Kuveyt_Mozaika_vremen

жавы, Германия, к примеру, и Франция. Преследуя там свои интересы и «с завистью» наблюдая за «ростом российской политики и ее влияния», они стремились, как могли, воспрепятствовать усилению «обаяния России» в бассейне Персидского залива вообще и среди племен Прибрежной Аравии в частности (193).

В январе 1902 г., докладывал российский посол в Англии барон Гревениц, в «Палате общин проходили довольно бурные дебаты по вопросу о русском и английском влияниях в Персии под углом зрения английских интересов в бассейне Персидского залива». Подытоживая прения, министр иностранных дел Великобритании виконт Крансборн заявил, что «ни при каких обстоятельствах Англия не может уступить своего первенства в Персидском заливе», и что английское правительство будет «зорко охранять там британские интересы» (194).

Судя по всему, сообщал консул Российской империи в Багдаде А. Круглов, англичане решительно настроены на сохранение «своей гегемонии в Персидском заливе», роль которого в мировой политике резко возросла (195). «Нам нельзя игнорировать того факта, что за последнее время южная часть Месопотамии и оба берега Персидского залива начинают более рельефно, чем раньше, выступать в сфере международных отношений» (196). Для европейских государств «здешние края перестают уже быть простым объектом наблюдений, становясь источником, из которого они стремятся, во что бы то ни стало, извлечь наибольшее количество богатств и выгод соответственно государственным интересам каждого из них». Англичане, к примеру, «подобрав под себя Кувейт», хотят «проложить через него путь» в центральные и северные земли Аравии, и взять весь этот район в «британские клещи» (197).

Имея в виду продемонстрировать всем иностранным державам, а также персам и арабам Аравии силу и мощь Британской империи, и показать, «кто в этом доме хозяин», зону Персидского залива в 1903 г. (16 ноября-7 декабря) посетил со специальной миссией лорд Керзон, вице-король Индии (самый молодой, к слову, в истории Британской Индии; получил назначение на эту должность в возрасте 39 лет).

Передвигался на крейсере «Хардинг», в сопровождении боевых кораблей «Аргонавт», «Персей», «Фокс» и «Помона», а также нескольких судов поддержки (руководил эскадрой адмирал Аткинсон). Побывал в Маскате, Шардже, Бендер-Аббасе, Бендер-Бушире, Кувейте и на Бахрейне. Визит лорда Керзона в зону Персидского залива, его встречи с персами и с шейхами аравийских княжеств, как видно из документов Архива внешней политики Российской империи, со всей очевидностью указывали на то, что «Англия спешила и стремилась, пока не поздно», осуществить в этом районе мира ряд важных для нее задач. Состояли они в том, чтобы «одной ей утвердится в Персидском заливе» (198).

Принимали лорда Керзона в Кувейте пышно, по всем правилам аравийского гостеприимства. После того как корабли английской эскадры встали на рейд в Кувейтской бухте (28 ноября), шейх Мубарак в сопровождении старшего сына, шейха Джабира, побывал с визитом у лорда Керзона. Встреча проходила на борту судна «Хардинг». Прощаясь с высокими гостями, вице-король Индии преподнес им памятные подарки: шейху Мубараку – золотую саблю и десять ружей в футлярах, а шейху Джабиру – золотые часы.

На следующий день (29 ноября) лорд Керзон нанес ответный визит.

Высадился на берег со свитой в районе Шувайх, где его встречал шейх Мубарак. Почетный караул, выстроенный там, состоял из 200 всадников, восседавших на лошадях чистой арабской породы, 20 гвардейцев-знаменосцев на белых верблюдах-скороходах, и 400 вооруженных винтовками пехотинцев. В сопровождении этого караула лорд Керзон – в одном экипаже с шейхом Мубараком – проехал через весь город. В эмирском дворце лорду Керзону и находившимся с ним лицам предложили кофе с аравийскими сладостями, а затем представили «подвластных эмиру Кувейта шейхов местных племен» (199).

Впоследствии лорд Керзон не раз говорил, что шейх Мубарак был, пожалуй, «самой волевой и энергичной личностью», с которой ему довелось повстречаться во время поездки в Персидский залив. Отзывался о нем как о человеке «с острым и проницательным умом, и сильным характером», что, по его словам, объясняло и избранный

шейхом Мубараком метод прихода к власти, и стиль ведения дел в шейхстве (200).

Посетив Кувейт (28–30 ноября), лорд Керзон настоял на решении назначить в «удел Мубарака» английского политического агента. Главная его задача состояла в том, чтобы «внимательно наблюдать за поведением Мубарака» и, своевременно информируя британские власти «обо всем происходящем вокруг Кувейта», не допустить того, чтобы «проблемы Центральной Аравии выплеснулись на Залив». Первым политическим агентом в Кувейте стал Стюарт Нокс (1904–1909), а новым резидентом-координатором деятельности всех английских агентов в бассейне Персидского залива – сэр Перси Кокс.

В письме на имя Перси Кокса (от 7 августа 1904 г.) шейх Мубарак информировал его о том, что английский политический агент, С. Нокс, в Кувейт прибыл, и «принят был с честью». Все свои усилия, писал шейх Мубарак, агент Нокс, представитель британского правительства на территории Кувейта, направит на то, как это понимает он, эмир Кувейта, ознакомившись с посланием сэра Перси Кокса, чтобы «присматривать за интересами Кувейта», и оказывать помощь его правителю (201).

Появление английского политического агента в Кувейте турки восприняли крайне нервозно. В ноте, переданной министру по иностранным делам Англии турецким послом в Лондоне (10 сентября 1904 г.), отмечалось, что данный шаг Англии в Константинополе рассматривают как не отвечающий заявлениям британского правительства о поддержании статус-кво Кувейта. По информации, располагаемой турецким правительством, сказал во время встречи посол, С. Нокс прибыл в Кувейт в сопровождении 8 сипаев, а там сразу же взял на службу секретаря, из местных, некого ‘Абд Аллаха. Принялся за дело рьяно. Установил отношения с членами правящего семейства Аль Сабах. Наладил доверительные связи с главами местных торговых кланов. «Беззастенчиво», по сведениям турок, вмешивается в дела Кувейта. Даже поднял над своей резиденцией, воскликнул распалившийся не в меру посол, едва не вскочив с кресла, английский флаг (202).

Первого английского политического агента в Кувейте, С. Нокса, местные жители называли не иначе как консулом. И неслучайно. Он, действительно, выполнял консульские функции в отношении всех проживавших в Кувейте английских подданных, включая индусов и представителей других наций, в землях которых у Англии имелись колонии. В штате агенства состоял хирург (впоследствии он заведовал первой в Кувейте городской аптекой). До 1921 г. английский политический агент в Кувейте отвечал также и за работу единственного в то время в шейхстве почтового отделения, открытого англичанами в 1915 г.

Лица, занимавшие должности английских политических агентов в шейхствах Аравии, должны были обладать определенным набором знаний и качеств. Во-первых, свободно говорить по-арабски. Во-вторых, «быть замеченными», как подчеркивалось в инструкции Департамента кадров, в проявляемом ими интересе к обычаям и традициям народов этого края, их истории и культуре. В-третьих, обладать отменным здоровьем. Иными словами, – способными переносить лишения, связанные с работой на Аравийском полуострове, с его экстремальными температурными режимами и совершенно иным, чем где бы то ни было, стилем жизни. В общем, речь шла о профессионалах-интеллектуалах, с ярко выраженной тягой к познанию Аравии, ее исторического и культурного наследия (203).

В начале XX столетия Кувейт, равно как и другие, лежащие вокруг него земли, все еще являлся для подавляющего большинства европейцев terra incognita, «неизвестной землей». Любознательный арабист-востоковед, отправлявшийся на службу в Аравию, получал возможность обогатить имевшиеся на тот момент сведения об этом крае, и вписать свое имя в список исследователей Аравии.

Стюарт Нокс, проработавший в Кувейте пять лет (1904–1909), оставил заметный след в истории открытия Восточной Аравии. Совершил переход по пустыне до местечка Хафар, что в 160 милях к западу от Кувейта, где до него прежде не бывал ни один европеец.

Капитан Шекспир, сменивший С. Нокса на посту политического агента и прослуживший там шесть лет (1909–1915), прошел в 1913 г. по пустыне из Кувейта в Акабу, а в 1914 г. – в Каир. До назначения в Кувейт служил в Маскате и Бендер-Аббасе.

Огромный вклад в исследование и описание Кувейта, жизни кочевых племен, традиций, сказаний и поверий аравийцев внес полковник Харальд Диксон (занимал должность политического агента в Кувейте в период 1929-1936 гг.; после ухода в отставку и до конца жизни проработал в Кувейтской нефтяной компании). Две его книги (о Кувейте и арабах Аравии) – настоящая энциклопедия для дипломатов-арабистов, лучшее пособие по нравам и обычаям аравийцев, ярко и точно повествующая о шкале их жизненных ценностей, пристрастиях и родоплеменных связях.

Весомую лепту во всемирный хрестоматийный свод описаний Кувейта, его истории, культуры, этнографии, растительного и животного мира, внесли также Вайолет Диксон, жена полковника Диксона, и его дочь Захра.

Были среди английских политических агентов в Кувейте и такие, о ком и поныне там говорят как о «стандартах», то есть примерах для подражания, в том, что касается точности и пунктуальности. Майор Дж. Мор, например. Он проработал в Кувейте в самые тяжелые для этой страны годы, связанные с кризисом в отношениях Сабахов с Са’удами (1920–1929). Так вот, когда майор запрашивался на встречу с шейхом Кувейта, то не опаздывал ни на минуту. Являясь во дворец к назначенному времени, останавливался у парадной лестницы, и, держа часы в руках, появлялся у дверей рабочего кабинета шейха ровно в назначенный час, минута в минуту. Наглядно демонстрировал арабам, по его словам, такие качества англичан, как точность и пунктуальность.

Рассказывают, что ужинал этот педант-интеллектуал непременно в вечернем костюме, даже тогда, когда за стол усаживались только он и его жена.

Не у всех политических агентов отношения с владыками Кувейта складывались такие же теплые и доверительные, как, скажем, у капитана Шекспира или у полковника Диксона. Один из них, пишет Х. Винстоун, не называя, правда, его имени, попал к эмиру в немилость. И как только покинул Кувейт, то уборщики улиц по распоряжению правителя тотчас же тщательно промели всю дорогу между английским политическим агентством и дворцом, дабы пыль, как выразился эмир, что поднял этот заносчивый инглиз, про-

езжая по ней последний раз, не загрязняла больше чистый воздух Кувейта (204).

Виюне 1904 г. шей Мубарак и английский политический резидент в Персидском заливе договорились об открытии в Кувейте британского почтового отделения. В документе, подписанноном ими, отмечалось, что ни одно другое государство правом на учреждение в Кувейте аналогичного почтового отделения обладать не будет (205).

Постановку этого вопроса перед дирекцией почтовой службы

вБританской Индии инициировала Ассоциация торговцев Карачи. Порты Дубай и Кувейт, говорилось в их обращении, ставшие центрами торговли с Индией в бассейне Персидского залива, не имеют на своей территории почтовых отделений. В то же время пароходы компании «Бритиш Индиа», совершают туда регулярные рейсы. Отсутствие там почтовых отделений препятствует оперативному документообороту и потому требует незамедлительного решения (206).

В1904 г. англичане ознакомили шейха Мубарака с подготовленным ими планом по разграничению земель Кувейта с турецкими владениями в соседней Южной Месопотамии, который они намеревались обсудить с турками.

Поскольку все принадлежащие Кувейту острова в нем не упоминались, то план этот шейх Мубарак отклонил.

Английские колониальные власти в Индии направили в Кувейт специальную техническую комиссию. Изучив документы, она пришла к выводу, что «все острова, на которые предъявляет права Кувейт, в том числе Файлака, Варба и Бубийан (Бубиян), принадлежат ему по праву» (207).

Вполитике Британской империи в бассейне Персидского залива территориальный вопрос Кувейта являлся для англичан, по их же признанию, самым сложным. В одном из писем английскому послу в Константинополе (от 21 марта 1902 г.) лорд Лэнсдаун, министр иностранных дел Англии, отмечал: «… пришло время взглянуть фактам в лицо. Мы обременили себя невыносимым клиентом

влице шейха Кувейта». Судя по всему, – ненадежного «дикаря», на которого нельзя положиться. «Никто не знает, где его владения

начинаются, и где заканчиваются». Да и «наши обязательства в отношении него столь же плохо очерчены, как и границы его княжества» (208).

В 1904 г. произошло еще одно важное событие в жизни Кувейта – были урегулированы отношения шейха Мубарака с племянниками по вопросам недвижимой собственности на территории турецких владений в Южной Месопотамии (3750 акров земли с финиковыми садами в Фао и 375 акров земли в Давасире) (209).

Турки, как уже упоминалось в этой книге, неоднократно использовали как сам вопрос о недвижимой собственности семейства Аль Сабах в Южной Месопотамии, так и разногласия по нему между шейхом Мубараком и его племянниками, в качестве инструмента давления на эмира Кувейта. Однажды османы открыли 40 заслонок

вречных дамбах, и намеренно затопили принадлежавшие Сабахам земельные угодья. Это отрицательно сказалось на урожае фиников, и, как следствие, – на доходах шейха Мубарака.

Кстати, за пользование этими землями Сабахи платили туркам харадж (налог), всегда вовремя и сполна. В 1829 г., к примеру, при шейхе Джабире I, он, по подсчетам Дж. Лоримера, составил 40 мешков риса и 400 мешков фиников. Лично губернатор (вали) Басры получал от Сабахов – вместе с уплатой хараджа – богатый подарок: выходной халат, скажем, расшитый самоцветами пояс или лошадь чистой арабской породы.

Племянники шейха Мубарака, сообщал в Лондон английский посол в Константинополе О’Коннор (депешей от 25 мая 1905 г.), получили при разрешении спора земельные наделы, а также деньги,

всумме 2296 турецких лир. Шейх Мубарак выдал им также два гарантийных письма на выплату еще двух сумм: 2000 турецких лир в течение последующих 45 дней и 3000 турецких лир в течение последующих 91 дня (210).

Для покрытия финансовых нужд Кувейта, в том числе обязательств перед племянниками, шейх Мубарак обращался с просьбой о предоставлении кредита к английским колониальным властям в Индии. Было принято решение: беспроцентный кредит – в размере 100 000 индийских рупий – эмиру Кувейта выделить. Погасить кредит шейх Мубарак обязался до конца 1905 г., двумя платежами, по

50 000 индийских рупий каждый (по окончании сезона сбора фиников в 1904 и 1905 гг.). Заимствовать деньги на эти цели, у кого бы то ни было, без получения одобрения на то со стороны англичан, он не имел права.

Кредит (100 000 рупий наличными) англичане доставили шейху Мубараку из Индии, на судне «Сфинкс». Платежи указанных сумм племянникам, выплаченные полностью и в срок, осуществлялись через английское консульство в Басре (консул выступал в качестве свидетеля) (211).

В 1907 г. шейх Мубарак сдал англичанам в аренду – за 60 000 индийских рупий в год – две мили своей территории в западной части побережья, где располагается сегодня порт Шувайх.

Изменения в подходе турок к шейху Мубараку ясно обозначились только в 1911 г. Именно тогда в обращениях к нему турецких властей они стали величать его уже не каиммакамом казы Кувейт, а правителем Кувейта и вождем кувейтских племен.

Во втором десятилетии XX столетия во весь голос заявили о себе в Аравии ихваны (братья мусульмане). Они называли себя слугами Аллаха. Миссию свою видели в том, чтобы очистить земли Аравии, «колыбели ислама», от моральной распущенности. Ратовали за строгое соблюдение мусульманами норм жизни, сформулированных в Коране.

Ихваны осуждали употребление табака и алкоголя, азартные игры и гадание, проституцию, ношение шелковых одежд и золотых украшений, обрезание усов и бород (212). Человека, курившего на улице, придавали, случалось, даже смерти. Женщину, покидавшую свое жилище ночью и будучи заподозренную в недостойном поведении, – забрасывали камнями и прилюдно пороли.

Полковник Х. Диксон, один из лучших, на взгляд автора этой книги, исследователей-портретистов арабов Аравии, их обычаев и традиций, пишет, об ихванах, как о людях «честных, искренне веривших в Бога». Ихванизм, движение неджских мусульман, принявших на вооружение идеи имама Ахмада ал-Ханбаля (780–855), яркого представителя школы шафиа’ в суннизме, – это, по мнению Х. Диксона, «возрожденный ваххабизм» (213).

Движение ихванов, охватившее Аравию в 1914–1931 гг., зародилось в 1912 г., в Эль-Артавиййи, в Неджде, в центре даиры (земель обитания) племени ал-мутайр. Его сразу же поддержало воинственное племя ал-харб. Свои идеи и убеждения ихваны распространяли силой. К 1915 г. движение ихванов приобрело такой размах, что, что могло подточить, как понимал эмир Ибн Са’уд, и его собственную власть в Неджде. Тогда-то, докладывал британский офицер-разведчик Гилберт Клейтон, эмир Ибн Са’уд и решил «обуздать ихванов», поставить их на службу своим целям. Он присоединился к ихванам и стал их имамом (лидером) (214). Поступил по примеру своего великого предка, принявшего некогда ваххабизм

изаложившего первое королевство Са’удов. Титул имама ихванов давал эмиру Ибн Са’уду право собирать закат (налог на имущество

идоходы) и направлять активность ихванов по нужному ему руслу. Действуя целеустремленно и трезво, он с их помощью ослабил межплеменные и внутриплеменные связи, и поменял в сознании бедуина понятие верности племени, доминанту жизни кочевника, на понятие верности Аллаху и эмиру. Создал в Аравии принципиально новую общинную идентификацию – поселенцев-земледель- цев (215).

Вто время, считают многие исследователи жизни и деятельности основателя Королевства Саудовская Аравия, движение ихванов являлось в руках эмира Ибн Са’уда чуть ли не единственным действенным инструментом по налаживанию структуры власти среди разрозненных племен Северной Аравии (216).

Филби-старший, знаменитый английский разведчик, отмечал в своих воспоминаниях, что эмир Ибн Са’уд попросту «рекрутировал ихванов»: «разместил их поселениями» и сделал эффективным инструментом по реализации его политических целей и амбиций (217).

Российские дипломаты, работавшие в Джидде, сообщали, что редко какие племена переходили в ихванизм целиком и полностью. Одни семейно-родовые клана в них принимали это учение и следовали ему, другие – нет. Примером тому – племена ал-кахтан и ал-‘утайба, бану харб и даже бану мутайр, которое сами бедуины именовали «сердцем ихванов».

Упоминавшийся выше сэр Гилберт Фолкингэм Клейтон (1875– 1929), британский колониальный администратор, известный офи- цер-разведчик, бригадный генерал, оставил заметный след в анналах истории многих стран Арабского Востока. Служил в Судане и Египте. Был советником египетского правительства. Исполнял обязанности британского Верховного комиссара Палестины, а затем (1928–1929) занимал аналогичную должность в Месопотамии. Возглавлял английскую миссию на переговорах с Ибн Са’удом (1925). Секретарем этой миссии состоял, к слову, Георг Антониус, служащий Департамента образования правительства Палестины, написавший впоследствии увлекательную книгу «Пробуждение арабов» («Arab Awaking»). Г. Клейтон – один из отцов-основателей знаменитого Арабского бюро, спланировавшего и организовавшего Арабское восстание, наставник Т. Лоуренса и многих других блистательных офицеров английской разведки.

Будучи бедуинами, ихваны оставили кочевой образ жизни, и сделались поселенцами-земледельцами, этакими «казаками Аравии», по выражению российских дипломатов. Такой переход к новому образу жизни получил в племенах Северной Аравии название новой хиджры, известного в истории ислама переселения первых мусульман из Мекки в Йасриб, переименованный впоследствии в Мадину (Медину, Город Пророка). Свои оседлые коммуны ихваны называли худжжарами, то есть пристанищами новых мухаджиров (переселенцев). Жизнь в них посвящали земледелию, изучению Корана, боевой подготовке и военным походам в целях «очищения» Аравии от «наслоений скверны». Иными словами, ихваны были хорошо подготовленными в военном отношении поселенцами-опол- ченцами, беззаветно преданными своему имаму.

Центром их движения стало, как уже упоминалось выше, первое поселение ихванов в Эль-Артавиййи, заложенное в декабре 1912 г., а ядром движения – племена ал-мутайр и ал-харб. Славились они доблестью и отвагой, дерзкими набегами на «чужие земли»; отличались крайней недоброжелательностью и неприветливостью к чужакам-иноземцам. Всего ихваны основали 200 поселений (218).