20120921

б) на общественные отношения, основанные на принципе осуществления экономической деятельности на законных основаниях – ст. 171, 172, 189, 191, 193; в) на общественные отношения, основанные на принципе добросовестной конкуренции субъектов экономической деятельности – ст. 178, 180, 183, 184; г) на общественные отношения, основанные на принципе добропорядочности субъектов экономической деятельности – ст. 176, 177, 185, 190, 194 – 199; д) на общественные отношения, основанные на принципе запрета криминальных форм поведения в экономиче-

ской деятельности – ст. 170, 173 – 175, 179, 181, 186 – 188, 19670.

Отметим, что в юридической литературе указанная классификация также подвергается критике. Так, с точки зрения Л. С. Аистовой, мнение которой мы разделяем, приведенные Н. А. Лопашенко принципы не являются общепризнанными71, поэтому строить систему экономических преступлений на основании избранного автором критерия вряд ли целесообразно.

В. Ф. Лапшин, в зависимости от объекта преступного посягательства, под которым он понимает общественные отношения, складывающиеся в сферах административно-экономической (управленческой), хозяйственной, монополистической и финансовой деятельности, предлагает выделять следующие группы экономических преступлений:

1.Административно-экономические (управленческие) пре-

ступления. Каждое из них характеризуется совершением незаконных действий должностных лиц органов публичной власти, направленных на отношения, возникающие в сфере: а) управленческой деятельности государства в области экономики; б) получения заинтересованным лицом прав на осуществление предпринимательской (экономической) деятельности. К таким преступлениям относятся составы, предусмотренные ст. 169 и 170.

2.Хозяйственные, в том числе внешнеэкономические преступления. Основными видами отношений, на которые на- правлены данные уголовно-наказуемые деяния, являются: а)

70См.: Лопашенко Н. А. Преступления в сфере экономической деятельности(Комментарийкглаве22 УКРФ). Ростов-н/Д., 1999. С. 42–43.

71См.: Аистова Л. С. Незаконное предпринимательство. СПб., 2002. С. 80.

141

легитимность процесса получения статуса хозяйствующего субъекта; б) отношения по поводу законного систематического получения прибыли от осуществления предпринимательской деятельности; в) внутренний и внешний рынок продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг. К данным преступлениям им относятся общественно опасные деяния, предусмо-

тренные ст. 171 – 173, 175, 188 – 190.

3. Преступленияэкономическогодоминирования72 инедобро-

совестной конкуренции. Эти посягательства направлены на отношения, возникающие при: а) представлении хозяйствующими субъектами контролирующим органам власти и управления информации о своем положении на товарном рынке; б) обеспечении защиты сведений, которые составляют коммерческую и иную тайну; в) соблюдении свободы заключения договора и правил конкурентной борьбы на рынке товаров, работ и услуг. К данной группе преступлений относятся те, которые предусмо-

трены ст. 178, 179, 180, 181, 182, 183, 184, 1851.

4. Финансовые преступления. В зависимости от вида финансовой деятельности к таким преступлениям названный выше автор предлагает относить общественно опасные посягательства на отношения: а) образования финансов (ст. 185 – 187); б) распределения финансов (ст. 176, 194 – 1992); в) использования финансов

(ст. 174, 1741, 177, 191 – 193 УК)73.

Согласимся с мнением Л. Л. Кругликова, редактором учебного пособия, в котором изложена указанная классификация, о том, что она также не является бесспорной, поскольку сужает пониманиеэкономическихпреступленийирасходитсястолкованиемихв отдельных зарубежных уголовно-правовых актах74.

72Под доминирующим положением, по мнению В. Ф. Лапшина, следует понимать исключительное положение хозяйствующего субъекта на рынке определенного товара, дающее ему возможность оказывать решающее влияние на конкуренцию, затруднять доступ на рынок иным хозяйствующим субъектам или иным образом ограничивать свободу их экономической деятельности (См.: Лапшин В. Ф. Финансовые преступления / под науч. ред. Л. Л. Кругликова. М., 2009. С. 24).

73См.: Лапшин В. Ф. Указ. соч. С. 23–25, 28.

74См.: Там же. С. 5.

142

Классификация, предложенная А. А. Аслахановым, базируется на общественных отношениях, характеризующих групповой объект преступлений, предусмотренных гл. 22. По этому основанию автор выделяет четыре группы норм о соответствующих преступлениях: а) об ответственности за преступления в сфере производства – ст. 169, 171–173, 178, 183; б) об ответственности за преступления в сфере обмена – ст. 170, 174, 175, 179, 185–191; в) об ответственности за преступления в сфере распределения – ст. 191–199; г) об ответственности за преступления в сфере по-

требления – ст. 181, 184, 18675.

Основная критика данной классификации вызвана с исключением автором из вышеперечисленной системы норм, предусмотренныхст. 176, 177 и180. Приэтомонникакнеобосновывает отсутствие данных составов преступлений в предложенной им классификации. Представляется, что вряд ли ее можно считать удачной, поскольку она не является полной и не несет в себе ни практической, ни теоретической ценности.

Отметим, что в юридической литературе встречаются и нетрадиционные классификации преступлений в сфере экономической деятельности. В частности, И. А. Клепицкий предложил разделить нормы об ответственности за экономические преступления, взявзаосновукритерийихэволюционногоразвития. Все преступления, предусмотренные гл. 22, он разделил на четыре группы: а) существовавшие в дореволюционном уголовном законодательстве, а в последующем воспринятые советским и рос-

сийским законодательством – ст. 175, 180, 186, 188, 191, 198, 199;

б) «унаследованные» от советского права – ст. 192; в) сформировавшиеся подвлиянием зарубежного и «старого» русскогоправа, не существовавшие в советском праве – 171, 174, 1741, 176, 178, 183, 185, 1851, 187, 189, 195–197; г) новые нормы – 169–1711, 173, 177, 179, 181, 184, 190, 193, 19476.

Данная классификация хотя и является своеобразной, однако врядлипредставляеткакую-либопрактическуюценность. Кроме

75См.: АслахановА. А. Проблемыборьбыспреступностьювсфере экономики (криминологический и уголовно-правовой аспекты): авто-

реф. ... д-ра юрид. наук. М., 1997. С. 27–28.

76См.: Клепицкий И. А. Указ. соч. С. 44–45.

143

того, как справедливо отмечает Б. В. Волженкин, она содержит отдельные неточности. Так, например, подкуп участников спортивныхсоревнований(ст. 184) ширококриминализованвуголовном законодательстве США, однако автор отнес данное преступление не к третьей, а к четвертой из указанных выше групп77.

Некоторые ученые в качестве критерия классификации выбирают признаки объективной или субъективной стороны либо проводят систематизацию с учетом особенностей субъектов экономических преступлений. Приведем в качествепримера некоторые из таких классификаций.

Так, Т. Ю. Погосян предлагает систематизировать общественно опасные деяния в сфере экономической деятельности в зависимости от способа совершения преступления. По этому критерию она выделяет девять групп преступлений, совершаемых 1) в сфере экономической деятельности, должностными лицами с использованиемслужебныхполномочий– ст. 169, 170; 2) путемнезаконного использования прав на осуществление экономической деятельности – ст. 171–173; 3) с использованием незаконно приобретенного, полученного или удерживаемого имущества – ст. 174–177; 4) с использованием монопольного положения на рынке или принуждения – ст. 178, 179; 5) с использованием обмана или подкупа – ст. 180–184; 6) путем злоупотреблений при выпуске ценных бумаг либо путем изготовления или сбыта денег, ценных бумаг, кредитных, расчетных карт или иных платежных документов – ст. 185–187; 7) с использованием прав участника внешнеэкономической деятельности – ст. 188–190; 8) путем незаконного обращениясвалютнымиценностями– ст. 191–193; 9) путемуклоненияот имущественных обязательств – ст. 194–19978.

Предложенная классификация также вызывает ряд замечаний. Во-первых, она выглядит слишком громоздкой, что затрудняет пользование ею. Во-вторых, в некоторых преступлениях способы их совершения могут быть альтернативными либо во-

77Волженкин Б. В. Преступления в сфере экономической деятельности по уголовному праву России. СПб., 2007. С. 88.

78См.: Погосян Т. Ю. Уголовное право: Особенная часть. М., 1998.

С. 267–332.

144

общеотличнымидруготдруга, еслиучитыватьквалифицированные виды соответствующих деяний.

Отдельные авторы предлагают делить нормы гл. 22, взяв в качестве критерия классификации особенности субъекта преступлении. Так, Л. В. Бирюков, используя данное основание, объединил рассматриваемые преступления в две группы: преступные деяния, совершаемые лицами,

1)обеспечивающими государственное регулирование экономической деятельности – ст. 169, 170;

2)представляющими субъектов экономической деятельно-

сти – ст. 171–174, 176, 177, 180, 182, 185, 191 – 193, 195–198 УК79.

Предложенная классификация не включает в себя целый ряд норм, предусмотренных гл. 22, в связи с чем говорить о ее полнотеизавершенностинеприходится. Указанноеобстоятельствоотрицательно сказывается на практической ценности этой классификации и ее теоретической значимости.

Как видно, классификация преступлений в сфере экономической деятельности связана с рядом объективных трудностей: сложностью установления объекта многих преступлений; казуистичным законодательным описанием признаков составов

вдиспозициях норм; несоответствием законодательной формы описания деяния его содержанию в новых нормативных актах, к которым отсылают диспозиции большинства норм80.

Подводя итог краткому анализу мнений ученых относительно систематизации преступлений в сфере экономической деятельности, следует согласиться с мнением П. С. Яни о том, что «… бесспорно удачной классификации групп объектов экономических преступлений не предложено до сих пор, да и, видно, создать такую классификацию весьма затруднительно в

79См.: Бирюков Л. В. Предприятия с иностранным капиталом. Представительства и финансы инофирм: Деятельность в России. Порядок регистрации. Отчетность и налогообложение. М., 1997. С. 94–95.

80См.: Кузнецов А. П. Преступления в сфере экономической деятельности: понятие, место, классификация // Следователь. 2000. № 2.

С. 8.

145

принципе»81. Такую же позицию высказывает в своем исследовании Н. Н. Маршакова82.

§ 4. Законодательныедефектынорм, предусматривающихответственность запреступлениявсфере экономическойдеятельности

Нормы действующего российского уголовного законодательства об ответственности за преступления в сфере экономической деятельности неоднократно подвергались критическому анализу ученых-криминалистов. Комплексноеизучениенормативныхустановлений, закрепленных в гл. 22, с учетом последних изменений, внесенных в уголовный закон, позволяет сделать вывод о том, что они имеют существенные юридико-технические дефекты, основными из которых являются: а) нарушение требований системности при формулировании уголовно-правовых запретов; б) произвольность выбора криминообразующих признаков соответствующих составов преступлений; в) пренебрежение правилами техникоюридического конструирования уголовно-правовых предписаний.

Бесспорно, чтоформулированиеуголовно-правовыхнормтре- бует соблюдения определенных правил и приемов законодательной техники. При этом «...главной задачей, – указывает А. Д. Антонов, – является достижение соответствия между формой закона и его сущностью, замыслом законодателя и его воплощением. Только при решении указанной задачи можно рассчитывать на будущую эффективность новеллы»83. Конструирование оптимальной нормыпредполагаетвыполнениеправилзаконодательнойтехники, а именно: соблюдение принципов дифференциации ответственности, стройность уголовно-правовой нормы, единообразие использования технических приемов ее построения (унификация), вы-

81 См.: Уголовное право России. Особенная часть / под ред. И. Э. Звечаровского. М., 2004. С. 226.

82Маршакова Н. Н. Классификация в российском уголовном законодательстве (теоретико-прикладной анализ). Н. Новгород, 2009. 208 с.

83Антонов А. Д. Теоретические основы криминализации и декриминализации: дис. ... канд. юрид. наук. Ижевск, 2001. С. 116.

146

держанностьатрибутики, максимальнуюкомпактностьизложения, строгость стиля, ясность языка, определенность терминологии.

Требование стройности архитектоники включает в себя: а) унифицированный подход к обозначению структурных частей статьи; б) единообразное формулирование заголовков статей; в) установление относительной соразмерности между частями статей и смежными составами преступлений.

Применительно к уголовному праву данные требования воплощены, прежде всего, в принципе определенности и единства терминологии: «Криминализация в законе любого общественно опасного деяния … должна осуществляться в определенных с точкизренияязыкатерминах, – единыхдлядействующегоуголовного законодательства»84. Поскольку при описании элементов состава того или иного экономического преступления довольно часто используются какие-либо новые дефиниции или оценочные понятия, необходимо иметь в виду, что таковые должны быть расшифрованы либо в самом уголовном законе (например, понятия крупного / особо крупного размера (ущерба); дефиниции: «финансовые операции и другие сделки с денежными средствами или иным имуществом», «манипулированиеценаминарынкеценныхбумаг» ит. д.) либо, если диспозиция нормы имеет бланкетный характер, в ином нормативно-правовомакте(например, понятия«предпринимательская деятельность», «недопущение, ограничение или устранение конкуренции», «эмиссия ценных бумаг» и т. п.).

Несомненно, юридическая терминология является важнейшим компонентом законодательной техники, ибо с ее помощью достигается формальная определенность права. Именно благодаря ей «мысль …воплощается в законодательной формуле»85. Система уголовного законодательства получает свое внешнее оформление с помощью языка, который в данном случае выполняет функцию носителя информации о содержании уголовного законодательства вообще и уголовно-правовых запретов в особенности. Язык есть средство фиксации мысли и воли законода-

84Основания уголовно-правового запрета. М., 1982. С. 238.

85Яцеленко Б. В. Противоречия уголовно-правового регулирова-

ния: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 1997. С. 279.

147

теля, с него начинается и им завершается процесс формирования и формулирования уголовного закона.

Таким образом, можно сделать вывод, что оптимальность той или иной нормы, содержащей информационную модель запрещаемого поведения, в конечном счете зависит от ее «технологичности», тоестьсовершенствазаконодательнойконструкции. «При этом необходимо исходить из презумпции соблюдения законодателем всех требований, предъявляемых к криминализации соответствующего деяния. Степень полноты отражения в законе всех существенных признаков выявленной формы общественно опасного поведения почти полностью зависит от уровня развития законодательной техники, от того, насколько законодателю с помощью данной техники удастся добиться четкости и ясности уголовно-правовой нормы»86. К сожалению, в отношении норм, устанавливающих ответственность за преступления, совершаемые в сфере экономической деятельности, приходится констатировать, что наличие нечетких формулировок, противоречивость отдельных законодательных установлений, закрепленных в ней, создает значительные сложности в их применении на практике. В этой связи совершенно справедливыми являются слова И. Я. Козаченко о том, что «многоплодие законов не есть спасение от их некачественности и слабой эффективности»87.

Несоблюдение требований конструирования уголовноправовых норм можно, в частности, проиллюстрировать на примере ст. 174 и 1741. В ст. 174 «Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем», указана цель – придание правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами или иным имуществом – она включена в диспозицию. А в ст. 1741 «Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления», прямого указания на цель нет, она, по всей вероятности, подразумевается. В результате, в отли-

86Антонов А. Д. Указ. соч. С. 111.

87Козаченко И. Я. Криминологическая обусловленность уголовноправовых норм // Реагирование на преступность: концепции, закон,

практика. М., 2002. С. 18.

148

чие от ст. 174, совершение в крупном размере финансовых операций и других сделок с денежными средствами или иным имуществом, приобретенными лицом в результате совершения им преступления, либо использование указанных средств или иного имущества для осуществления предпринимательской или иной экономической деятельности, признается преступным, даже если указанной в ст. 174 цели лицо не преследует.

Получается, что законодатель требует вменять ст. 1741 во всех случаях использования лицом в гражданском обороте имущества, похищенного им, полученного в качестве взятки, в качестве дохода от незаконного предпринимательства и т. п. Учитывая, что в таких ситуациях у лица нет намерения совершить преступление, от правоприменителя, по сути, требуется нарушить принцип законности (ст. 3).

Тем не менее судьи, как показывает изучение правоприменительной практики, не всегда руководствуются этим решением законодателя и зачастую оправдывают лицо, ссылаясь на то, что цели легализации при совершении подсудимым указанных действий не установлено. В связи с этим мы согласны с Э. С. Мурадовым, который пишет: «Очевидно, что буква уголовного закона в этой части должна быть приведена в соответствие с его смыслом»88, ипредлагаемизложитьч. 1 ст. 1741 суказаниемцели,

а именно: «в целях придания правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами или иным имуществом».

К числу норм с дефектами, нарушающими принципы построения УК, также следует отнести и ч. 2 ст. 176, где определяется ответственность за использование государственного целевого кредита не по прямому назначению. По этой норме, в частности, может бытьпривлеченокответственностидолжностноелицо, получившее государственный целевой кредит в форме бюджетного кредита и допустившее его нецелевое расходование. В данном случае применению подлежит именно ч. 2 ст. 176, а не ст. 2851 («Нецелевое расходование бюджетных средств»), так как в последней говорится

88 Мурадов Э. С. Мотивы и цели в преступлениях в сфере экономической деятельности // Соискатель. 2004. № 1. С. 33–36.

149

обюджетныхсредствах, которыенеявляютсягосударственнымцелевым кредитом и предоставляются не на условиях возвратности89. Приэтомобязательнымусловиемнаступленияответственностивыступаеткрупныйразмернецелевогорасходованиякредита, который

вст. 176 составляет 1,5 млн рублей (причем до недавнего времени этот размер составлял сумму, превышающую двести пятьдесят тысяч рублей). Такой же размер установлен и в основном составе преступления, предусмотренного ст. 2851. Однако сроки наказания

ввиделишениясвободывпервомивторомслучаеразные.

Если любое лицо (общий субъект), виновное в незаконном получении или использовании не по прямому назначению государственного целевого кредита на сумму, превышающую 1,5 млн руб. (ч. 2 ст. 176), ожидает наказание сроком до пяти лет, то должностное лицо (специальный субъект), израсходовавшее нецелевым образом бюджетные средства на аналогичную сумму, может чувствовать себя относительно спокойно, поскольку только в крайнем случае его ожидает наказание в виде лишения свободы на срок до двух лет.

Если сумма израсходованных не по целевому назначению бюджетных средств превысит размер 7,5 млн рублей, то виновное должностноелицоможетбыть подвергнуто такомуже наказанию(насрокдопятилет), котороеустановленовч. 2 ст. 176. Но данное обстоятельство не учтено в ст. 176, где не предусмотрена дифференциация уголовной ответственности для такого случая. Хотя, безусловно, степень общественной опасности деяния при этом увеличивается.

На основании изложенного можно сделать вывод о том, что законодатель считает нецелевое расходование крупных бюджетных средств должностными лицами гораздо менее общественно опасным, нежели нецелевое расходование бюджетного целевого кредита, совершенное тем же должностным лицом или другими руководителями90. Основания, по которым принято подобное ре- шение, остаются за рамками понимания.

89См.: Волженкин Б. В. Служебные преступления: Комментарий законодательства и судебной практики. СПб., 2005. С. 124.

90См.: Лопашенко Н. А. Преступления в сфере экономики: Авторский комментарий к уголовному закону (радел VIII УК РФ). М., 2006.

150