2002. N 23. Ст. 2102.

8 Руднева Ю.В., Агеева Г.Е. Бесплатная юридическая помощь в системе процессуального права Российской Федерации // Правовая политика и правовая жизнь. - 2013. - № 2. - С. 44.

Колобов А.В.

Северный (Арктический) федеральный университет Юридический институт, студент 4 курса

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ РАЗГРАНИЧЕНИЯ ОПЕРАТИВНОГО ЭКСПЕРИМЕНТА И ПРОВОКАЦИИ

Оперативно-розыскнаядеятельностьзанимаетдалеконепоследнееместопри расследовании преступлений, а её результаты обладают большой ценностью для следствия. Оперативный эксперимент как один из видов оперативно-розыскных мероприятий активно применяется правоохранительными органами для изобличения вымогателей, коррупционеров, лиц, подозреваемых в совершении шпионажа и других преступных элементов. Наиболее широко оперативный эксперимент используется при совершении фактов взяточничества. Эффективность оперативного эксперимента, достоверность и юридическая ценность его результатов достигается за счет его «чистоты», т.е. проведения в обстановке, максимально приближенной к реальному осуществлению проверяемыми лицами противоправной деятельности, при отсутствии признаков провокации1.

Согласно толковому словарю русского языка С.И. Ожегова, под провокацией понимается подстрекательство к каким-либо действиям, которые могут повлечь за собой тяжелые последствия2. Говоря уголовно-правовым языком, содержание провокации заключается в том, что провокатор побуждает другое лицо совершить определенные преступные действия, с целью его последующего изобличения или шантажа. Поэтому для недопущения перегибов в работе правоохранительных органов, законодатель ввел статью 304 УК РФ «Провокация взятки либо коммерческого подкупа», но содержание данной статьи не способствует более четкому разграничению оперативного эксперимента от провокации, а наоборот часто попадает под критику ученых, и автор солидарен с большинством из них.

Под провокацией взятки либо коммерческого подкупа понимается попытка передачи должностному лицу либо лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческих или иных организациях, без его согласия денег, ценных бумаг, иного имущества или оказания ему услуг имущественного характера в целях искусственного создания доказательств совершения преступления либо шантажа. Исходя из буквального толкования данной статьи, можно прийти к выводу о

192

том, что провокацией будет являться действия оперативных работников по передаче денег должностному лицу без его согласия, а соответственно, при достижении такого согласия, данные действия являются законными. В связи с этим, справедливо возникает вопрос: вообще производство оперативного эксперимента правомерно?

Чтобы разъяснить данную ситуацию, необходимо обратиться к Постановлению Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 9 июля 2013 г. N 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях». Хотя в Постановлении прямо и не указано, что проведение такого оперативно-розыскного мероприятия как оперативный эксперимент не является провокацией, но на основании пункта 13 можно полагать, что использование такого ОРМ при расследовании фактов взяточничества правомерно: «получение или дача взятки, а равно получение либо передача незаконного вознаграждения при коммерческом подкупе, если указанные действия осуществлялись в условиях оперативно-розыскного мероприятия, должны квалифицироваться как оконченное преступление...». Однако, с другой стороны, в отношении статьи 304 УК РФ, приводя свои разъяснения, Пленум только запутывает нас.

Исходя из буквального толкования Пленума Верховного Суда РФ, а именно абзаца 3 пункта 32, следует, что передача в целях искусственного формирования доказательств совершения преступления или шантажа должностному лицу либо лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческой или иной организации, имущества, оказание ему услуг имущественного характера, если указанное лицо согласилось принять это незаконное вознаграждение в качестве взятки или предмета коммерческого подкупа, исключают квалификацию содеянного по статье 304 УК РФ. Таким образом, выходит, что действия сотрудников будут правомерны, и не будут являться провокацией, если будет получено согласие должностного лица.

Данная позиция, на наш взгляд, является весьма неубедительной, помимо того она не находит своего отражения на международном уровне. Европейский Суд по правам человека (далее - ЕСПЧ) определил понятие провокации однозначно: провокация преступления по существу имеет место, когда сотрудники правоохранительных органов не ограничиваются преимущественно пассивным установлением обстоятельств возможного совершения лицом преступления с целью сбора соответствующих доказательств и, при наличии на то оснований, привлечения его к ответственности, а подстрекают это лицо к совершению преступления3. ЕСПЧ утверждает, что не будут являться провокацией действия сотрудников правоохранительных органов при производстве оперативного эксперимента, если: во-первых, проведению предшествует информация о противоправных действиях лица, а во-вторых, процесс сбора доказательств осуществляется преимущественно пассивным путем, исключающим провокационные действия. Подобная позиция наличествует и в других постановления ЕСПЧ: «Ваньян против России», «Худобин против России», «Тейшейра де Кастро против Португалии», «Раманаускас против Литвы» и другие4.

Помимо этого такая двусмысленная позиция законодателя вызвала бурные обсуждения в научной литературе, разведя ученых по обе стороны «баррикады».

По мнению одной группы ученых, сложившаяся в стране коррупционная об-

193

становка носит чрезвычайно острый характер, а решение по её стабилизации они видят только в легализации провокационных действий. Преодоление трудностей по выявлению и расследованию фактов взяточничества возможно, если лицо, осуществляющее оперативно-розыскную деятельность, будет выполнять функцию «подстрекателя»5, если главу 8 УК РФ дополнить таким новым обстоятельством, исключающим преступность деяния, как «правомерная провокация»6,

иесли будет применен опыт борьбы с коррупцией, выработанный в США7, где применяется провокация преступления «entrapment», что дословно обозначает «ловушка». Данный способ заключается в активных провокационных действиях сотрудников правоохранительных органов, с целью последующего выявления

иизобличения преступления. Также авторы ратуют за сужение рамок понятия «провокация», оставив за ним только передачу взятки помимо либо против воли должностного лица, с целью фальсификации доказательств.

По другую сторону находятся П.С. Яни, В.С. Комиссаров, А.В. Савинский, В.М. Бакун, А.Н. Халиков, Б.В. Волженкин, которые твердо настаивают на исключении провокации в любом её виде при проведении оперативного эксперимента.

Убедительный отпор в этой дискуссии дает профессор Б.В. Волженкин, который считает, что определение провокации взятки в статье 304 УК РФ как «попытки передачи» вовсе не означает отсутствие данного состава преступления, если провокация удалась, и передача предмета провокации состоялась. По его мнению, используя такое описание преступления, законодатель просто переносит момент окончания преступления на более раннюю стадию, не связывая состав провокации взятки с реакцией провоцируемого лица.

Сторонниками антипровокационных действий также выделяются главные черты оперативного эксперимента, к которым относятся: наличие противоправных действий, отсутствие инициативы оперативных работников по передаче предмета взятки, предоставление выбора лицу в форме поведения, недопущение склонения проверяемого лица сотрудниками правоохранительных органов к получению взятки8.

Считаем, правильнее было бы прислушаться к мнению последней группы ученых. Поскольку из самого определения оперативного эксперимента вытекает, что используется он исключительно с целью выявления, пресечения и раскрытия подготавливаемых, совершаемых или совершенных преступлений, то есть только при наличии информация о преступном поведении. Важной чертой, на наш взгляд, является сохранение преимущественной пассивности сотрудников правоохранительных органов, так как в задачи оперативных работников не входит склонение наблюдаемого лица к совершению преступных действий, с последующим его изобличением.

ЕСПЧ также не допускает никакой формы провокации. Если преступление было предположительно спровоцировано действиями тайных агентов и ничто не предполагает, что оно было бы совершено и без какого-либо вмешательства, то эти действия уже не являются деятельностью тайного агента и представляют собой подстрекательство к совершению преступления9.

Нами отвергаются доводы об использовании наступательных действий в борьбе со взяточничеством, а именно о заимствовании метода «entrapment» - ло-

194

вушка, который, на наш взгляд, является неправомерным. США и Российская Федерация – два разных государства, со своими правовыми системами, с разными путями развития и разным менталитетом. Именно поэтому не каждый метод заимствованный у зарубежного государства найдет позитивный отклик в нашем государстве.

Подводя итог в решении вопроса о допустимости использования провокационных действий при проведении оперативного эксперимента, хотелось бы привести мнение Н. Зильберштейна, который справедливо заметил, что чем слабее уголовно-розыскной аппарат, тем чаще агенты прибегают к провокационным методам10. Мы полностью согласны с данной позицией, поскольку считаем, что от подготовки оперативного работника зависит и правомерность ОРМ. При современных технических условиях и умелом использовании порядка проведения оперативного эксперимента, выявление фактов получения взятки возможно и без всякой провокации. Данное утверждение не является голословным. Нами проводился анализ практики судов города Архангельска по делам о получении взятки и коммерческого подкупа в период с 2012-2013 года, в результате чего было установлено, что в производстве судов находилось 12 уголовных дел, в 6 из них указывается о проведении оперативного эксперимента, и во всех этих случаях, судебных процесс закончился вынесением обвинительного приговора.

Примечания

1 Савинский А.В. Актуальные проблемы юридической регламентации оперативно-розыск- ной деятельности: монография/А.В. Савинский; Поморский государственный университет им. М.В. Ломоносова. – Архангельск: Поморский университет. - 2010. – С. 132

2 Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 2006. С. 596

3 Решения ЕСПЧ. Постановление по делу «Сепил против Турции» (Sepil v. Turkey, жалоба N 17711/07). Электронный ресурс: [http://europeancourt.ru/2013/11/12/13988/]

4 Решения ЕСПЧ. Электронный ресурс [ http://europeancourt.ru/resheniya-evropejskogo-suda- na-russkom-yazyke/ ]; [http://sutyajnik.ru/rus/echr/school/judg_v_russia.html]

5 Егорова Н.А. Провокация взятки либо коммерческого подкупа // Российская юстиция.- 1997. - № 8. - С. 27.

6 Радачинский С.Н. Провокация как обстоятельство, исключающее преступность деяния // Уголовное право. - 2009. - № 2. - С. 68.

7Александрова И.А., Шевелев А.В. К вопросу о пересмотре границы между провокаций взятки и оперативным экспериментом / Вестник МВД. – 2007. – № 1. – С. 47.

8Савинский А.В., Бакун В.М. Разграничение оперативного эксперимента и провокации взятки. // Законность. -2010. - № 7. - С. 49.

9 Решения ЕСПЧ. Постановление по делу «Ваньян против России» (Vanyan v. Russia, жа-

лоба N 53203/99) Электронный ресурс [ http://europeancourt.ru/resheniya-evropejskogo-suda-na- russkom-yazyke/ ]

10 Зильберштейн Н. Ответственность за дачу взятки при провокации//Вестник советской юстиции. - 1925. - №1 - С. 18-19.

195

Колчин Р.Е.

Северный (Арктический) федеральный университет Юридический институт, студент 5 курса

ПРОБЛЕМА ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ПОНЯТИЯ «РАЗУМНЫЙ СРОК УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА»

За период с 1998 г. по 2011 г. Европейским судом по правам человека (далее ЕСПЧ) было зафиксировано 154 нарушения Российской Федерацией права на судебное разбирательство в разумный срок, что составляет 13,5% от общего числа постановлений ЕСПЧ в отношении России, которыми признано хотя бы одно нарушение.1

Рост числа жалоб россиян на данное нарушение привел к тому, что ЕСПЧ выступил с требованием о создании в Российской Федерации эффективного средства правовой защиты, направленного на обеспечение разумности сроков судопроизводства. Под влиянием данных факторов, в 2010 г. действующий УПК РФ был дополнен ст. 6.1 «Разумный срок уголовного судопроизводства».2

Анализируя название, сущность и содержание принципа «разумный срок уголовного судопроизводства», необходимо обратиться к западному опыту. Н.Г.Стойко,анализируяпринципыуголовногопроцессазападныхгосударств,пишет: «Принцип «быстрого» суда требует быстрого проведения судебных разбирательств. Поскольку конкретных сроков для судебных слушаний не установлено, судья должен исходить из «разумного срока», определяемого обстоятельствами каждого конкретного дела, вести разбирательство по возможности непрерывно, а при вынесении приговора учитывать любую экстраординарную задержку»3. Такое же понимание «разумного срока судопроизводства» можно обнаружить в международных правовых актах.4 Из логики вышесказанного следует, что в западных государствах речь идет о разбирательстве конкретного дела судом в разумный срок, а не о разумном сроке всего уголовного судопроизводства, понятие которого законодателем в УПК РФ не дается.

Отсутствие в УПК РФ определения «разумного срока уголовного судопроизводства» также является существенным фактором, препятствующим полноценной реализации на практике рассматриваемого принципа, поскольку влечет опасность того, что каждый правоприменитель будет толковать его по-своему. Единственное указание на конкретный срок уголовного судопроизводства в целом можно найти в ст. 7 ФЗ РФ от 30 апреля 2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок»5. Здесь указан минимальный срок в 4 года для обращения с заявлением о присуждении компенсации за нарушенный разумный срок уголовного судопроизводства, если в течение этого срока не будет прекращено уголовное преследование либо не вступит в силу обвинительный приговор. Назвать указанный срок разумным невозможно. Как справедливо задает вопрос А.П. Кругликов: «нет ли здесь цели поставить препятствие на пути для обращения в Европейский суд по правам человека?»6

Усугубляет данный факт то, что определяя конкретные сроки принятия решения по поступившему в суд уголовному делу (ч. 3 ст. 227 УПК РФ) и сроки начала

196

разбирательства уголовного дела (ч. 1 ст. 233, ст. 389.10, 401.9 УПК РФ), законодатель оставляет неразрешенным самый главный вопрос − о сроках рассмотрения уголовного дела судами первой инстанции.

Таким образом, ч. 2 ст. 6.1. УПК РФ, отсылающая нас к нормам УПК РФ при рассмотрении уголовных дел судом первой инстанции, по сути, не регулирует данные правоотношения, лишь упоминаю, что они должны осуществляться в разумный срок. Это обстоятельство существенно усложняет установление пределов разумности сроков на практике и соответственно приводит к тому, что схожие по сложности уголовные дела разными судьями могут рассматриваться с различной скоростью.

В этой связи понятны многочисленные предложения ученых по дополнению УПК РФ статьями, с целью законодательного закрепления сроков рассмотрения уголовного дела в суде первой инстанции.7 При этом на практике установление единого срока для рассмотрения и разрешения в суде первой инстанции всех категорий уголовных дел вряд ли возможно. Но представляется разумным мнение В.М. Полухина указывающего, что «для того чтобы по-настоящему заработал механизм соблюдения разумного срока в уголовном судопроизводстве, законодателю необходимо установить некие рекомендуемые пределы разумного срока, раскрыть существенные признаки «правовой и фактической сложности уголовного дела»8.

При отсутствии указаний на конкретные «разумные сроки» уголовного судопроизводства особое значение обретают так называемые критерии разумности сроков судопроизводства.

Согласно ч. 3 ст. 6.1. УПК РФ при определении разумного срока уголовного судопроизводства учитываются такие обстоятельства, как правовая и фактическая сложность уголовного дела, поведение участников уголовного судопроизводства, достаточность и эффективность действий суда, прокурора, руководителя следственного органа, следователя, начальника подразделения дознания, органа дознания, дознавателя, производимых в целях своевременного осуществления уголовного преследования или рассмотрения уголовного дела, и общая продолжительность уголовного судопроизводства.

В науке высказываются различные точки зрения относительно того, какими критериями следует руководствоваться при определении разумности сроков судопроизводства.

К.Б. Калиновский и М.М. Ахмедов, основываясь на практике применения Европейской конвенции, в качестве таковых называют: 1) сложность дела; 2) поведение заявителей; 3) поведение властей; 4) наличие исключительных обстоятельств9.

Если первые три критерия в том или ином виде нашли свое закрепление в ч. 3 ст. 6.1 УПК РФ, то отсутствие критерия «исключительных обстоятельств» является значительным упущением со стороны законодателя.

Помимо указанного, существуют другие обстоятельства, которые следует учитывать при оценке разумности сроков уголовного судопроизводства. Так многочисленные авторы в качестве самостоятельного критерия выделяют значение разумного срока для заявителя.10 Данный критерий не нашел отражения в ст. 6.1. УПК РФ, однако, на необходимость его учета при оценке разумности продолжительности судопроизводства, неоднократно указывал ЕСПЧ.11

197

Обобщая вышесказанное, представляется правильным дополнить, закрепленный в ч. 3 ст. 1 УПК РФ перечень следующими критериями: «наличие исключительных обстоятельств» и «значение сроков судопроизводства для обвиняемого».

Представляеттакжеинтересвопросомоменте,скоторогодолженначатьсяотсчет «разумного срока уголовного судопроизводства». Ст. 6.1 УПК РФ указывает нам на «момент начала осуществления уголовного преследования», при этом п.9 ст. 5 УПК РФ устанавливает, что срок уголовного судопроизводства начинается с момента получения сообщения о преступлении. Законодатель же ограничивает начало разумного срока уголовного судопроизводства моментом начала осуществления уголовного преследования.

Нет в УПК РФ и четкого указания на то, что считать «моментом начала осуществления уголовного преследования». С одной стороны, законодатель понимает уголовное преследование как процессуальную деятельность, осуществляемую стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления. В таком случае уголовное преследование начинается с момента появления в деле подозреваемого или обвиняемого. В другом случае, если обратиться к положениям ст. 21 УПК РФ, уголовное преследование начинается с момента обнаружения признаков преступления.

Из изложенного вытекает, что законодателем в УПК РФ четко не определен момент, с которого начинается осуществление уголовного преследования и с которым законодатель связывает начало течения разумного срока уголовного судопроизводства.

Все вышесказанное позволяет сделать следующие выводы: 1) законодателем не определена разница между разумным сроком производства по конкретному уголовному делу и «разумным сроком уголовного судопроизводства»; 2) законодателем не дано в УПК РФ понятия «разумного срока уголовного судопроизводства»; 3) поскольку законодателем в УПК РФ не установлен срок рассмотрения уголовного дела судом первой инстанции, положения ч.2 ст. 6.1 в этот период фактически не реализуются; 4) закрепленные в ч. 3 ст. 6.1 УПК РФ критерии разумности сроков судопроизводства нуждаются в дополнении; 5) законодателем не определен четко момент начала осуществления уголовного преследования. Все эти вопросы требуют пристального внимания законодателя для того, чтобы правовое регулирование принципа разумного срока судопроизводства было полным и способствовало его эффективной реализации на практике.

Примечания

1 Нарушения, признанные Европейским судом по правам человека: статистическая информация о деятельности Европейского суда по правам человека за период с 1959 по 2011 годы. // http://europeancourt.ru/statistikaevropejskogo-suda/

2О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи

спринятием Федерального закона «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок». Федеральный закон № 69-ФЗ от 30 апреля 2010 г. // СЗ РФ. - 2010. № 18. Ст. 2145.

3 Стойко, Н. Г. Уголовный процесс западных государств и России: сравнительное теорети-

ко-правовое исследование англо-американской и романо-германской правовых систем. – СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006. – С. 139.

198

4 См., например: ст. 9.3 Международный Пакт от 16.12.1966 “О гражданских и политических правах” // “Бюллетень Верховного Суда РФ”. N 12. 1994; ст. 6 “Конвенция о защите прав человека и основных свобод” (Заключена в г. Риме 04.11.1950) // “Собрание законодательства РФ”. 08.01.2001. N 2. ст. 163

5 О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок: закон РФ от 30.04.2010 № 68-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2010. №18. Ст. 21441.

6 Кругликов А.П. О новом принципе уголовного судопроизводства // Вестник волгоградского института бизнеса. 2011. №1. С. 221.

7См., например: Абдулвалиев А.Ф. Суд как участник уголовного судопроизводства: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2010. С. 9-10; Волынец К.В. Некоторые проблемы в правовом регулировании принципа «разумный срок уголовного судопроизводства» // Экономика

иправо. 2013. № 1. С. 183

8Полухин В.М. Реализация разумного срока в уголовном процессе как правовая проблема укрепления российской государственности: наука и образование: хозяйство и экономика; предпринимательство: право и управление. // http://www.journalnio.com/index.php?option=com_conten t&view=article&id=1194&Itemid=105

9 Калиновский К.Б., Ахмедов М.М. Международные стандарты срочности уголовного про-

цесса в практике Европейского суда по правам человека // Правовые проблемы укрепления российской государственности: сб. ст. Ч. 30 / под ред. М.К. Свиридова. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2006. С. 47-50

10См., например: Трубникова Т.В. Право на справедливое судебное разбирательство: правовые позиции Европейского суда по правам человека и их реализация в уголовном процессе Российской Федерации: учеб. пособие. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2011. С. 133; Поляков И.Н. Разумные сроки судопроизводства: понятие и значение // Российская юстиция. - 2011. - № 4. - С. 37

11Калашников (Kalashnikov) против Российской Федерации: постановление Европейского суда по правам человека от 15 июля 2002 г. // СПС «КонсультантПлюс».

Морозова А.Н., Пышкаров А.А.

Северный (Арктический) федеральный университет Юридический институт, студенты 4 курса

НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ОБЕСПЕЧЕНИЯ БЕЗОПАСНОСТИ ПОТЕРПЕВШЕГО И ПОДОЗРЕВАЕМОГО (ОБВИНЯЕМОГО) В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ

Институт обеспечения личной безопасности участников уголовного процесса стал полноценной частью системы данной отрасли права после принятия ФЗ от 20.08.2004 №119-ФЗ «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства» (далее – ФЗ №119), который обобщил и закрепил организационные основы в этой сфере, заложенные в ряде принятых ранее нормативно-правовых актов. Следует отметить, что работа над приятием ФЗ №119 началась еще в 1994 году, когда Комитетом Государственной Думы по безопасности был подготовлен одноименный проект закона. Определенным толчком к становлению и развитию данного института послужила принятая Верховным Советом РСФСР в 1991 году Концепция судебной реформы в РСФСР, где была предусмотрена необходимость определения эффективных мер защиты лиц, сотрудничающих с правосудием.

199

Меры, применяемые в целях обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства в науке принято подразделять на процессуальные и непроцессуальные.1 Упомянутый выше ФЗ №119 содержит ряд непроцессуальных мер, в том числе: личная охрана субъекта, охрана его жилища и имущества, выдача специальных средств индивидуальной защиты, обеспечение конфиденциальности сведений о защищаемом лице, замена документов, изменение внешности, места работы или учебы, временное помещение в безопасное место. Наряду с участниками уголовного судопроизводства в круг защищаемых лиц включены их родственники и близкие им люди, то есть иные граждане, не являющиеся участниками уголовного процесса, но через воздействие на которых оказывается противоправное давление на правосудие.

Процессуальные меры защиты содержатся в действующем УПК РФ 2001 года, который в ч.3 ст.11 к их числу относит: неуказание данных о личности в протоколе следственного действия; контроль и запись телефонных и иных переговоров; проведение опознания в условиях, исключающих визуальное наблюдение опознающего опознаваемым; закрытое судебное заседание; допрос в суде потерпевшего, свидетеля без оглашения подлинных данных о его личности, в условиях, исключающих его визуальное наблюдение. Кроме изложенного, законодатель предоставил право потерпевшим (свидетелям) ходатайствовать о применении в отношении их вышеперечисленных безопасности (п. 21 ч. 2 ст. 42, п. 7 ч. 4 ст. 56).

Некоторые пробелы, существующие в действующем ФЗ №119, отсутствовали

вего первоначальном проекте, но положения, устраняющие данные пробелы, не были восприняты вступившим в силу законом. Например, действующий нормативный акт не содержит права на обеспечение безопасности лиц, участвующих в обнаружении, предупреждении, пресечении и раскрытии преступлений (по мнению Е.И. Замылина, под этой категорией лиц в проекте (ст. 2) речь идет, в том числе, и о лицах, осуществляющих сотрудничество с правоохранительными органами на конфиденциальной основе)2; отсутствие в ФЗ №119 права должностного лица, в производстве которого находится уголовное дело, в целях неразглашения сведений не включать в список лиц, подлежащих вызову в судебное заседание, анкетные данные защищаемого лица. Серьезным недостатком является отсутствие в ФЗ №119 правовой нормы, которая обязывала бы защищаемое лицо не разглашать сведений о применяемых мерах безопасности (в проекте предусматривалось, что такие действия могли повлечь уголовную ответственность). Проект относил сведения о защищаемых лицах, а также принятых в отношении их мерах безопасности к государственной тайне.

Теперь рассмотрим некоторые проблемы обеспечения безопасности потерпевшего как основного участника уголовного судопроизводства со стороны обвинения, а также его родственников и близких. Защита данных лиц обозначается

вкачестве приоритетной в ряде международных актов рекомендательного характера (Рекомендация Комитета Министров Совета Европы от 28 июня 1985 г. «О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса», Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 29 ноября 1985 г., Резолюция Экономического и Социального Совета ООН от 24 мая 1989 г. «Осуществление Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупо-

200