94 Смысл тревоги

Страхи, маскирующие тревогу

Я полагаю, что две упомянутые особенности детских страхов — их иррациоо

нальный и непредсказуемый характер — можно объяснить, если допустить,

что многие из так называемых “страхов” представляют собой не страх как

таковой, но скорее проявление скрытой тревоги в объективированной форр

ме. Считается, что страх есть избирательная реакция, но детские “страхи” не

похожи на специфическую реакцию, связанную с конкретным стимулом. Если

же предположить, что эти страхи являются проявлением тревоги, становится

понятным тот факт, что они направлены на “воображаемые” объекты. Известт

но, что тревога у детей (как, впрочем, и у взрослых) часто перемещается, так

что ее предметом становятся призраки, ведьмы и другие объекты, не связанн

ные с объективным миром ребенка. Тем не менее, такая тревога выполняет

важную функцию в субъективном мире ребенка, особенно в сфере его

взаимоотношений с родителями. Другими словами, страхи могут скрывать за

собой тревогу.

Это может происходить следующим образом: ребенок испытывает тревогу в

своих взаимоотношениях с родителями. Он не способен справиться с этой трее

вогой непосредственно, например, сказав себе: “Я боюсь, что мама меня не люю

бит”, — поскольку это усилило бы тревогу ребенка. Иногда родители помогаа

ют ему скрывать тревогу, утешая и ободряя ребенка, что не затрагивает

стержня его тревоги. Тогда тревога переносится на “воображаемый” объект. Я

ставлю термин “воображаемый” в кавычки по той причине, что при глубоком

анализе иррациональных страхов можно открыть, что таинственный объект

замещает собой какогоото абсолютно реального человека из окружения ребенн

ка. Конечно, подобный процесс перемещения тревоги происходит и у взросс

лых, но взрослые люди успешнее рационализируют свою тревогу, так что ее

предмет кажется более “логичным” и “разумным”.

Наша гипотеза, согласно которой эти страхи выражают стоящую за ними трее

вогу, помогают также понять, почему ребенок боится не тех животных, котоо

рые его окружают, а, скажем, гориллу или льва. Страх по поводу животных чаа

сто представляет собой проекцию тревоги, переживаемой ребенком во

взаимоотношениях с ближними (например, с родителями). Случай маленького

Ганса, описанный Фрейдом, является классическим примером такого процесс

са14. Я думаю, что боязнь животных также может быть проекцией агрессивных

чувств ребенка, направленных на членов семьи. Эти чувства вызывают тревоо

гу, поскольку реализация их в действии повлекла бы за собой наказание или

неодобрение.

Наша гипотеза позволяет, кроме того, понять, почему детские страхи столь нее

предсказуемы и изменчивы. Если страхи выражают скрытую тревогу, то тревоо

ииголохисп яинерз икчот с аговерТ95

га может перемещаться, фиксируясь то на одном, то на другом объекте. То, что

при внешнем анализе кажется непоследовательностью, на более глубоком

уровне нередко оказывается вполне последовательным. Сам Джерсильд говоо

рит о связи непостоянных страхов с тревогой, стоящей за ними:

“Когда в жизни ребенка существуют сложности, беспокоящие его с

разных сторон, за исчезновением одного вида страхов вскоре может

последовать появление какогоото другого, несколько иного хаа

рактера”15.

Через несколько лет после выхода первого издания этой книги я беседовал с

Джерсильдом, и он согласился с моим выводом о том, что подобные страхи на

самом деле являются проявлением тревоги. Он удивлялся, что сам не подумал

об этом раньше. Мне кажется, что такая неспособность увидеть очевидное

показывает, насколько трудно сойти с проторенной дороги традиционных

представлений.

Другим подтверждением гипотезы о том, что эти детские страхи выражают

тревогу, является еще одно наблюдение: часто попытка успокоить ребенка с

помощью слов не помогает ребенку преодолеть (а не спрятать) свои страхи.

Гольдштейн считал, что при конкретном страхе слова зачастую помогают ослаа

бить накал эмоции. Если ребенку, например, кажется, что загорелся дом, его

страх можно устранить, показав, что никакой опасности нет. Но если опасения

ребенка выражают скрытую за ними тревогу, беспокойство сохранится или пее

реключится на новый объект.

Косвенно нашу гипотезу поддерживает и тот факт, что “страхи” ребенка тесно

связаны с аналогичными эмоциями его родителей. Исследование, проведенное

Хэгманом, показало, что коэффициент корреляции между выраженными детт

скими страхами и страхами матери составляет 0,66716. Джерсильд выявил “явв

ное соответствие между частотой страхов у детей из одной и той же семьи; коо

эффициент корреляции колеблется от 0,65 до 0,74”17. Джерсильд объясняет это

тем, что страхи родителей “влияют” на страхи детей, то есть ребенок учится

бояться некоторых вещей, потому что их боятся родители. На мой взгляд, в таа

ком объяснении имеются пробелы. Существует другое объяснение, о котором

так много говорили, что оно уже звучит банально: главным источником тревоо

ги детей являются их взаимоотношения с родителями18.

Итак, я предполагаю, что связь страхов детей со страхами их родителей, а такк

же взаимосвязь страхов у братьев и сестер из одной семьи объясняется тем,

что за этими страхами стоит перемещенная тревога. Другими словами, если

родители в семье испытывают интенсивную тревогу, она неизбежно окрашии

вает их взаимоотношения с детьми, что, в свою очередь, усиливает тревогу (то

есть страхи) у детей.