1) А (опыт автора) не равен а1 (опыту читателя)

Тем не менее условием понимания является наличие в опыте читателя аналогичных, созвучных, близких и т.п. элементов тем элементам душевного опыта художника, которые нашли выражение в его произведении: к примеру, для понимания какой-либо басни, говорил Потебня, необходимо, «чтобы слушатель или читатель нашел в собственном воспоминании известное количество возможных применений, возможных случаев; без этого понимание не будет возможно» [511]. Чем больше опыт читателя, тем больше он может понять в произведении. Поэтому не может не быть различий в понимании одного и того же произведения ребенком и взрослым человеком.

Но самое главное – не в объеме, а в созвучности душевного опыта читателя опыту автора (в наличии хотя бы частичного совпадения, сходства или «переклички» выраженных в произведении мыслей и чувств с духовным миром читателя).

Здесь есть смысл привести одно из принципиальных положений Потебни: «Du gleichst dem Geist, den du begreifst», – говорит Дух земли Фаусту, то есть если ты способен понимать другого, ты до некоторой степени ему равен. Если слово, звук будит в тебе мысль, то, стало быть, эта мысль в тебе находилась в другом виде, неорганизованная, некристаллизованная, но никто тебе ее не дал… Личность поэта, те процессы, которые совершаются в его душе.. суть, в сущности, процессы нашей души, души тех, которые понимают и пользуются поэтическим произведением. Личность поэта исключительна лишь потому, что в ней в большей сосредоточенности находятся те элементы, которые находятся и в понимающем его произведения» [544]. И если нет этого «общего», нет хотя бы их «созвучия» – не будет и понимания.

2) А1 не равен а

В итоге восприятия а (образ, поэтическое представление, созданное автором), не равен а₁ (образу-представлению, возникшему в сознании читателя при чтении произведения, поскольку он соотносит его не с авторским (А), но со своим душевным опытом – А₁). Потебня говорил, что по отношению к конкретным единичным (авторским или читательским) представлениям поэтический образ (в силу типизирующей функции внутренней формы, функции «сгущения мысли», о которой речь шла выше, в 1 главе) подобен алгебраическому знаку сравнительно с арифметическими величинами [520]. Каждый волен подставить вместо алгебраического знака свои конкретные величины и получить свое арифметическое решение.

3) Х не равен х1

Х (вопрос, волнующий писателя и полученный им в результате создания образа а ответ на него, – т.е. х как содержание, идея произведения) не равен х₁ (пониманию содержания, идеи произведения читателем). Причем такое неравенство не обязательно должно быть в пользу автора, писателя. Потебня сформулировал эту мысль в книге «Мысль и язык» в весьма резкой и категоричной форме: «Слушающий может гораздо лучше говорящего понимать, что скрыто за словом, и читатель может лучше самого поэта постигать идею его произведения» [181].

Конечно, это только «может быть», но не обязательно бывает. Бывает, что критики (а они тоже читатели) понимают произведение глубже автора (примеров из критики Х1Х века тут можно привести немало). Обязательным условием понимания должно быть наличие общности, созвучности того, что говорит поэт, тому, что есть в душе читателя. А мера понимания может быть разной, в том числе и превосходящей то, что понимал под образом (хотел им выразить) автор. Читатель может находить прелесть художественного произведения в том, что обнаруживает в нем нечто знакомое («да, это точно так», «это я видел, пережил», «это бывает»), или же в том, что, имея определенную основу для понимания произведения в своем опыте, он этот опыт благодаря чтению художественного произведения умножает, обогащает, совершенствует.

Здесь тоже могут существовать разные степени понимания, познания нового. Крайний случай (так сказать, «верхний» предел) – тот, о котором Потебня пишет, цитируя Гете: «Мы, в сущности, учимся только из тех книг, о которых не в состоянии судить. Автору книги, судить о которой мы можем, следовало бы учиться у нас» [315]. Еще один крайний случай (но это уже, так сказать, поэтический «беспредел») – когда читатель вообще не в состоянии что-либо понять в произведении: оно для него мертво, как текст, написанный на чужом языке или на языке «заумном», подобно футуристическому: «дыр бул щыл …»

Общая формула поэзии (х > а) распространяется А.Потебней в гносеологическом аспекте не только на процесс создания художественного произведения, т.е. на взаимодействие создаваемого и созданного образа (а) с сознанием художника, но и на процесс понимания произведения, т.е. на сферу контакта созданного художником образа а с сознанием читателя. «Искусство,– писал он,– есть язык художника, и как посредством слова нельзя передать другому своей мысли, а можно только пробудить в нем его собственную, так нельзя ее сообщить и в произведении искусства; поэтому содержание этого последнего (когда оно окончено) развивается уже не в художнике, а в понимающих» [181]. «Сущность, сила произведения не в том, что разумел под ним автор, а в том, как оно действует на читателя или зрителя, следовательно, в неисчерпаемо возможном его содержании» [181].

То есть содержание произведения – не есть нечто застывшее, неподвижное. Оно меняется при каждом новом восприятии. Это относится не только к индивидуальному сознанию. «Иное» и «большее» видит в подлинно художественном произведении каждое новое поколение читателей, каждая новая эпоха его «другой жизни» после создания художником. В сознании читателей, в дальнейшей своей жизни, до тех пор, пока произведение читается, его содержание способно «прирастать» смыслами.

Так что идея жизни произведения в «большом времени», приписываемая чаще всего Бахтину, имеет своим истоком теоретическую поэтику Потебни, который формулировал мысль о «возможности обобщения и углубления идеи, которую можно назвать самостоятельной жизнью художественного произведения» [182] как вывод из своего анализа структуры слова и поэтического произведения, как закономерное следствие выведенной им и предложенной филологической науке «общей формулы поэзии»: х > а.

«Поэтический образ каждый раз, когда воспринимается и оживляется понимающим, говорит ему нечто иное и большее, чем в нем непосредственно заключено» [341]. Так что в восприятии произведение каждый раз как бы рождается заново. Поэтому Потебня и считал восприятие художественного произведения его вторичным созданием.