234 Смысл тревоги

Ее поведение представляло собой совокупность тщательно разработанных

способов ублажения окружающих и поддержания с ними доброжелательных

отношений. При опоздании на беседу она пускалась в ненужные извинения, а

когда ктоото оказывал ей помощь, рассыпалась в излишних благодарностях. В

одном из интервью с социальным работником Нэнси позволила себе чуть поо

высить голос, пытаясь избежать обсуждения своего детства; на следующий

день она, ужасно обеспокоенная, специально зашла в офис социального работт

ника, чтобы узнать, не обиделся ли тот. Она никогда не позволяла себе делать

выпады в адрес других людей и даже своего отчима, который часто давал ей

для этого повод. У Нэнси была формула: “Раз уж приходится жить вместе с

людьми, нужно с ними ладить”.

Ее постоянные утверждения, что одиночество являлось единственным мотивом

для интимной связи и сексуальных отношений с первым приятелем, можно

интерпретировать следующим образом: Нэнси использовала секс, чтобы достаа

вить ему удовольствие и таким образом удержать его возле себя. Ее очень расс

страивала необходимость когоото обманывать. Она несколько раз повторяла,

что когдаанибудь расскажет будущей свекрови всю правду о своей беременноо

сти, потому что не может выносить разделяющую их ложь, хотя в данный моо

мент это и не было объективной проблемой. В юности Нэнси часто получала

от отчима деньги на карманные расходы; она ни разу не могла утаить это от

матери, хотя знала, что мать отнимет у нее все деньги и потратит их на спиртт

ное. Все это позволяет нам обрисовать Нэнси как личность, для которой любое

отвержение является серьезной угрозой и которая должна поэтому ублажать

окружающих всеми возможными способами. Ее безопасность в межличностт

ных отношениях была столь хрупкой, что малейшая агрессия, злая воля, ссора

или ложь, пусть даже оправданная, могли ее разрушить, а за этим последовал

бы приступ невыносимой тревоги.

Позже, по результатам теста Роршаха, мы убедились, что добросовестность в

работе была для Нэнси способом добиться принятия. Хотя у нее никогда не

было проблем с поступлением на работу и сохранением рабочего места, она

всегда беспокоилась об этом и считала, что при малейшей оплошности ее увоо

лят. “Всегда найдутся желающие занять твое место, если ты вдруг не удерр

жишься на цыпочках”. Повторяющееся выражение “удержаться на цыпочках”

очень удачно описывает данный вид тревоги, при котором индивидуум пытаа

ется избежать несчастья, постоянно поддерживая себя в состоянии напряженн

ного равновесия.

Теперь давайте углубимся в рассмотрение детства Нэнси как источника этого

паттерна тревоги. Ее воспоминания — это кусочки мозаичного портрета рее

бенка, за которого мать крепко цеплялась и в то же время сурово отвергала.

По рассказам тети Нэнси знала, что для ее матери как до развода, так и после

йеретам хинжумазен еинаводелссИ235

разъезда с мужем было нормальным оставлять двухлетнюю дочь дома одну.

Одно из самых ранних воспоминаний Нэнси касалось того, как отец похищает

ее, трехлетнюю, из дома матери, где она была оставлена в одиночестве. Когда

они ехали в такси домой к отцу, Нэнси отчаянно кричала и звала маму. Затем

мама пришла с полицейским, чтобы вернуть ребенка. Нэнси поделилась и мноо

жеством других детских воспоминаний, в каждом из которых присутствуют

следующие элементы: (а) мать оставляла Нэнси одну; (б) без должного прии

смотра Нэнси получала телесные повреждения (например, падала с лестницы

в погребе); (в) мать возвращалась домой, но была в “невменяемом состоянии”.

Нэнси пояснила: “Моя мама больше занималась хождением по барам, чем своо

ими детьми”.

Понятно, что и во втором браке мать продолжала отвергать ребенка, хотя и в

меньших масштабах. Следующий за этим период, когда “у нас был замечательь

ный домик в пригороде”, был для Нэнси временем счастливого детства в Эдемм

ском саду. При рассмотрении своего прошлого она связывает начало настояя

щих неприятностей с уходом из дома в возрасте двенадцати лет.

“После этого моя мама стала психически неуравновешенной, и они с

отчимом начали постоянно ходить по барам. Иногда они брали меня

с собой, но мне это не нравилось. Иногда они вообще не ночевали

дома. Конечно, они оставляли со мной девушку, но ведь я просыпаа

лась утром и не находила их. Это неправильно... Я страшно беспоо

коилась, что с ними чтоото случилось. Потом, когда мне исполнилось

шестнадцать, моя мама стала совсем плоха”.

Нэнси не осуждала мать за аморальность, а обвиняла только в том, что на нее

стало невозможно положиться. Нэнси не уточнила, что значит “стала совсем

плоха”. В этом месте интервью она возвратилась к воспоминаниям: “Но когда

мы жили в пригороде, она была такой хорошей матерью”.

Нэнси очень не любила рассказывать о своем детстве, чувствовала при этом

дискомфорт, хваталась за сигарету и заявляла, что такие разговоры смущают

ее и заставляют “нервничать”. Она заметила, что может припомнить только соо

бытия, но не чувства, и добавила: “Странно: вы должны думать, что я помню

свои чувства к маме, судя по тому, как я нуждалась в ней в детстве”. В этом

проявлялась ее потребность блокировать не только аффект, связанный с отт

вержением в детском возрасте, но и аффект, вызванный рассказом об этих соо

бытиях. При рассказе об отвержении эмоциональная вовлеченность и “нервозз

ность” полностью выбили ее из колеи. В течение следующих двух бесед она

старательно сдерживала себя и старалась не показывать больше никакой эмоо

циональной вовлеченности.