Kuveyt_Mozaika_vremen

Жизнь в кочевых племенах Неджда веками строилась в соответствии с обычаями и традициями предков. Фундаментом их существования была племенная солидарность. С принятием ихванизма и с переходом к оседлому образу жизни, к проживанию в худжжарах, их объединяющим началом сделалось братство по вере. Появился и зримый отличительный знак ихванов – белый головной платок, без игала (обруча), непременного многовекового атрибута жителя аравийской пустыни. Отказ от игала означал отказ от кочевого образа жизни. Кочевники-аравийцы использовали игал, сплетенный из черных волос домашних животных, и для удержания платка на голове, и для связывания ног верховых животных, чтобы они не уходили со стойбищ, и для защиты головы от сабельного удара во время боя.

Эмир Ибн Са’уд, рассказывает Амин ал-Рихани, делил ихванов на три категории. Первых из них, которых именовал «здравомыслящими», привлекал для службы в государственных структурах власти. Вторых, «терпимых к чужим мнениям и верованиям», то есть людей толерантных, использовал в связях и контактах с внешним миром: в торговле и на дипломатическом поприще. А вот третьих, «неистовых в вере и рвении», задействовал в войнах (219).

Ихваны, отказывавшиеся от кочевого образа жизни, нуждались в дополнительной финансовой помощи. Ее им предоставлял эмир Ибн Са’уд. Арабские источники упоминают о четырех видах такой помощи, а именно:

–ал-шарха: материальная помощь в виде денег или подарков эмиру худжжары. Он напрямую обращался за ней к Ибн Са’уду, своему имаму (шла на нужды худжжары);

–ал-ка’ида: ежегодное денежное пособие ихванам, чьи имена значились в «военном регистре» эмира Ибн Са’уда, то есть тем, кто регулярно участвовал в организуемых им военных кампаниях и проявлял себя на поле боя. Эту материальную помощь предоставляло казначейство эмира Ибн Са’уда (Бейт-эль-маль). Выдача таких пособий-подарков прекращалась по личному распоряжению эмира Ибн Са’уда, что являлось актом наказания ихвана – за трусость, либо же за непослушание;

–ал-барава: подарок продуктами питания (рисом, чаем, сахаром и кофе). Раздавали такие подарки в поселениях ихванов (в разных районах их размещения поочередно) официально уполномоченные на то представители эмира Ибн Са’уда. С просьбами на получение ал-баравы ихваны обращались в диван (администрацию) эмира Ибн Са’уда;

–ал-ма’авха: финансовая помощь ихванам, которые нуждались

вденьгах для женитьбы, приобретения домашнего скота или же для возвращения долгов. В данном конкретном случае ихван напрямую обращался к своебу имаму, эмиру Ибн Са’уду, и он лично принимал решение по изложенной ему просьбе (220).

Сэр Перси Кокс первым из представителей английских властей

взоне Персидского залива по достоинству оценил шейха Ибн Са’уда, как новую, «мощную силу» Центральной Аравии и одну из ключевых фигур на политической авансцене Аравийского полуострова в целом. Высказывался в том плане, что для Англии настало время обратить «серьезное внимание на Ибн Са’уда». Игнорируя эмира Неджда, отмечал он, мы рискуем не только «упустить» его, но и обратить в своего врага. Сблизившись же с Ибн Са’удом и заключив с ним договор, мы приобретем в его лице сильного союзника и создадим дополнительный щит безопасности для находящихся под протекторатам Британии шейхов Договорного побережья, равно как и для султана Маската, защитим их от враждебных поползновений со стороны Неджда (221).

Против «сближения с Ибн Са’удом» выступал английский посол в Константинополе. Такого же мнения придерживался, кстати, и Форин офис. В инструкциях своим агентам и резидентам внешнеполитическое ведомство Англии указывало на «несвоевременность и нежелательность появления новых разногласий с турками», которые определенно возникнут, как подчеркивалось в них, сделав Британия хотя бы «полуоборот в сторону Ибн Са’уда» (222).

Эмир Ибн Са’уд понимал, что для того чтобы поднять престиж Неджда в глазах англичан и заставить по-новому взглянуть на себя, ему необходимо стать весомым в их глазах игроком в делах Аравийского побережья. Для этого же необходимо получить прямой выход к Персидскому заливу, которого у Неджда тогда не было. Обрести

такой выход, помимо политических соображений, требовалось еще

ипотому, чтобы обеспечить Неджд гарантированными поставками товаров, в том числе оружием и продовольствием. Притом никем и никак не контролируемыми, и, что не менее важно, – не облагаемыми никакими таможенными и иными сборами со стороны шейхов, ни в портах, ни на сухопутных караванных путях (223).

Так родилась идея насчет броска на Эль-Хасу, прибрежную

иприграничную с Недждом область. Ситуация для этого складывалась благоприятная. Вследствие войны на Балканах и схватки с Италией в бассейне Красного моря внимание турок к Эль-Хасе заметно ослабло. Там в то время располагалось только несколько небольших гарнизонов, расквартированных к тому же в недостаточно хорошо укрепленных фортах. Серьезно поубавились и их силы в Басре и Багдаде. Подавляющая часть войск возвратилась в Турцию – для укрепления обороны Константинополя. Шейхи племен, обитавших в Эль-Хасе, выражали недовольство правлением турок, притом открыто и громко.

9 мая 1913 г. эмир Ибн Са’уд с 1500 всадниками на быстроходных верблюдах предпринял в свойственном ему стиле дерзкий предрассветный набег на Эль-Хуфуф, столицу Эль-Хасы. Тамошний турецкий гарнизон захватил врасплох. Навалился на город неожиданно и стремительно. Его воины, перебравшиеся по веревочным лестницам через оборонительные стены города, действовали слаженно. С поставленной перед ними задачей – бесшумно, насколько можно, разоружить привратников и отворить въездные ворота – справились быстро. Туркам не оставалось ничего другого, как укрыться в главной мечети города. В ответ на гарантии безопасного ухода из Эль-Хуфуфа командир турецкого гарнизона отдал приказ сдаться (224). Покидая Эль-Хуфуф, турки, по требованию эмира Ибн Са’уда, оставили все имевшееся у них оружие, несколько пушек и боеприпасы, а также немалую сумму денег. Караул эмира сопровождал их до ‘Укайра. Оттуда некоторые из турок ушли морем в Басру, другие – в Катар (225). Овладев Эль-Хуфуфом, эмир Ибн Са’уд вскоре поставил под свой контроль и всю провинцию Эль-Хаса с портовыми городами ‘Укайром и Эль-Катифом (226).

Этим своим ходом, хорошо спланированным и мастерски исполненным, эмир Ибн Са’уд проложил Неджду выход к Персидскому заливу. Обеспечил условия для гарантированных и беспошлинных доставок нужных Неджду товаров. Более того, расширил базу плательщиков податей, а значит – увеличил доходы казны. Но главное – усилил свой политический вес и значимость в глазах англичан и других иностранных держав, действовавших в зоне Персидского залива.

Поскольку Неджд, согласно англо-турецкой конвенции, признавался санджаком (провинцией) Османской империи, то открыто вмешиваться в межплеменные разногласия и вести дела с эмиром Ибн Са’удом Британия не могла (227). Действовать приходилось крайне осторожно и осмотрительно.

Поддерживая диалог с англичанами, эмир Ибн Са’уд старался не нарушать формата отношений, сложившегося у него с турками. Для грамотного ведения дел и с эмиром Ибн Са’удом, и с османами британцев очень интересовали сведения о результатах встречи эмира Неджда с турецким представителем, сейидом Талибом ал-Накибом, проходившей в местечке Субаййхийа, на территории Кувейта.

Главным источником информации о ней был для англичан шейх Мубарак. Подавалась она им, как полагают арабские исследователи, исключительно под углом зрения обеспечения интересов Кувейта в треугольнике его отношений с Англией, Турцией и Недждом. Позиция турок сводилась к тому, чтобы добиться от эмира Ибн Са’уда вывода войск из Эль-Катифа и ‘Укайра, а также возврата захваченных им там турецких артиллерийских орудий. Взамен османы обещали ему предоставить «свободу рук» в том, что касалось сбора налогов в Эль-Хасе. Заявляли, что спокойно отнесутся и к его набегам на Катар и Оман, если он их предпримет. Эмир Ибн Са’уд к такому предложению турок отнесся прохладно.

Шейх Мубарак, как следует из донесений полковника Грея, информируя англичан о содержании переговоров эмира Ибн Са’уда с турками, не преминул акцентировать внимание британцев именно на катарском и оманском аспектах этих переговоров. Тем самым шейх Мубарак хотел показать целесообразность и необходимость

сохранения ими именно его, эмира Кувейта, в качестве их посредника в отношениях с эмиром Неджда.

Во время встречи с полковником Греем (28 апреля 1914 г.) Ибн Са’уд сказал, что к инициативе турок о заключении с ними договора он отнесся прохладно. Высказывался в том плане, что помышляет, дескать, о таком же статусе Неджда, коим располагает Кувейт, –

онезависимом уделе под протекторатом Англии.

Сучетом того, что ситуация в Неджде складывалась непростая, а англичане по-прежнему держали его «на расстоянии вытянутой руки», эмир Ибн Са’уд вступил в соглашение с Портой (29 мая 1914 г.). В обмен на принятие турецкого сюзеренитета Порта признала его правителем Неджда и Эль-Хасы. Получив титул валия (губернатора) этих земель, он напрямую стал общаться с турецкими властями в Стамбуле, минуя их администрацию в Басре и Багдаде (228).

Соглашение эмира Ибн Са’уда с Портой, как отмечают некоторые исследователи, какое-то время оставалось для англичан тайной. Узнали они о нем, дескать, только несколько месяцев спустя (22 ноября 1914 г.), когда британские войска вошли в Басру, где и обнаружили копию этого соглашения среди оставленной там турками секретной документации (229). Другие говорят, что сведения об этом соглашении поступили к англичанам практически сразу же после его заключения – через отца одной из жен эмира Ибн Са’уда, который донес о нем английскому политическому агенту на Бахрейне.

Обложение эмиром Ибн Са’удом налогами населения Эль-Хасы, с одной стороны, и установление им запрета на взимание шейхами местных племен податей с проходящих по их землям торговых караванов – с другой стороны, что заметим, являлось многовековой нормой жизни аравийской пустыни, вызвало в племенах недовольство и брожение.

Первым, сообщают арабские историки, «воспротивилось» таким решениям племя бану ‘аджман. В июле 1915 г. эмир Ибн Са’уд обратился к шейху Мубараку с просьбой «помочь подавить мятеж, учиненный ‘аджманитами». Шейх Мубарак откликнулся сразу же – направил ему в подмогу военный отряд во главе с сыном, шейхом Салимом, и внуком, шейхом Ахмадом ал-Джабиром. Надо

сказать, что шейх Мубарак, считавший эмира Ибн Са’уда законным правителем Неджда, вернувшего власть своих предков, отнятых у Са’удов силой, всегда поддерживал Ибн Са’уда, и морально, и материально – деньгами, оружием и амуницией.

Ибн Са’уд решил начать военную кампанию против бану ‘аджман не дожидаясь прибытия подкрепления из Кувейта – и потерпел поражение. В кровопролитной схватке погиб шейх Са’ад, брат Ибн Са’уда. Остатки его войска во главе с ним укрылись в крепости города Эль-Хуфуф, столицы Эль-Хасы.

Кувейтский отряд, подошедший к Эль-Хуфуфу, город у бану ‘аджман отбил, и осаду с запертого в крепости Ибн Са’уда снял. Тогда-то Ибн Са’уд и решил «наказать» племя бану ‘аджман, воспротивившееся его воле и власти, – шейхов племени казнить и бану ‘аджман под свой контроль поставить.

‘Аджманиты, имея в виду укрыться от гнева Ибн Са’уда, обратились, согласно традиции, с просьбой о защите к шейху Салиму Аль Сабаху, честно, в открытом бою, победившего их. И он, руководствуясь обычаями войны, ее им предоставил. И уже после этого известил обо всем шейха Мубарака, направив к нему гонца с письмом. Поэтому, когда двумя днями позже шейх Мубарак получил послание от Ибн Са’уда со словами «’аджманитов, бросивших вызов Са’удам, у себя не привечать, и убежища им не давать», поступить так уже не мог. Около 2 000 членов племени бану ‘аджман бежали в удел Сабахов.

Исстари в кочевых племенах Аравии повелось так, что если кто-то просил у аравийца защиту, то он ее получал (230). Такой поступок считался благородным. Он поднимал авторитет бедуина, дававшего защиту, в глазах соплеменников. Отказ в защите имел прямо противоположный эффект (231). Предоставление защиты являлось одним из положений кодекса чести аравийца. Когда защита давалась, то подзащитный (ал-дахил), делался «объектом чести» его защитника (муджаввира) (232). В Южной Аравии того, кто становивился под защиту (человека или племя), называли словом «ал-джар», а в Верхнем и Нижнем Заливе (в северной и южной частях Аравийского побережья Персидского залива) – «ал-дахил» и «ал-забин» соответственно.

Так, в сердце Ибн Са’уда и закралась обида на Сабахов, терзавшая его до конца жизни. Виновником в том, что мятежникам удалось избежать наказания, он считал шейха Салима, «поступившего вопреки интересам семейства Аль Са’уд», друга и союзника Сабахов. И надо же было случиться так, повествуют хронисты, что именно в это время, когда в отношениях Сабахов с Са’удами появилась трещина, устранить которую мог учитель и наставник Ибн Са’уда, шейх Мубарак, с его даром переговорщика и мастерством выпутывания из сложных ситуаций, он умер.

Новость о смерти шейха Мубарака настигла шейха Салима по пути домой, в трех дневных переходах от Кувейта. Человека, чье имя еще при жизни превратилось в легенду, кто был одной из двух, наравне с Ибн Са’удом, несущих опор дружбы обоих семейств, не стало. И обида эмира Ибн Са’уда на шейха Салима сполна выплеснулась наружу, а в 1917 г., когда тот пришел к власти в Кувейте, переросла в открытую вражду (233).

В1916 г. противоречия и разногласия между ихванами и теми, кто не разделял их взглядов и убеждений, достигли апогея. И тогда Ибн Са’уд стал удалять из поселений ихванов тех улемов, кто не соглашался с его взглядами, как имама и эмира, верховного шейха племен Неджда. В том числе и с озвученным им курсом на «самодостаточность худжжар» путем всеобщей занятости поселенцев, животноводством и земледелием. На их места им назначались улемы, целиком и полностью разделявшие взгляды их имама относительно того, что зарабатывать на жизнь можно и надлежит не только набегами, но и такими богоугодными делами, как возделывание земель

иторговля продуктами животноводства и растениеводства (234).

Втом же нелегком для него 1916 г., Ибн Са’уд издал свой знаменитый эдикт, потребовав в нем – под угрозой наказания – от всех кочевых племен в его землях «пристать» к ихванам, носителям чистого ислама, и платить ему закат, как их признанному имаму (235).

Закат – это ежегодный налог на имущество и доходы, предписываемый шариатом (исламским правом) и считающийся одной из обязанностей каждого мусульманина. Закат, как гласит Ал-Кур’ан (Коран), должен распределяться среди бедных и неимущих членов мусульманской общины (236). Закат, установленный Ибн Са’удом,

взимался с главы каждой семьи, в размере сороковой части от всего того, чем владела семья (237).

Шейхов племен, не реагировавших на предписание Ибн Са’уда, приглашали в Эр-Рийад (Эр-Рияд).Там, проживая за счет Ибн Са’уда, они чуть ли не ежедневно встречались со своим эмиром

иимамом, вели беседы с улемами, слушали их проповеди в мечетях, в которых те призывали правоверных к новой хиджре, к проживанию в худжжарах, чистых коммунах, под сенью ислама (238). Учи- телей-проповедников ихванизма, с согласия шейхов, направляли в их племена.

Шейхи, фанатично преданные идеям ихванизма и лично имаму, такие как известный уже читателю шейх Файсал ал-Давиш, получали из рук Ибн Са’уда титул «проводника чистой веры». Преданность Ибн Са’уду, имаму братьев-мусульман, отцу своего народа и его духовному лидеру, сделалась одним из ключевых правил жизни

ихванов (239).

Дабы укрепить и расширить свое влияние в племенах, Ибн Са’уд стал назначать в худжжары (поселения ихванов), располагавшиеся в даирах (землях обитания) крупных и «беспокойных» племен Неджда, судей (кади) из потомков широко известного и авторитетного в тех краях шейха Мухаммада ибн ‘Абд ал-Ваххаба. Тем самым он демонстрировал связь учения ваххабитов с ихванизмом. Властям каждого района и каждой провинции Неджда предписывалось иметь одного ‘алима, знатока мусульманского права. В Эр-Рийаде (Эр-Рияде) их насчитывалось шестеро, а в Эль-Касиме

иЭль-Хасе – по три в каждом. Примерно 20 ‘алимов находились в личном распоряжении Ибн Са’уда, выступая в роли его советников при рассмотрении тех или иных дел.

Вкаждое из поселений ихванов Ибн Са’уд назначил эмира худжжары, подчинявшегося ему лично, а также хакима (мудре- ца-знатока учения ихванов, обычаев и традиций бедуинов). Главной обязанностью последнего из них являлось урегулирование разногласий, возникавших между поселенцами-ихванами и бедуинами, равно как между шейхами племен, на территориях которых располагались худжжары, и их эмирами.

Уложение Ибн Са’уда от 1916 г. о всеобщей, по выражению историков, «рекрутизации» бедуинов в ряды ихванов, спровоцировало несколько мятежей. В Эль-Хасе против мер Ибн Са’уда по централизации власти восстало племя бану ‘аджман.

Переговоры Англии с Турцией о разграничении сфер влияния в Аравии и установлению их юрисдикции в зоне Персидского залива начались в феврале 1911 года. Но только в 1913 г. (29 июля) была заключена англо-турецкая конвенция, зафиксировавшая признание Турцией особых роли и места Англии в Персидском заливе, равно как

июридическую силу договоров, подписанных ею с Кувейтом, Бахрейном и Катаром.

Англо-турецкая конвенция от 1913 г. определяла территорию Кувейта, как неоспоримого автономного образования, в границах города Эль-Кувейт и на территории в радиусе 40 милей (64,36 км.) в любую из сторон от стен города. Обозначенная на карте, прилагаемой к конвенции, красным полукругом, она включала в себя острова Варбу, Бубийан, Мискан, Файлаку, Авху, Куббар, Кару, Умм-эль-Марадим. В пределах этой территории шейх Мубарак признавался Англией и Турцией независимым правителем.

Вграницах другой, так называемой зеленой линии, в радиусе 140 милей (152,6 км.), эмир Кувейта, как вождь обитавших на той территории подвластных ему кочевых племен, мог собирать с них дань и налоги (240). Турки не имели права открывать там административные учреждения, размещать военные гарнизоны и патруль- но-сторожевые посты, и проводить военные операции без согласования всех этих действий с английским правительством (241).

Османы, к слову, настаивали на том, чтобы юрисдикция правителя Кувейта распространялась во все стороны от стен города только на 20 километров.

Стороны конвенции признавали Кувейт, как автономномную

инезависимую территорию с сюзеренитетом (не суверенитетом) Османской империи лишь в пределах зеленой линии. Конвенция указывала туркам не недопустимость, какого бы то ни было, вмешательства Порты в дела Кувейта, как внутренние, так и внешние (242).

Кпреговорам с турками по кувейтскому вопросу британцы подготовились основательно. Английские политические агенты в

Кувейте, майор С. Нокс (1904–1909) и особенно капитан У. Шекспир (1909–1914), скрупулезно исследовали все земли вокруг города Эль-Кувейт, и не обнаружили в них, как докладывали своему руководству, «ничьих следов власти, кроме шейха Мубарака; ничьего другого влияния, кроме правителя Кувейта».

Документы и свидетельства шейхов кочевых племен, собранные С. Ноксом и У. Шекспиром, и явились той «козырной картой» англичан, которой они не преминули воспользоваться во время решающего раунда переговоров с турками, и добиться серьезных отступлений от прежней их позиции по данному вопросу.

Так, из отчетов капитана У. Шекспира, основанных на показаниях вождей кочевых племен, следовало, что шейху Мубараку были подвластны: племя ал-‘авазим, все колена племени бану мутайр (за исключением 2–3, проживавших в Неджде), подавляющее большинство колен племен ал-‘аджман и бану халид, а также несколько небольших племен.

Исследования капитана У. Шекспира показали, что территории своего традиционного обитания (даиры) племена метили васмами (племенными знаками отличия) на колодцах. Знаки эти, нанесенные еще во времена седой старины, безоговорочно признавались всеми жителями аравийской пустыни.

Правители аравийских княжеств обосновывали свои права на заявляемые ими территории, во-первых, способностью поддерживать на них, как они выражались, «мир, тишину и порядок». И, во-вторых, признанием их власти самими племенами, проживавшими на тех территориях, и потому платившими им закат.

Племена в Аравии становились под эгиду правителя того удела, кто мог оградить и уберечь их от набегов (газу) со стороны других племен. Те, кто подпадал под защиту, приносили присягу эмиру княжества (шейхства), бравшего их под свое покровительство, и платили ему дань. Поскольку шейхи кочевых племен частенько меняли своих покровителей, выбирая самого сильного и авторитетного в их крае, то видоизменялась и конфигурация границ кня- жеств-покровителей. Они либо расширялись, либо сужались – в зависимости от силы складывавшихся в них межплеменных союзов,